Нойенгамме: рабство ради бизнеса и войны

«Стойте здесь молча, но не молчите когда выйдете отсюда» – гласит надпись на мемориале в школе Булленгузер Дамм, расположенной на юго-востоке Гамбурга. 20 апреля 1945 года, за девятнадцать дней до окончания войны, нацисты убили здесь 20 детей и 24 советских пленных. Самому маленькому ребенку было шесть лет, самому старшему – двенадцать. На этих детях проводили медицинские эксперименты в расположенном в нескольких километрах концлагере Нойенгамме. И убивая их, нацисты уничтожали улики своих преступлений.

Нойенгамме

Осенью 1938 года принадлежавшая СС компания «Немецкие земельные и каменные работы» купила заброшенный кирпичный завод и расположенную вокруг нее землю. Уже в декабре сюда прибыла первая сотня заключенных из лагеря Заксенхаузен. А охрану для нового лагеря привезли из Бухенвальда.

«Лагерь был основан как часть плана использовать всех бездельников в наших концлагерях для работы», –  пишет Освальд Пол, начальник администрации СС сенатору Гамбурга. Речь идет о заключённых немцах – война еще не началась, и в лагерь помещали неблагонадежных в политическом плане лиц.

Через три месяца после начал войны было принято решение о расширении концлагеря. Уже в апреле 1940 город Гамбург заключает контракт с фирмой «Немецкие земельные и каменные работы», выделяя ей кредит в 1 миллион рейхсмарок. Кроме того, город обязуется построить железнодорожную ветку и водный канал. Со своей стороны, СС обещает бесплатно предоставить заключенных и охрану.

– Концлагерь в Гамбурге? – удивляются сейчас местные жители.

Да. Концлагерь через который прошло 100 тысяч человек, из которых погибло от 42 до 55 тысяч погибли – в основном, в последние дни войны. В апреле 1945 во время «эвакуации» лагеря только в одном эпизоде здесь было убито 7 тысяч человек.

Важно понимать что, эти ужасные цифры характеризуют не лагерь смерти как Треблинка или Дахау, а «обычный» трудовой лагерь  в глубоком тылу.

– Тут не было бомбежек, не было войны, не было разрушений, – объясняет нам товарищ Хельмут. – Яблоневые сады и фермы вокруг – что до, что после войны.

Хельмут намекает на то, что не замечать существования лагеря было очень просто. Точно так же, как сейчас очень удобно не знать о его существовании.

Экономика

Рыночная экономика гармонично вписала в себя античеловеческие преступления нацистов. Лагерь Нойенгамме по сути являлся консорциумом принадлежавших СС коммерческих компаний и аффилированных с ними бизнесов.

Основным «концессионером» можно считать ДАВ (Deutsche Ausrüstungswerke (DAW) – принадлежащую СС компанию «Немецкое оборудование». ДАВ поставляла немецкой армии обмундирование, занималась инженерными работами и выполняла многие другие государственные заказы по военной части. Для выполнения подрядов использовался рабский труд пленных – в том числе и в лагерях смерти. ДАВ имела фактическую монополию на использование миллионов рабов – как военнопленных, так и угнанных в Германию гражданских лиц, а также, арестованных немцев.

Узников активно перемещали между лагерями в соответствии с «производственными нуждами». Нойенгамме имел развитую сеть филиалов – как в самом Гамбурге, так и в соседних городах.

– Вот это здание – бункер, – показывает товарищ Хельмут на неприметный дом в центре Альтоны. – Я живу тут совсем рядом, но не знал, что оно до сих пор сохранилось.

Бункер – это либо барак, либо лагерная тюрьма. В данном случае – часть одного из филиалов Нойенгамме.

Филиалы лагеря могли насчитывать от десятка до сотен заключённых. Как правило, такие филиалы располагались на территории заводов – с конца 1941 года СС поставляло рабов промышленным предприятиям и предоставляло для них охрану. Среди всемирно известных компаний, которые использовали таким образом рабский труд, были оружейные мастерские «Вальтер», мировой лидер судостроения Blohm and Voss и аккумуляторный концерн, который известен сегодня как Varta.

Часто на этих предприятиях были более сносные условия жизни, чем в самом Нойенгамме. Из-за безумных зверств эсэсовцев некоторые директора требовали не допускать их в мастерские. Однако, рабочие жили в бараках и работали по 10-12 часов – без выходных или с одним выходным днем. Общение с гражданским персоналом было запрещено, а мелкие «проступки» наказывали дополнительными работами и лишениями пайка. За более серьёзные нарушения руководство заводов обращалось с жалобой в СС, после чего работник редко оставался в живых.

Коммерческое предприятие концлагеря давало мощную подпитку местному малому бизнесу. Даже в 1945 году эсэсовцы в избытке получали качественные продукты питания и все необходимые товары. Им также выплачивали очень приличное жалование. Булочные, фермы и пивоварни в округе Нойенгамме были завалены заказами из концлагеря – так, согласно документам, одна лишь частная пивоварня в марте 1945 года поставила для столовой СС Нойенгамме более 6000 литров пива.

Основной производственной единицей самого Нойенгамме был кирпичный завод и прилегающий к нему глиняный карьер. У нацистов существовал план развития Гамбурга, и Нойенгамме должен был стать поставщиком кирпича для масштабного строительства города.

Среди заключенных было множество талантливых и образованных людей – ученых, инженеров, музыкантов и художников. Так в лагере действовал оркестр, а некоторых квалифицированных инженеров направляли на заводы по производству часов, дистанционных взрывателей для снарядов, высокоточных компасов для ракет Фау-2. Некоторые пережившие лагерь художники изобразили пережитое ими в картинах. Документы описывают случай, когда эсэсовский врач-стоматолог в годы войны неожиданно защитил очень приличную диссертацию по гастроэнтерологии. Впоследствии оказалось, что в это же время – вот совпадение – в лагере находился польский профессор-гастроэнтеролог.

По состоянию на лето 1944 года 7,4 миллиона иностранцев, включая военнопленных, насильно принуждали к труду на территории Рейха – причем, военнопленных было гораздо меньше, чем угнанных в рабство гражданских лиц. В одном только Гамбурге с 1938 по 1945 года насчитывалось более тысячи трудовых лагерей.

Немецкая пропаганда трубила о радостях труда, достойной оплате и высоких социальных стандартах для заключенных. Однако половина узников Нойенгамме не пережила «социальных благ» СС. Зато они создали своим трудом колоссальные блага для бизнеса и чиновников. Союз национального капитала, ультраправых и милитаристов взаимно наживался на рабском труде. Промышленники получили заказы и рабочую силу, ультраправые – власть, военные – вооружения и войну.

Современная пропаганда – в духе популярных документальных фильмов – преподносит историю нацистской Германии таким образом, будто капитал, фашисты и армия не были тесно связаны между собой, представляя Рейх капиталистическим раем с высокоразвитой промышленностью, наукой и техникой – где все было хорошо, кроме кучки нацистов. Нойенгамме не оставляет от этого мифа камня на камне – правда состоит в том, что без нацистских репрессий и рабского труда их жертв не было бы ни «экономического чуда», ни  «непобедимого» вермахта.

Смерть

Однако, не стоит думать, что концлагеря Германии всего лишь являлись предприятиями чрезмерной эксплуатации, с «перегибами на местах». Люди в лагерях были рабами. Их могли убивать ради развлечения, они умирали от отравлений свинцом на аккумуляторных заводах, гибли в карьерах и на строительстве противотанковых рвов. Они замерзали и умирали от голода и истощения, не получая зимней одежды, обуви и достаточного питания – не из-за нехватки средств на содержание заключенных, а из-за продиктованного расизмом скотского отношения к «недолюдям». На них поводили опыты – в частности в Нойенгамме людей – сначала взрослых, а потом и детей – умышленно заражали с этой целью туберкулезом. Каждый день, возвращаясь с глиняного карьера, заключённые везли обратно в тачках мёртвых или умирающих товарищей.

Об оказании медицинской помощи нечего было и говорить. На тысячи заключённых было всего 60 коек, а попасть в лазарет было практически невозможно. В начала работы лагеря заключённым врачам не разрешалось оказывать помощь своим товарищам, а врачи из СС были низкой квалификации и не имели никакого желания помогать больным. В число их задач входили опыты на людях, а также, смертельные инъекции умирающим. Причем, часто для этого использовался обыкновенный бензин.

Позже в Нойенгамме были организованы «щадящие бараки», где умирающие от истощения люди доживали свои последние дни, не получая никакой помощи. Попадая туда, люди почти никогда не возвращались – таких, истощенных до последней стадии узников называли прозвищем «мусульмане». В начале работы лагеря трупы сжигали в одном из крематориев Гамбурга, но позднее лагерю потребовался собственный крематорий, а ещё позже, его модернизировали, потому что старый крематорий уже не справлялся с количеством трупом. Это, в свою очередь, сделало Нойенгамме местом исполнения смертных приговоров, которые были вынесены в других учреждениях СС.

Отдельным эпизодом в истории немецких концлагерей стала так называемая «эвакуация» узников. Весной 1945 года, по мере наступления советских войск, фашисты обеспокоились своими преступлениями и стали «эвакуировать» концентрационные лагеря. Ее производили по-разному. В надежде на посредничество скандинавов в сепаратных переговорах с Англией, для граждан скандинавских стран был осуществлен так называемый «белый конвой», когда пленных скандинавов на белых медицинских автобусах доставили на родину.

Но это было лишь исключение. Как правило, людей отправляли в так называемые «марши смерти».  В товарных вагонах, кораблях или пешком людей отправляли в соседние лагеря – однако, военная обстановка быстро менялась, и заключенных гоняли туда-сюда, пока те не умирали.

Трагедия «эвакуации» Нойенгамме не является уникальной. 3 мая 1945 года – всего за 6 дней до конца войны – в соседнем с Гамбургом балтийском порту Любеке, в результате авианалета затонул корабль «Кап Аркона». В его трюмах находилось более 7000 узников Нойенгамме. Из них спаслось всего 450 заключенных. «Кап Аркона» и еще несколько груженных заключенными кораблей стояли в Любеке много дней. Люди умирали в трюмах – в давке, без еды и воды. Многие из них нашли свою смерть задолго до авианалета союзников. 

Жертвами фашистов становилась не только узники лагерей, но и «свободные» граждане.

– Хельмут, ваших родственников мобилизовали? – спросили мы у нашего друга.

– Конечно. Мобилизовали моего отца. Он был моряком и имел образование. Поэтому его определили на флот. Армия конфисковывала гражданские корабли. В Киле к их дну приделывали стальные листы – такие корабли должны были «разминировать» минные поля на пути в Швецию. То есть, попросту плавать туда-сюда, пока не взорвутся на мине. Естественно это был билет в один конец – кусок стали на дне ни от чего не спасал. Но на соседнем плацу эсэсовцы расстреливали «дезертиров», и это была серьезная мотивация. По счастливой случайности мой отец был в увольнении, когда 26 кораблей отправились на такое «задание». Ни один из них не вернулся.

Наследие

– Когда я был тут, в Нойенгамме, лет пятнадцать назад, ничего этого не было. Все эти экспозиции и памятники созданы совсем недавно. Многое сделано молодежью из антифашистских организаций, после давления на власти со стороны организаций и объединений бывших узников концлагерей, – рассказывает Хельмут.

– У нас, в странах бывшего СССР принято думать, что антифашистские мемориалы и памятники в Германии и Западной Европе появились в результате победы 1945 года, – говорю ему я. –  Для меня очень неожиданно, что большинство мемориалов появились как результат борьбы, которая проходила в послевоенные годы.

Мои товарищи откровенно смеются.

– Вы знаете только то, что было в ГДР, – говорит Хельмут. – Там даже на месте блокпоста возле лагеря сооружали монумент памяти. Это называлось «антифашизм сверху». И, знаешь, это было правильно. Да, немецкая армия проиграла. Но тут оставалось 10 миллионов наци. Им нельзя было просто сказать: «вы проиграли».

– Честно говоря, сегодняшней Германии тоже нужен антифашизм сверху, – чуть помолчав, добавляет Хельмут.

Мемориал в современном виде был открыт лишь в 2006 году. До 2003 года на территории располагалась действующая тюрьма.

– У одного из тюремных надсмотрщиков я увидел татуировку с группой крови – он служил в СС, рассказывает Хельмут. – Он отсидел в тюрьме, но за другие преступления, что позволило ему избежать наказания как военному преступнику.

В 1988 году, когда возникла идея расширения мемориального комплекса, ряд политиков и деятелей культуры обратились с просьбой о пожертвовании к компаниям, которые использовали рабский труд заключенных Нойенгамме. Почти все ответили отказом. Эти письма представлены сейчас как часть экспозиции музея.

– У меня есть знакомые, которые гордятся, что работают на Blohm and Voss. Это отвратительно! – говорит Габи.

– Эта компания считается сегодня крупнейшей судостроительной компанией в мире, – поясняет мне  Хельмут. – Хотя они не говорят, что сделали свой бизнес на первой и второй мировых войнах. В 1945, после победы, Гамбург был в британской зоне. Тогда англичане взрывали верфи и заводы Blohm and Voss. Но потом началась Холодная война, и на все это закрыли глаза.

– В кабинете Рузвельта были люди, считавшие, что нужно превратить Германию в аграрную страну, уничтожив ее промышленность. Думаю, это стоило сделать. Но Сталин был категорически против. Думаю, это была ошибка, – немного помолчав, добавляет Хельмут.

– Украина лишилась армии и была деиндустриализирована. И сегодня к власти пришли ультраправые, – замечаю я. – Похоже, этот рецепт не работает.

После этого все мы молчим.

В музее мемориала представлен нацистский проект развития города. В 1938 к Гамбургу присоединили соседнюю Альтону. Масштабный проект предполагал постройку гигантского порта и включал в себя суперстройки на обоих берегах Эльбы. Важность и масштаб проекта были настолько серьезны, что для его утверждения лично приехал Адольф Гитлер. Идеологическую составляющую проекта представлял 60-ти этажный небоскреб на высоком берегу Эльбы. Во многом этот проект воплощен в жизнь, и сегодня берега Эльбы выглядят почти так, как на проекте 30-х годов.

Я всегда думал, что фашизм был уничтожен в 1945 году. Но, оказывается, в те дни борьба скорее началась, чем закончилась. Да, антифашисты Германии получили возможность выйти из подполья, получили огромную моральную и политическую поддержку. Но это была скорее выигранная битва, чем выигранная война.

– Раньше тут был один из офисов Coca-Cola, – показывает Хельмут на проплывающую за окном машины промзону. – Это была «мойка». Все это знали. Тут наци могли получить новые документы. Могли найти работу в спецслужбах, или в армии.

– У наци была организация. Они помогали друг другу избегать наказания. Вспомните двадцать детей, убитых на Булленгузер Дамм – человек, который сделал это, предстал перед судом, но его адвокаты смогли переквалифицировать степень убийства. Якобы, перед смертью детям вводили морфий, и это была более гуманная смерть. Он отсидел всего 10 лет, а одну женщину-врача, также замешанную в этом преступлении, полностью оправдали. Она даже продолжила работать педиатром, – Хельмут продолжает, называя имена, даты и цифры, но я уже не могу это воспринимать. Расспрашивать тоже не могу – голос уже не слушается.

– Хельмут, была ли вендетта? Была ли месть фашистским преступникам?

– Не было. Было всего несколько убийств бывших эсэсовцев и несколько небольших групп  такими настроениями. Но в целом такого не было.

Мои товарищи в целом скептически относятся к идеи мести. Им некогда было мстить – им надо было выстраивать антифашистское движение. Сегодня эти разговоры вообще лишены смысла, поскольку военные преступники умерли. Хельмут уважительно говорит о работе спецслужб ГДР в деле раскрытия военных преступников, указывая на важность этой работы. Но сегодня, по его мнению, это уже не имеет смысла.

Преступление

В мемориале Нойенгамме есть места, где можно оставлять записки. Я нашел всего одну записку на русском. «Помните, но не судите о настоящем по ошибкам прошлого», – было выведено на ней великолепным почерком.

Если вы знаете о фашизме и второй мировой войне по фильмам «Дискавери», у вас может сложиться впечатление, что речь идет всего об одной из воюющих сторон в большой войне, которая стала результатом трагической ошибки.

Но на самом деле, война стала результатом совершенно рациональной политики в интересах крупного капитала. Она была нужна немецкой экономике – с одной стороны, немецкая промышленность остро нуждался в рынках и ресурсах. С другой, капиталу прямо угрожал рост влияния коммунистов – накануне прихода к власти нацистов они увеличили свое присутствие в рейхстаге с 9 до 17 процентов.

Экспозиции лагеря Нойенгамме показывает, что система нацистских концлагерей была жизненно необходима для экономики Рейха, а тщательно разработанная государственная идеология оправдывала расовые чистки и уничтожение миллионов унтерменшей. Это тоже не было ошибкой. Это было отвратительным умышленным преступлением. Зная об этом, мы не только имеем право, но и обязаны судить настоящее, не дожидаясь новых «ошибок».

Примирение

Примирение часто бывает необходимым – нужно уметь прощать людям их ошибки и забывать старые разногласия. Но примирение с преступниками является совершенно другим делом. Совершая тяжкие преступления, преступник действует не только против жертвы, но и против всего общества. Убийца не только лишает жизни другого человека, но и нарушает общественную норму «не убивать». Таким образом, преступление становится общественным делом, а законное наказание – это и есть право преступника на примирение с обществом.

Многие, слишком многие фашисты, виновные в военных преступлениях Второй мировой войны, так или иначе, избежали наказания. При помощи юридических тонкостей, взяток, фальшивых документов – или даже покончив с собой. Они сами отказались от примирения. Это был их выбор при жизни – выбор, который они подтверждали каждый день, в течение многих лет, уклоняясь от правосудия.

Но примирение с идеями нацистов является невозможным. С какими именно идеями фашизма нам следует мириться сегодня? С идеями расизмам и массового геноцида, которые нам предлагают предать забвению? Было бы неплохо – но кто-то рисует свастики на наших стенах и мешает нам «забыть» о том, что с ними связано. Или, может быть, нам нужно примириться с современными расистами, и сделать вид что они – это что-то другое, нежели те, кто убивал людей семьдесят лет назад?

Сторонникам примирить всех со всеми, нет дела до этих вопросов. Их предложение примириться – это требование отказаться от борьбы против ультраправых. Наше предложение – не мириться с поднимающим сегодня голову фашизмом, а продолжать борьбу с ним. Наше предложение – не молчать.

Илья Деревянко

Читайте по теме:

Гарри Лесли Смит. За что мы воевали?

Андрей Манчук. Гибридное примирение

Кен Лоуч. Воссоздать дух 1945-го

Жан-Поль Сартр. Письмо об «Ивановом детстве»

Пер Андерс Рудлинг, Эфраим Зурофф. Борьба за историческую правду о Холокосте в Украине

Карел Бергкоф. Голод у Києві

Даниэль Лазар. Кем был Степан Бандера?

Георгий Касьянов. Политика присваивает прошлое

Ґжеґож Россолінські-Лібе. Суспільство не бачить проблеми у неофашистських рухах