«Художник сегодня – это сплошной самообман»

Посмотрите, во что превратились госархивы, музеи, киностудии – и вы поймёте, чего стоит вся наша грантоедская культура

Теги матеріалу: гетто, живопис, змі, лібералізм, опортунізм, пам`ять, постать, солідарність, срср-ex, україна, фото

23.01.2020

Интервью с Станиславом Силантьевым, соучредителем кураторской платформы «Первый пролетарский заповедник им Жана Жореса», было подготовлено для украинского культурологического портала. Однако, критика по адресу околокультурного сообщества испугало его редакцию, и она отказалась от публикации этого материала.

«Увы, не могу себя изменить и опубликовать то, с чем я сама не согласна» – написала художнику журналистка, демонстрируя классические стандарты украинской самоцензуры.

Такая реакция не случайна. Станислав Силантьев дает яркую характеристику украинского современного искусства – коммерциализированной и бесплодной в творческом смысле среды, которая продуцирует архаические и реакционные штампы, в обмен на подачки спонсоров и билеты на европейские биеннале. И распродает под застройку остатки демонизированного наследия советской эпохи.

Представители этого сообщества увидели себя в интервью Силантьева – и эта картина очень им не понравилась. Тем интереснее предложить этот текст вниманию читателей LIVA, без цензурных купюр и правок.

Станислав Силантьев на открытии выставки «Львов:Союзники» в Национальном художественном музее Украины

– Хочу начать с вашего интервью для подкаста «Культура всего», где вы сказали о том, что художников нет. Кто тогда есть, по вашему мнению, и куда вы вписываете в этот контекст того же Юрия Болсу, продвижением которого занимаетесь?

– Тезис об отсутствии художников – это современная форма моего личного восприятия сегодняшних реалий, включая реалии персонажей, с завышенным чувством собственной важности, комплексом хронического блогера, обострённым симптомом политического сопереживания, нереализованными амбициями, взращёнными на местечково-локальном эгоизме, элитаризме и дистанцировании от реальной жизни.

Художников нет, но их нет как Бога у Ницше. Их нет, потому что нет больше почвы, на которой этот художник мог бы взойти на свой демиургический пьедестал. Также, нет больше художника как представителя общества, ибо общество – это культурный договор, а художник сегодня – наглец и мерзавец. Такие не договариваются, такие идут и хватают за что только можно. Униженный, просящий подаяний, вечно голодный невротик, обслуживающий одномоментно корпоративные интересы разного рода предпринимателей, грантоосвоителей, либо отдельных лиц, снующий из точки «А» в точку «Б». Несчастный человек с «гениальными идеями» и своим «индивидуальным художественным языком». Художник сегодня – это больше не субъект, во всех смыслах слова. Клоун на службе у разного рода дрессировщиков и циркачей. Чем отличается дрессированный слон от современного художника? Жизнь первого ограничивается ареной цирка, второго – ареной собственного тщеславия и самоуверенности. Насколько ты наглый и самоуверенный эгоист – настолько ты и художник сегодня.

Мой опыт сотрудничества с PinchukArtCentrе лишь подтверждает мои слова. После двух бокалов опрокинутого шампанского на голодный желудок я оказался в шумной компании на одной из киевских квартир. Когда я увидел одного когда-то молодого – а сегодня уже и не очень – «свободного» художника на коленках у одного «независимого куратора» (или «кураторки») с поглаживанием по волосикам и всеми этими «сюси-пуси», меня чуть не стошнило. Все эти премии-шремии, институции-шримистуции, всё заканчиваются в кругу 10-15 маргиналов, которые знают, что такое образ, что такое подача, что такое жизнь и через какой из объективов стоит её лицезреть.

Еще один момент. Представьте на минуточку, что гонорар куратора за экскурсию по выставке на целых два этажа, за лекцию или формирование программы неких «культурных мероприятий» составляет 300 гривен. Когда я спросил у одного из сотрудников: «Что это?». Мне ответили: «Ну, знаешь, а ведь можно ещё 400 гривен добавить и купить новые босоножки». С тех пор я считываю материальный мир в эквиваленте босоножек.

Расскажу другую историю из реальной жизни. Один из директоров одного из культурных госпредприятий обращается к своим подчинённым и говорит: «Ну знаєте дівчата, зарплата 3000 грн в місяць – це може і не багато, але якщо задуматись в рік це аж 36000 грн». Короче, в этом вся наша жизнь и вся наша культура. Психология бедности, экономии, отсутствия возможностей, рождает человеческие пороки. Когда ты художник, и для тебя главное главное не люди, а босоножки, идеи, сентенции, интенции, бедные зверушки сгоревшие в жарких лесах и саваннах, погибающие песцы на меховых фабриках, легализированный медицинский канабис и засилье целлофановых кульков вместо бумажных – ты настоящий что-то там...

Все это не та жизнь, которую мне хотелось бы прожить. Если ты не можешь сказать правду себе – это, пожалуй хуже «правды» для других. Самообман – что может быть хуже? А художник сегодня – это сплошной самообман.

Юрий Болса. «Пополнение сил». Картина из коллекции Станислава Силантьева

– По-вашему это и есть главные проблемы художественной среды в Украине?

– Нет никакой художественной среды. Среда – это баланс и определённые обстоятельства. А у нас – пара блогеров, негодяев и пара-тройка несчастных людей. «Весёлый апокалипсис» с мафиозной риторикой: наш/ваш, ваш/наш. Чем занимается сегодняшний «представитель художественной среды»? Рыскает в поисках ресурса, и за этот ресурс готов жертвовать всеми человеческими доблестями, которые могли бы в ином случае составить неплохой портрет – как человека, так и современной эпохи. Каждый художник сегодня – нереализованный фюрер, а не фюрер, который нереализованный художник.

О других представителях так называемой культурной общественности, особенно тех, которые пребывают на ответственных должностях, говорить также не приходится. Самозванцы – это, пожалуй, лучшее определение, которое я мог бы здесь подобрать. Лжеспециалисты, грош цена которым везде, утверждают себя лишь в тесном кругу своих по собачьему преданных подчиненных.

– Почему вы занимаетесь Юрием Болсой и занимались Леонидом Войцеховым?

– У Юры интересная биография. Биография-драма. А когда есть драма, тогда есть и художник. Таких как Юра в Украине сегодня больше нет. А Войцеховым… Я не то чтобы им занимался. Скажем, интересовался его биографией, к тому же он мне был симпатичен, как человек. Потому в один из моментов его жизни, посчитал нужным помочь ему.

К слову, представьте: один из виднейших художников страны приезжает в Киев из Одессы на закате своей жизни и взывает о помощи, говорит, нет жилья, хочет быть нужным художником – а он никому не нужен. Чтобы помочь Войцехову, я общался с некоторыми бизнесменами. они конечно же выслушали, и конечно же пообещали помочь, ну и конечно же не «помогли». «Я спросил у ясеня, где моя любимая?! Ясень не ответил мне, качая головой». Сегодня одна из лучших работ Лёни заняла место в достойной коллекции, поздравляю этого человека.

– Работы Войцехова – хорошая инвестиция?

– Инвестиции измеряются ликвидностью и спросом. А инвестиции в работы Войцехова ни тем, ни другим сегодня не измеряются. Но я считаю это хорошим знаком. Если в безнравственном обществе что-то ничем не измеряется, обязательно нужно брать.

На открытии выставки «Красная книга» в PinchukArtCentre

– Почему так происходит?

– Потому что человек обнищал за последние десятилетия. Не кошельком конечно. Покажите одного идейного человека, неважно в какой сфере. Идейные у нас только бизнесмены. Деньги и только деньги. И вообще, центральная идея сегодняшней «худпромышленности» – это издевательство над человеком. Вы когда-нибудь эстетизировали человеческие проблемы, да так, чтобы это доходило до фанатичного фетишизма? Художник сегодня, почему-то претендует на место глашатая правды, однако он не глашатай, а жертва общественного упадка. А у нас, с позволения сказать — это более чем заметно.

– Вернёмся тогда к Юре Болсе. Вы сказали, что у него интересная биография.

– У каждого из нас интересная биография. В случае Болсы мы имеем раздвоение личности на фоне раздвоения истории родного и когда-то одного из известнейших городов Советской Украины, города шахтёров – Червонограда. Расположенный во Львовской области Червоноград – это город образцового социалистического будущего, как Припять и Славутич в Киевской области. Он был построен почти с нуля, сродни городам, появившимся по велению императоров и царей. Город Юры появился по велению больших перемен ушедшей эпохи, он являлся апофеозом человеческого труда и доблести, титанизма и серьёзных намерений. Сегодня это лишь одна большая руина – как и все остальные города Украины. А в руине художнику работается и исстрадается лучше тёплой киевской квартиры или мастерской. Юра одинок, а одиночество красит человека.

– Юра – художник?

– Юра – это в первую очередь человеческие качества, а потом смысл и форма, потому и художник.

– Кто, по вашему мнению талантлив?

– Я не верю в талант. Талант – это штамп. Кто-то талантлив, а кто-то нет – чепуха. Кто-то просто больше самонадеянный, а кто-то меньше. Одни прячут одиночество за ширмой «искусства», другие довольствуются кругом близких и друзей. Талант, знаете – элитаристский сепаратор, где одним взмахом руки можно поделить человеческую природу на сорты мяса, и подвиды сыра.

– А Мирослав Ягода – художник?

– Мирослав Ягода не просто художник, а последний из могикан. Можно сказать – это явление, которому ещё предстоит сформировать должную оценку. Ягода – это драма в дистиллированном виде. Не «Паркомунами» с калипсолом единым, знаете.

– Вы с ним близко общались?

– Не знаю, чем и как определить уровень близости в человеческих отношениях. Да, общался на протяжении нескольких лет.

– Вернемся к вашему интервью, в котором вы упоминаете об артефактах. Расскажите больше о вашей коллекции.

– Коллекция – это громко сказано. Я, все же, занимаюсь покупками и продажами предметов искусства, а в слове «коллекционирование» присутствует оскал вечности и статичности. Сейчас у меня шесть хороших работ Войцехова, лучшая подборка в Украине львовского художника Юрия Щербатенко, потрясающий ранний Вадим Богданов – одна из лучших его работ 1960-х на тему «Человек и космос», более двух десятков эскизов советских мозаик и настенных росписей, среди которых работы харьковчан Рыбальченко, Любимского, одесситов Рахманина, Филипенко, подборка интересных работ Василия Ермилова 1960-х годов. Одна из самых больших коллекций офортов Игоря Подольчака тоже у меня. Свыше 300 фотографий львовян Французова, Левина и Иутина. Более сотни работ Юрия Болсы – и не только.

М. Рыбальченко и А. Любимский. Эскиз витража Дворца культуры горняков. 1966 г. Из коллекции Станислава Силантьева

– Мне кажется, с советским наследием очень хорошо работает Евгения Моляр. Это идеальный пример переосмысления.

– Вдумайтесь в сочетание этих двух слов: «идеальное переосмысление». Начнём с того, что идеал – это что-то, что не связано с человеком. Ну, а мысль, как и производное от этого слова «переосмысление» – это уже индивидуальная ответственность каждого. Я, конечно же, знаком с Евгенией, и очень ценю её человеческие качества, но, все же, призываю оставить, или хотя бы «переосмыслить» уровень толерантности десятка киевских маргиналов, которые решили, что их сиюминутные амбиции важнее и дороже уклада жизни местного населения села Кмытова – в частности директора музея.

Недавно, я посещал свою историческую родину – Черновцы. В гостях, на кухне, у одного, очень уважаемого мною, художника, из уст другого товарища, с которым у меня завязалась небольшая дискуссия, в адрес некоторых людей, которые не принадлежат к списку симпатиков советского искусства (к слову, я именно его симпатик) было озвучено такой эпитет как «быдло». Друзья, хотелось бы раз и навсегда высказаться по этому поводу. Когда носители культурных ценностей, великие мыслители и «переосмыслители» советского прошлого или ребята «из нашего двора», или же глашатаи толерантных подходов начинают рьяно идентифицировать и обзываться такими некрасивыми словами, с последующей трансформацией всего этого в профессиональный интерес – это недостойно не только художника и мыслителя, это недостойно человека.

Ни одна мозаика не может быть предметом такого нелепого пронацистского деления как «быдло» – «не быдло». И давайте вместо переосмысления советского, переосмыслим не-советское прошлое последних нескольких десятков лет. Уверяю, в человеческом и моральном смысле мы серьёзно отстали от наших предков.

Юрий Щербатенко. «Поздний ужин». 1970 г. Картина из коллекции Станислава Силантьева

– Вы себя коллекционером не называете, насколько я понимаю?

– Называть и именовать себя можно как угодно. Жизнь от этого сильно не поменяется. Я был художником, но не считаю себя художником, я был куратором, но не считаю себя куратором. В этом обществе мне не сильно хочется профессионально идентифицировать себя с определённой средой. Иначе это «профессиональное», как у нас заведено, всегда и везде переходит в «личное». А где превалирует личное, там нет никакого смысла говорить о профессиональном. Что такое «профессионал» в культурном мире? Это скорее умение держать дистанцию. А держать дистанцию в нашем «селе» умеют лишь единицы.

– Я знаю, что вы работали в Довженко-Центре. Расскажите об этом периоде и почему он закончился.

– Не хочется много об этом говорить. Любой из нас, кто приобретает даже самую небольшую власть, часто заболевает манией величия, начинает стучать кулачком по столику, монополизировать как идеи, так и бюджетные деньги. А потом ещё и вытирать ноги о людей, которые слепили из этого персонажа Наполеона.

Центр Довженко после появления там новых просоросовских «антикризисных менеджеров» превратился в вотчину одного человека, с последующим использованием ресурса этой организации в своих личных целях. Этот директор – может мое самое большое разочарование в людях. Я не думал, что способный, уверенный в будущем человек, разглагольствующий на каждом углу о принципах, в один момент хладнокровно продаст Госкиноархив под застройку очередного Жилищного комплекса – в обмен на пятилетний контракт. А перед этим, конечно же, были подготовительные работы. Увольнение старожилов предприятия – этих самых ненавистных нам сегодня «совков», которые так мешают жить и выступали против исчезновения предприятия – их последней надежды. Знаете, в этом случае все как с советскими мозаиками. Я считаю, что предприятия – в частности те, которые возведены ресурсом и силами многих людей, должны принадлежать людям и работать во благо этих людей, а не во благо отдельных негодяев.

Станислав Силантьев и Галина Хорунжая – соучередители кураторской платформы «Первый пролетарский заповедник им. Жана Жореса»

– Расскажите о своём дуэте с Галей Хорунжей. Вы называетесь «Первый пролетарский заповедник им. Жана Жореса».

– Первый пролетарский заповедник им. Жана Жореса – это культурная платформа, созданная нами в 2015 году. Наше профнаправление – история и искусство Западной Украины 1960-1990-х годов. За период с 2015 года мы успели организовать три крупных выставки: «Львов: Союзники» в Национальном художественном музее, «Красная книга» в PinchukArCentr и «Мирослав Ягода. Чи я тут, чи там?» во Львовской картинной галерее. Сейчас готовим книгу «Ленин во Львове», которая, вскоре, выйдет в одном из киевских издательств. Кстати, мы, наверное, единственные в Украине, кто не подавался ни разу на гранты Украинского культурного фонда и Украинского института.

– Почему?

– Потому что это организации для отмывания денег. А мы не принимаем участие в развале и дерибане собственной страны. Мы знаем, как и кем создавались эти организации, какими мотивами руководствуются. Знаете, какие сегодня самые популярные рейдерские методы? Открыть на госпредприятии «оупэн-спэйс» и «шоу-рум», «коворкинг» или «хаб», уволить неугодных и старомодных «совков», а землю отдать «хорошему дяде» под застройку модного и современного торгового центра и ЖК. Посмотрите сегодня, во что превратились госархивы, музеи, киностудии и вы поймёте, чего стоит вся наша грантоедская культура.

– Какие у вас планы и цели?

– Во-первых, перестать быть художником, куратором и культурным деятелем. Во-вторых, проводить больше времени с близкими мне людьми. Ну и, конечно же, очень хотелось поехать на экскурсию на Ямал, посмотреть настоящих оленеводов.

Беседовала Наташа Калитко

Читайте по теме:

Авдей Тер-Оганьян. «Запретов в искусстве больше, чем в советское время»

Станіслав Сілантьєв. «Цензура, як бачите, нікуди не зникала»

Анатолий Ульянов. «Мода на левое искусство – следствие кризиса»

Дмитрий Гутов. Маркс ошибся только в сроках

Андрій Сігунцов, Назар Шешуряк. «Зігафолк» і сором дивитись у дзеркало

Илья Кормильцев. «Будут страшные потрясения. Невиданные мятежи»

Сергей Жадан. «Почну писати роман про проблеми робітничого класу»

Сергей Летов. «Я стараюсь сохранить возможность диалога»

Зоя Черкасская-Ннади. Кто боится соцреализма?

Псой Короленко. «Кризис повлиял на культуру»