Релокация – вчера и сегодня

За последние месяцы сотни тысяч людей покинули территорию Российской Федерации опасаясь политический преследований или страшась мобилизации. К удивлению и разочарованию многих беженцев, наиболее враждебный прием они встретили в странах Европы, которые, казалось бы, должны были встретить беглецов с распростёртыми объятиями.

Решение заблокировать банковские переводы между Россией и внешним миром лишили многих беглецов источников к существованию. В некоторых случаях были блокированы банковские счета, открытые эмигрантами в Европе – только на основании того, что речь идет о средствах, принадлежавших лицам российского происхождения.

Заявление об уклонении от военной службы обычно не воспринимается европейскими властями как достаточный повод для предоставления политического убежища. В некоторых случаях от новоприбывших требовали унизительных демонстраций лояльности и публичного отречения от своей бывшей родины.

Иногда ситуация оборачивается форменным фарсом – например, изгнание из Латвии пропагандистского телеканала «Дождь» или шельмование прибывшей в Эстонию израильской писательницы Линор Горалик, чей русский язык оскорбил местных про-киевских активистов.

А Виктора Шендеровича, заслуженного ветерана борьбы с режимом, облили красной жидкостью – за то, что признал существование украинских ультраправых.

Многие люди, искренне верующие в «западные демократические ценности», бывают шокированы, тем что политические элиты Америки и Европы видят в них не единомышленников, а подозрительных туземцев из враждебной страны.

Но вопреки официальной демагогии, Запад никогда не разделял противостоящие ему режимы и проживающие в этих странах народы. Апофеозом этого подхода стало знаменитое интервью государственного секретаря США Мадлен Олбрайт, которая назвала смерть полмиллиона иракских детей в результате американских санкций приемлемой ценой за свержение Саддама Хусейна.

В соответствии с этим принципом коллективной ответственности, главной целью давления со стороны США и Евросоюза стали не представители российских верхов, а культурные, человеческие и экономические связи между простыми людьми.

«Культурная толерантность» западных стран, которую так любили высмеивать российские консерваторы, оказалась фикцией и обернулась гонениями в духе старого доброго маккартизма.

Конечно, в подобном отношении нет ничего нового. Например, после октября 1917 года понятия «русские» и «большевики» стали для жителей Запада синонимами, и многие российские беженцы заплатили за это своими жизнями.

Сотни людей, бежавших из революционного Петрограда, были убиты 29-30 апреля 1918 года белофинскими войсками, «освободившими» город Выборг.

Эта самая массовая резня в истории Финляндии имела важное идеологическое значение. Маннергейм и его приближенные хотели показать, что их страна воюет не со своими гражданами, а с «русскими оккупантами». Сам факт того, что в Финляндии шла гражданская война, отрицался официальной финской историографией вплоть до 1960-х годов, а иногда его пытаются отрицать и сегодня.

Судьбы людей, которые пытались найти убежище на Западе, дают бесчисленные примеры сочетания бесконечной наивности эмигрантов, а также жестокой подозрительности и цинизма «демократической» власти.

Историк Алексей Волынец приводит рассказ генерала Федора Рерберга, повествующий о судьбе белоэмигрантов в Египте:

«Люди, говорившие по-английски, «ходили» к англичанам и, приходя от них, рассказывали нам, что по окончании срока карантина все мы будем перевезены в Каир и его окрестности, где для нас будут наняты виллы, на которых совсем не будет жарко; семейным будут предоставлены отдельные домики, а холостые будут размещены по несколько человек в каждой вилле, в качестве поваров и прислуги будут наняты арабы.

Началась суета, все хотели попасть в первый поезд, так как боялись, что первая партия расхватает себе лучшие виллы, а вторая партия должна будет довольствоваться тем, что останется.

На следующее утро счастливцы и счастливицы, с сундуками и чемоданами, пропускаемые по списку представителями нашими и английскими через карантинные ворота, шли гуськом занимать места в поданном под самый карантин поезде. Поезд был вполне шикарный, состоял из вагонов первого класса, что еще раз нас убедило, что мы – «гости английского короля» и едем на приятную жизнь на виллах.

В пути гостеприимный король угостил нас чаем с печеньем, которые английские солдаты разносили по вагонам. Мы любовались видами Египта и, пролетая мимо дач и имений богатых людей, старались догадаться, не таковы ли будут дачи, приготовленные для нас гостеприимными хозяевами. Уже сегодня многие из наших милых дам рассчитывали пить вечером чай на террасе своей виллы».

Однако вскоре наблюдательный генерал заметил, что везут куда-то не туда. Каир проехали, а в Синайской пустыне ожидать вилл как-то странно.

Как пишет Рерберг: «Я рассказал спутникам свои сомнения в расположении нас на дачах. «Ну, вечно вы что-нибудь выдумаете неприятное!», – отвечали мои спутники и спутницы».

Когда доехали до станции посреди пустыни, кто-то пошутил, что вот тут то и будут виллы с прислугой. «Но, конечно, никто не поверил такому очевидному абсурду», – не без сарказма вспоминает Рерберг.

Но вот британским солдатам поверить пришлось. Никому не нужных беженцев, естественно, разместили не на индивидуальных виллах, а в солдатских палатках.

Бывший генерал Рерберг позднее описывал те минуты с явным злорадством по отношению к наивным людям с хорошими лицами:

«Трудно описать то отчаяние, которое отпечаталось на всех лицах наших беженцев, когда они увидели то место, куда нас забросила судьба! Кое-где слышались дамские всхлипывания и мужские задавленные голоса, которые спрашивали: «Как, неужели вот тут, вот в этом кампе (лагере) мы должны жить?».

В двух местах послышались истерики, у многих на глазах были слезы. Все мечтания о виллах, о вкусном чае на веранде со сказочным видом, все сразу рухнуло, перед нами была ужасная действительность: жить в пустыне, в Африке, летом, в солдатских палатках, окруженными колючей проволокой и часовыми и, вместо чая и прохладительных напитков на живописных верандах, глотать собственные слезы.

Несколько дам, сквозь слезы, требовали уже посылки телеграммы английскому королю, угрожая в случае отказа наложить на себя руки! Картина была в высшей степени драматическая».

Куда более трагично сложилась судьба беженцев из нацистской Германии, которые к началу Второй мировой войны оказались на территории Великобритании.

Надо сказать, что таких было немного – ведь вплоть до 1940-го Англия и Третий Рейх были, по сути, дела союзниками. Лондон с большим удовольствием выдворял обратно в Германию беженцев – прежде всего, конечно, евреев – на расправу гестапо. Такое случалось и в других демократических европейских странах. Достаточно почитать незаслуженно забытые в наше время произведения Фейхтвангера и Ремарка. 

С началом Второй мировой войны все немецкие поданные, проживающие на британских островах, были объявлены подозрительными элементами и потенциальными немецкими шпионами. Хотя большинство политических эмигрантов являлись убежденными антифашистами, среди которых было немало евреев.

Член британского парламента Генри Бертон задавался вопросом: «не лучше ли интернировать всех беженцев, а потом разбираться, кто из них хороший, а кто плохой?». Эту идею подхватил и реализовал премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, который еще со времен англо-бурской войны считал концлагеря лучшем способом решения подобных проблем.

В мае 1940 года начались массовые аресты беженцев-антифашистов. Репрессии осуществляли без учета социального статуса или образовательного уровня релокантов. Были арестованы десятки ученных, профессоров, деятелей культуры – хотя многие из них работали на британскую оборонную промышленность или на английскую пропаганду.

Задержанных доставили в лагеря, которые устраивались на месте старых заброшенных предприятий или складов. Порой на 2000 человек приходилось всего по нескольку водопроводных кранов, а спать приходилось на полу. По прибытию английские солдаты отбирали у людей все ценности – кольца, деньги, часы и даже лекарства. Некоторые заключенные, даже бывшие беглецы из немецких концлагерей, оказавшись в английских лагерях, кончали жизнь самоубийством.

Бедственное положение германских беженцев больше всего порадовало Адольфа Гитлера, который со смехом комментировал эти новости: «враги Германии теперь стали и врагами Британии. Где же эти демократические свободы, которыми так любят хвастаться англичане?».

Конечно, современные релоканты заметно отличаются от немецких антифашистов тридцатых годов. Многие из них выступают против войны только на словах.

«Жаль что я слишком старый, чтобы меня призвали: я бы пошел арабов мочить! Я их так ненавижу, что убивал бы на месте!», – заявил один из российских антивоенных активистов, бежавший в мирный Израиль.

Впрочем, не сомневаюсь – большинство релокантов это честные люди, которым стоит посоветовать держаться подальше от западных «демократий». Потому что там их могут в любой момент могут лишить свободы, личной собственности, и даже принудят к участию в боевых действиях – если война затянется и расширится.

Артем Кирпиченок

Читайте по теме:

Бранко Марцетич. Состояние украинской демократии непрочно

Юрий Глушаков. Мокрый сахар и хороший капитализм

Илья Деревянко. Бароны европейской демократии

Дмитрий Штраус. НАТО и нацисты: скандал в Канаде

Оскар Лафонтен. «США не хотят, чтобы наступил мир»

Сюзанна Витт-Шталь. В гостях у друзей

Анна Смоленская. Хватит кормить дракона!

Йэн Кинкейд. Джингоизм против забастовки

Юрий Глушаков. Уроки казахского

Артем Кирпиченок. Сражаться, как Маргарет Тэтчер!

Сергей Соловьев. Борьба против НАТО обязательна для левых