Кем был Степан Бандера?

Идол украинских националистов Cтепан Бандера был сторонником нацистов, оставившим после себя страшное наследие.

Когда западные журналисты приезжали в Киев в конце 2013 года, чтобы делать репортажи о Евромайдане, они столкнулись с одной малоизвестной исторической фигурой. Черно-белая фотография молодого Степана Бандеры, казалось, присутствовала повсюду: на баррикадах, над входом в киевскую мэрию и на плакатах демонстрантов, требовавших свержения тогдашнего президента Виктора Януковича. 

Совершенно очевидно, что Бандера был националистом и весьма противоречивой фигурой – но почему? В России его называли фашистом и антисемитом, однако западные СМИ проигнорировали эти обвинения, немедленно окрестив их кремлевской пропагандой. Так они оставили себе пространство для маневров.

«Вашингтон пост» написала, что Бандера «заключил тактический союз с нацистской Германией», его последователи «обвинялись в совершении страшных преступлений против поляков и евреев». В это же время «Нью-Йорк таймс» писала, что Москва «заклеймила его как пронацистского предателя» – обвинение, несправедливое «по мнению многих историков и,  разумеется, западных украинцев». Журнал «Форин полиси» отмахнулся от Бандеры как от «любимого пугала Москвы… воплощения всего плохого в Украине».

Кем бы ни был Бандера, все сошлись на том, что он не мог быть настолько отвратительным, как его представлял Путин. Но благодаря книге Гжегожа Россолински-Либе «Степан Бандера: Жизнь и посмертная жизнь украинского националиста», кажется, сегодня становится очевидным: эти ужасные русские были правы.

Бандера был действительно пагубным персонажем – как и все остальные фигуры, всплывшие на пене адских 1930-1940 годов. Степан, сын греко-католического священника и убежденного националиста, был одним из тех фанатиков-самоистязателей, которые загоняют булавки себе под ногти, чтобы подготовить себя к вражеским пыткам. Говорят, что когда Бандера учился в политехническом университете Львова, он дошел до того, что жег себя керосиновой лампой, зажимал свои пальцы дверью и хлестал себя ремнем.  «Признавайся, Степан!» – кричал он себе. – «Нет, не признаюсь!».

Исповедовавший Бандеру священник охарактеризовал его как «übermensch... который ставил Украину превыше всего», а один из последователей утверждал, что Бандера был одним из тех людей, которые «умеют  гипнотизировать других. Все, что он говорил, казалось интересным. Вы слушали его – и не могли оторваться».

Вступив в Организацию украинских националистов (ОУН) в двадцатилетнем возрасте, Бандера использовал свое растущее влияние, чтобы направить и без того радикальную группу в сторону крайнего экстремизма. В 1933 году он организовал нападение на советского консула во Львове, но убить удалось только секретаря консульства. Через год он руководил убийством польского министра внутренних дел. Он приказал казнить нескольких предполагаемых доносчиков и нес ответственность за другие смерти, в то время как ОУН в поисках финансовых ресурсов занималась грабежом банков, почтовых отделений, полицейских участков и частных домов.

Что толкнуло Бандеру на путь насилия? Новое фундаментальное исследование Россолински-Либе проливает свет на тот исторический период и на политику, будоражившую его воображение. До войны Галиция была частью Австро-Венгрии. В 1918 году подконтрольная полякам западная часть вошла в состав новосозданной Польши; восточная же часть, преимущественно украинская (именно там в 1909 году родился Бандера), была присоединена к Польше только в 1921 году – после польско-советской войны и непродолжительного периода независимости.    

Решение было изначально плохим. Украинские националисты, разозленные тем, что их лишили собственного государства, отказались признать слияние с Польшей и в 1922 году ответили серией поджогов примерно 2200 польских домохозяйств. Варшавское правительство отреагировало репрессиями и культурной войной. Оно заселило район польскими крестьянами, многие из которых были ветеранами войны, и радикально изменило демографию сельской местности. Оно закрывало украинские школы и даже пыталось запретить само слово «украинский», требуя, чтобы студенты использовали вместо него более неопределенное «рутенский».

Когда ОУН начала новую кампанию поджогов и саботажа летом 1930 года, Варшава прибегла к массовым арестам. К концу 1938 года в польских тюрьмах содержалось до 30 тысяч украинцев. Вскоре польские политики заговорили об «истреблении» украинцев, а немецкий журналист, путешествовавший по Восточной Галиции в начале 1939 года, сообщил, что местные украинцы призывают «Дядюшку Фюрера» вмешаться и разобраться с поляками.

Конфликт в польско-украинском пограничье иллюстрирует уродливость этнических войн, которые разгорались в Восточной Европе с приближением новой мировой войны. Теоретически Бандера мог бы отреагировать на растущий хаос, сдвинувшись влево. Ведь перед этим либеральная культурная политика большевиков в УССР вызвала подъем прокоммунистических настроений в соседней польской Волыни.

Но этому препятствовал целый ряд факторов: положение отца в церкви, тот факт, что Галиция, в отличие от бывшей раньше в составе России Волыни, была прежде во владении Габсбургов и ориентировалась на Австрию и Германию – и, разумеется, катастрофическая сталинская политика коллективизации, которая в начале 1930-х годов полностью лишила Советскую Украину привлекательности в качестве альтернативной модели.

В результате Бандера сдвинулся еще более вправо. В старших классах школы он прочел работы Николая Михновского – воинствующего националиста, который умер (покончил с собой) в 1924 году и пропагандировал идею создания единой Украины «от Карпатских гор до Кавказа», «свободную от русских, поляков, венгров, румын и евреев». Через несколько лет вступление в ОУН открыло ему учение Дмитрия Донцова – «духовного отца» этой группы, еще одного ультраправого, который перевел «Мою борьбу» Гитлера, «Доктрину фашизма» Муссолини и утверждал, что мораль должна быть подчинена национальной борьбе.

Вступление в ОУН погрузило Бандеру в среду, для которой были характерными нараставшие антисемитские настроения. Ненависть к евреям тесно связана с концепцией украинской нации еще с XVII столетия, когда тысячи украинских крестьян, разгневанных поборами польских помещиков и их управляющих-евреев, участвовали в жестоком  кровопролитии под руководством мелкого шляхтича Богдана Хмельницкого.

Во время гражданской войны Украина стала ареной еще более страшных погромов. Но антисемитские страсти достигли своего апогея в 1926 году, когда еврейский анархист Шолем Шварцбард убил в Париже изгнанного украинского лидера Симона Петлюру.

«Я убил великого убийцу», – заявил Шварцбард, сдаваясь полиции. Он потерял 14 членов семьи во время погромов, захлестнувших Украину в то время, когда Петлюра возглавлял недолго просуществовавшую антибольшевистскую республику в 1919–1920 годах. Выслушав свидетельства выживших о посаженных на кол младенцах, детях, бросаемых в огонь, и других зверствах в отношении евреев, французский суд оправдал его всего за 35 минут.

Приговор стал сенсацией, в том числе для украинских правых. Донцов объявил Шварцбарда «агентом русского империализма», заявив: «Евреи виновны, чудовищно виновны, потому что они помогли укрепить русское господство в Украине. Но «не во всем виноваты евреи». Во всем виноват русский империализм. Только когда Россия нападет на Украину, мы сможем решить еврейский вопрос в нашей стране так, как это соответствует интересам украинского народа».

Большевики считались главным врагом, а евреи – их передовой ударной силой, так что самым эффективным способом борьбы с первыми было уничтожение вторых. В 1935 году члены ОУН били окна в домах евреев, а затем, через год, огнем изгнали около 100 еврейских семей из их домов в городе Костополь (территория нынешней Западной Украины). Десятую годовщину убийства Петлюры они отметили распространением листовок с текстом: «Внимание! Убивайте и бейте евреев за нашего украинского вождя Симона Петлюру. Евреи должны быть изгнаны из Украины. Да здравствует Украинское государство!».   

В этот момент Бандера уже сидел в тюрьме, отбывая пожизненное заключение после нескольких шумных процессов об убийствах, в ходе которых он издевался над судьями, показывая фашистское приветствие и выкрикивая «Слава Украине!». Он сумел бежать после нападения немцев на западную Польшу 1 сентября 1939 года и направился во Львов, столицу Восточной Галиции.

Однако советское вторжение 17 сентября заставило его бежать уже в другом направлении. В итоге он и другие члены руководства ОУН осели в подконтрольном немцам Кракове, примерно в 200 милях к западу, где и приступили к подготовке новых грядущих сражений.

Нацистское вторжение в Советский Союз, которое руководство ОУН, очевидно, смогло предугадать за несколько месяцев до его начала, стало тем моментом, которого долго ждали националисты. Оно не только давало возможность освободить Украину от советской власти, но и открывало перспективу объединения всех украинцев в одном государстве. Таким образом мечта о Великой Украине могла воплотиться в жизнь.

Месяцем ранее Бандера и его главные заместители (Степан Ленкавский, Степан Шухевич, Ярослав Стецько) завершили составление внутрипартийного документа под названием «Борьба и деятельность ОУН в военное время» – план действий после того, как вермахт пересечет советскую границу. 

Документ призывает членов воспользоваться «благоприятной ситуацией», обусловленной  «войной между Москвой и другими государствами», для организации национальной революции, которая пронесется вихрем по всей Украине. Он представляет революцию как великий процесс очищения, в ходе которого «московиты, поляки и евреи» должны быть «уничтожены..., в особенности те, что защищают [советский] режим». Хотя ОУН рассматривала нацистов в качестве союзников, в документе подчеркивалось, что активисты ОУН должны начать революцию как можно скорее, чтобы поставить вермахт перед свершившимся фактом:

«Мы относимся к наступающей немецкой армии как к союзной армии. Перед ее приходом мы постараемся навести должный порядок своими силами. Мы проинформируем ее о том, что украинская власть уже установлена, что она находится под контролем ОУН под руководством Степана Бандеры; что все вопросы решаются через ОУН и что местные власти готовы установить дружественные отношения с армией для того, чтобы вместе сражаться против Москвы».

Далее в документе сказано, что «разрешено ликвидировать нежелательных поляков..., НКВДшников, доносчиков, провокаторов... всех известных украинцев, которые в критический момент попытаются вести «свою политику» и тем самым смогут помешать  решительной позиции украинской нации». Указывалось также, что при новом порядке будет разрешена только одна партия – ОУН.

Хотя Бандера и его последователи позднее пытались представить свой союз с Третьим рейхом «тактическим», попыткой стравить два тоталитарных государства между собой, этот альянс на самом деле имел глубокие корни и носил идеологический характер. Бандера видел Украину как классическое однопартийное государство с самим собой в роли фюрера («провідника») и ожидал, что новая Украина займет свое место под нацистским зонтиком – как новые фашистские режимы Йозефа Тисо в Словакии или Анте Павелича в Хорватии.

Некоторые высокопоставленные нацисты думали похожим образом – прежде всего, Альфред Розенберг, новый министр рейха по делам оккупированных восточных территорий. Но Гитлер, очевидно, придерживался иной точки зрения. Он считал славян «низшей расой», неспособной организовать государство, и воспринимал украинцев как «столь же ленивыми, неорганизованными и нигилистически-азиатскими, как и великороссы».

Он видел в них не партнеров, а досадную помеху. Одержимый образом британской морской блокады в Первой мировой войне, в результате которой от голода и болезней умерло не менее 750 тысяч человек, он был полон решимости блокировать любую аналогичную попытку со стороны союзников, экспроприировав в беспрецедентных количествах восточные зерновые запасы. Отсюда следует значимость Украины как огромного амбара на Черном море. «Украина нужна мне, чтобы никто не смог заморить нас голодом, как это было в последней войне», – заявил Гитлер в августе 1939 года. Изъятие зерна в таких масштабах обрекало на голодную смерть огромное количество  людей – 25 миллионов и более в общей сложности.

Это не только не беспокоило нацистов; напротив, такое массовое истребление идеально  сочеталось с их планом расовой очистки территорий, которые они считали своим восточным приграничьем. В итоге появился знаменитый «Генеральный план «Ост» – большой нацистский проект, который предусматривал убийство или высылку 80% славянского населения и замену его «фольксдойчами», переселенцами из старой Германии, и ветеранами «Ваффен-СС».  

Увы, самостоятельность Украины не вписывалась в эту схему. Когда Стецько всего через 8 дней после нацистского вторжения провозгласил создание украинского государства «под руководством Степана Бандеры» во Львове, несколько немецких офицеров предупредили его, что вопрос украинской независимости вправе решать только Гитлер. То же самое на встрече в Кракове через несколько нацистские официальные лица сообщили Бандере.     

Далее они конвоировали Бандеру и Стецько в Берлин и поместили их под домашний арест. Когда Гитлер 19 июля 1941 года принял решение разделить Украину, включив Восточную Галицию в «Генерал-губернаторство» (так называлась Польша под управлением нацистов), члены ОУН были потрясены.

Вместо того, чтобы объединить Украину, нацисты ее раскалывали. Когда появились настенные надписи «Долой иностранную власть! Да здравствует Степан Бандера», нацисты расстреляли в ответ ряд членов ОУН, а в декабре 1941 года арестовали около 1500 человек.

Тем не менее, как показывает Россолинский-Либе, Бандера и его последователи продолжали рассчитывать на победу стран Оси. Какими бы напряженными ни были отношения с нацистами, ни о каком нейтралитете в эпической битве между Москвой и Берлином речи быть не могло.

В письме к Альфреду Розенбергу в августе 1941 году Бандера предложил обсудить  возражения немцев по вопросу украинской независимости. 9 декабря он отправил Альфреду второе письмо, предлагая уладить дело: «Немецкие и украинские интересы в Восточной Европе идентичны. Для обеих сторон жизненно важно консолидировать (нормализовать) Украину самым лучшим и скорейшим образом, интегрировав ее в европейскую духовную, экономическую и политическую систему».

Украинский национализм, продолжал он, сформировался «в том же ключе, что и национал-социалистические идеи» и был необходим для того, чтобы «духовно исцелить  украинскую молодежь», отравленную ее воспитанием при Советах. Хотя немцы не были настроены прислушиваться, их отношение стало меняться, когда им начала  изменять военная удача. Отчаянно нуждаясь в живой силе после поражения под Сталинградом, они дали согласие на формирование украинской дивизии «Ваффен-СС», известной как «Галичина», в которой позже насчитывалось 14000 членов.

Вместо того, чтобы распустить ОУН, нацисты начали использовать ее как полицейскую силу под немецким руководством. ОУН сыграла ведущую роль в еврейских погромах, вспыхнувших во Львове и десятках других украинских городов после немецкого вторжения, и теперь они служили нацистам, патрулируя гетто и помогая нацистам во время депортаций, рейдов и расстрелов.  

Однако с начала 1943 года члены ОУН массово дезертировали из полиции, чтобы сформировать свое собственное ополчение, именовавшееся Украинской повстанческой армией (УПА). Воспользовавшись хаосом в немецком тылу, она организовала свою первую крупную акцию – этнические чистки, целью которых было вытеснение поляков из Восточной Галиции и Волыни. «Польский вопрос – не военный, это вопрос меньшинства, – цитирует источник польского подполья высказывание одного из лидеров УПА. – Мы решим его так же, как Гитлер решил еврейский вопрос».

Ссылаясь на польского историка Гжегожа Мотыку, Росолински-Либе утверждает, что УПА уничтожила между 1943 и 1945 годами примерно 100 000 поляков, и что  православные священники благословляли топоры, вилы, косы, серпы, ножи и палки, которыми убивали поляков мобилизованные УПА крестьяне.

Одновременно продолжались нападения УПА на евреев. Они достигали такого уровня жестокости, что евреи даже пытались искать защиту у немцев. «Бандеровские банды и местные националисты совершали рейды каждую ночь, убивая евреев, – свидетельствовал в 1948 году один из выживших. – Евреи укрывались в лагерях, где размещались немцы, опасаясь нападений бандеровцев. На охрану лагерей и, соответственно, также и евреев была переброшена часть немецких солдат». 

Россолински-Либе исследует историю Бандеры и его движения во время разгрома нацистов, когда дивизия «Галичина» сражалась бок о бок с отступавшим вермахтом, а затем и в послевоенный период, когда оставшиеся в Украине участники вели отчаянную борьбу против наступающих Советов.

«Война после войны» была более чем серьезной. Бойцы ОУН убивали не только доносчиков, коллаборационистов и восточных украинцев, направленных в Галицию и на Волынь, чтобы работать учителями или управленцами, но и их семьи. «Вскоре большевики начнут собирать зерно, – предупредили они однажды. – Те из вас, кто принесут зерно на пункты сбора, будут убиты как собаки, а ваши семьи – вырезаны полностью». 

Появлялись изуродованные тела с надписями «За сотрудничество с НКВД». Согласно отчету КГБ 1973 года, более 30 тысяч человек стали жертвами ОУН до того, как Советам удалось в 1950 году подавить сопротивление  – включая 15000 крестьян, колхозников, а также более 8000 солдат, милиционеров и сотрудников сил безопасности.

Действия группы выделяются даже с учетом того, что это были за варварские времена.

«Степан Бандера» – важная книга, сочетающая биографию и социологию; в ней рассказывается история видного радикального националиста и его организации. Но особую актуальность книга имеет, конечно же, благодаря мощному возрождению ОУН после 1991 года.

Хотя западная разведка радостно приняла в свои объятия Бандеру и его сторонников, когда началась холодная война («украинская эмиграция на территории Германии, Австрии, Франции, Италии в большинстве своем является здоровым, бескомпромиссным элементом в борьбе с большевизмом», – отмечал агент американской военной разведки в 1947 году), долгосрочные перспективы движения не казались слишком уж многообещающими – особенно после того, как советскому агенту удалось в 1959 году проскользнуть мимо охраны Бандеры в Мюнхене и убить его пулей, заправленной цианидом.

Казалось, что бандеровцам суждено пойти путем всех других «порабощенных народов» – крайне правых эмигрантов, которые время от времени собирались, чтобы петь старые песни, но в остальном казались реликтами давно ушедшей эры.

Спас их, несомненно, распад Советского Союза. Ветераны ОУН поспешили вернуться в Украину при первой же возможности. Стецько умер в Мюнхене в 1986 году, но на его место вернулась вдова Ярослава. Как пишет Россолински-Либе, она основала крайне правую партию под названием «Конгресс украинских националистов» и прошла в парламент. Юрий Шухевич, сын изгнанного предводителя УПА Романа Шухевича, создал другую крайне правую группу – «Украинскую национальную ассамблею». Объявился даже внук Бандеры Степан – он совершил турне по Украине, открывал памятники, присутствовал на митингах и прославлял деда как «символ украинской нации».

Тем временем местная группа националистов-бандеровцев сформировала «Социал-национальную партию Украины», известную сейчас как «Свобода». В 2004 году ее харизматический лидер Олег Тягнибок в своей речи воздал почести бойцам УПА: 

«Враг пришел и захватил их Украину. Но они не испугались; точно так же не должны бояться и мы. Они повесили себе за плечи автоматы, и ушли в леса. Они сражались против русских, немцев, евреев и прочего сброда, который хотел отобрать наше Украинское государство! Такова и наша задача – для каждого из вас, молодого, старого, седого и юного – защищать нашу родную землю!».

Если не считать того, что не были упомянуты поляки, речь показывала, насколько мало все изменилось. Движение оставалось таким же ксенофобским, антисемитским и одержимым насилием, как и раньше – с той только разницей, что теперь, впервые за полвека, тысячи людей слушали то, что говорили его представители.

Можно было предположить, что либеральный Запад не захочет иметь никаких дел с подобными элементами – но его ответ был не менее циничным, чем в первые годы холодной войны. Раз бандеровцы антироссийские – значит, они демократичны. Раз они демократичны – значит, характерные для них ультраправые черты должны представляться несущественными.

По мере того, как протестующие на «Евромайдане» все чаще прибегали к насилию, портреты Бандеры становились заметнее; «волчий крюк», некогда бывший частью символики СС, был теперь заимствован батальоном «Азов» и другими добровольцами; старый боевой клич ОУН – «Слава Украине, героям слава!» – постоянно звучал среди протестующих против Януковича. И все это следовало игнорировать, не принимать во внимание или обелять.

Ссылаясь на анонимных «академических комментаторов», в марте 2014 года газета «Гардиан» заявила, что «Свобода» «кажется, смягчилась» и теперь «избегает ксенофобии». Посол США Джеффри Пайетт сказал, что члены «Свободы» «продемонстрировали свои демократические намерения», а историк Энн Эпплбаум утверждала в «Нью Рипаблик», что национализм – вещь хорошая и что украинцам его даже не хватает: «Им нужно больше поводов, чтобы скандировать «Слава Украине – Героям слава», что да, было девизом неоднозначной Украинской Революционной армии (sic!) в 1940-х годах, но хорошо вписалось в новый контекст».  

Многие люди – например, Алина Полякова из Атлантического совета – выступили в защиту правых с подобными рассуждениями: «Российское правительство и его доверенные лица в Восточной Украине постоянно клеймили киевское правительство как фашистскую хунту и обвиняли его в том, что ему симпатизируют нацисты. Пропаганда Москвы возмутительна и лжива». Учитывая углубляющиеся экономические проблемы Украины, продолжала она, «должны ли люди, наблюдающие за Украиной, беспокоится из-за  потенциального роста крайне правых партий?». И отвечала: «Абсолютно нет».

Это было 9 июня. Буквально через несколько недель Полякова совершила разворот на 180 градусов. «Правительство Украины, – заявила она 24 июля, – столкнулось со сложным препятствием. Крайне правая группа использует растущее разочарование украинцев в связи с катящейся к упадку экономикой и снизившейся поддержкой со стороны Запада».  

В итоге «Правый сектор» превратился в «опасную» силу, «занозу в теле Киева», одну из многочисленных правых групп, «пользующихся общественным разочарованием для того, чтобы шаг за шагом завоевывать поддержку своей ложной повестке». «Возможно, международному сообществу придется увеличить экономическую помощь и политическую поддержку, –  предупредила она, – если оно не хочет, чтобы Украина оказалась под властью праворадикалов».

Что произошло дальше? 11 июля в западном городе Мукачево вспыхнула кровавая перестрелка между хорошо вооруженными членами неонацистского «Правого сектора» и сторонниками местного политика Михаила Ланьо.

Подробности остаются неизвестными; и не очень понятно – то ли «Правый сектор» пытался остановить весьма прибыльную контрабанду сигарет в пограничной Закарпатской области, то ли хотел взять торговлю под собственный контроль.. Одно ясно: из-за хаоса в официальных силовых структурах в борьбе с пророссийскими сепаратистами на Востоке  украинское правительство все больше зависело от частных бандеровских вооруженных формирований типа «Правого сектора» – и, как следствие, все больше отдавалось на милость неистовых ультраправых, контролировать которые оно было не в состоянии.

Благодаря оказываемой им военной поддержке группы вроде «Правого сектора» и неонацистского полка «Азов» выросли, как никогда прежде, закалились в боях и получили тяжелое вооружение. Им надоели богатые политики, которые ищут мира с Россией и продолжают извлекать прибыли, пока экономика тонет в новых долгах. И киевское правительство теперь мало что может предпринять.

Тревоги Поляковой оправданы. Учитывая отчаянные сложности экономики Украины – объем экономики, как ожидают, в этом году сократится на 10% после падения на 7,5% в 2014 году, инфляция выросла на 57% из-за коллапса гривны, а внешний долг уже достиг 158% ВВП – в воздухе определенно чувствуется явный запах Веймара. 

Через несколько недель, 31 августа, когда украинский парламент голосовал за минские  соглашения, необходимые для разрешения кризиса на Востоке, сотни сторонников «Правого сектора» вступили в бой с киевской полицией. Когда сторонник «Правого сектора» бросил гранату в центр толпы, 3 человека (в результате инцидента погибло 4 человека – прим.ред.) были убиты, а более 100 человек ранены, страна на всех парах понеслась к гражданской войне.

Хотя украинский президент Петр Порошенко назвал нападение «ударом в спину», тот же самый лидер в мае подписал закон, приравнявший к преступлению «публичную демонстрацию неуважительного отношения» к ОУН или УПА. Снова центристы, искавшие поддержки у фашистов, в итоге сами отдаются на их милость.

Даниэль Лазар

Перевод Вадима Граевского

Jacobinmag

Читайте по теме:

Ґжеґож Россолінські-Лібе. Суспільство не бачить проблеми у неофашистських рухах

Андрей Манчук. Другой Львов возможен

Карел Беркгоф. Голод у Києві

Шеймас Милн. Фашисты, олигархи и западная экспансия

Антон Шеховцов. Старые и новые европейские друзья «Свободы»

Ричард Сеймур. Сопротивление фашизму: между «рано» и «поздно»

Джордж Биалек. Поменьше восторга!

Алек Лун. Национализм – ядро Евромайдана

Дмитрий Колесник. Как левые по правым соскучились

Золтан Гроссман. Враг моего врага не мой друг

Олег Ясинский. Украина: голограмма революции

Ута Вейнманн. Интервью с Денисом Левиным

Іван Шматко. «Свобода» і вбивця біля ваших дверей

Андрей Манчук. Под руку с Тягнибоком

Всеволод Петровский. «Невидимые фашисты»