Пепел «Ассы»

Есть мнение, что фильм Анджея Вайды «Пепел и алмаз» – шедевр мастера кино, а соловьевская «Асса» – топорная поделка, имевшая успех только благодаря тому, что в фильме была использована музыка Гребенщикова, а в финале появился Виктор Цой, чья популярность тогда набирала силу. И зритель шел на фильм ради того, чтобы узреть как этот советский кореец настойчиво требует перемен: сиречь «гласности», «перестройки», «многопартийности» и «демократии».

Во всяком случае, так это понимали. Хотя Цой в своих интервью настаивал на том, что песня имеет сугубо личный характер и не имела ни малейшего отношения к политике, –  как, впрочем, и все творчество группы «Кино».

Между тем, эти картины во многом схожи. Причем, настолько, что «Ассу» можно назвать советским перестроечным римейком «Пепла и алмаза». Впрочем, это не столько результат художественного замысла, сколько следствие корректировки искусства временем, самим ходом истории. То есть, вышло так не потому, что того хотел Соловьев. Последующие события, связанные с катастрофически быстрой деградацией и развалом Советского Союза, постсоветскими реалиями «догнивания» советских останков, придали картине тот смысловой оттенок, который и делает ее особенно ценной сейчас.

Оптимистическая трагедия

Есть такой расхожий термин – «лишние люди». Это образ человека, не вписавшегося во время и выброшенного из общества, либо же ушедшего оттуда по собственному желанию. Классическим примером такого персонажа можно назвать пушкинского Онегина – человека абсолютно ненужного и бессмысленного, который отрекся от светской жизни, но потерпел горькое поражение и в жизни частной.  После всего, что с ним случилось, Онегину оставалось только растворится в серной кислоте или исчезнуть в космическом эфире. Пожалуй, он самый «лишний» из всех «лишних», бродивших по страницам русской литературы.

Часто такие образы возникали на сломе исторических эпох и олицетворяли собой нечто отжившее, выброшенное вон. Это не всегда значило, что эти люди ничтожны и не нужны – просто такой ход событий диктует логика времени, логика перемен. Таков и герой Збигнева Цибульского в «Пепле и алмазе». Боевик «Армии Крайовой», ушедшей в подполье во время послевоенного установления в Польше коммунистического правления, умирает на свалке, истекая кровью. В «народной демократии», где заправляют такие люди как коммунист Щука, он лишний, он обитатель свалки истории. Не самый худший человеческий экземпляр, но… нету в этой гостинице мест.

История превратила трагедию Вайды и трагедию Польши в трагедию оптимистическую. Цибульский не умер от раны, корчась в горе мусора, не попал под поезд. Он чудесным образом, как Лжедмитрий, спасся и вернулся в Польшу, где стал свидетелем того, как пала «народная демократия», как счастливый польский сантехник, еще вчера ездивший за железками в ненавистный Советский Союз, чинит золотые унитазы на Елисейских полях и получает за это евро, а не пустяшную похвальную грамоту, с которой и в сортир-то не сходишь.

Словом, Польша получила то, что хотела и выкинула на свалку тех, кого хотела там видеть еще пятьдесят лет назад. Само время перевернуло сюжет «Пепла и алмаза».

Трагедия оптимизма

Что же мы видим в «Ассе»? Это тоже трагедия – но трагедия, изначально полная оптимизма. Сергей Бугаев получает удар ножом в сердце и отправляется на дно Черного моря, но на смену ему приходит полный энергии, силы и веры в будущее Цой, который даст памятный концерт в московском Нескучном саду и споет о том, что «мы ждем перемен». И все этому поверят – ведь мы действительно их хотели. Но… перемен к лучшему.

«Асса» полна оптимизма. Мы знаем, что зима в Ялте кончится, знаем, что время смоет с лика земного брежневскую серость и армия Банананов с горящими глазами юных отроков, с головами, полными романтики и новых замыслов, отправится на штурм невиданных высот и откроет неведомые страны. «Меня ты поймешь – лучше страны не найдешь», – пела Агузарова из магнитофона в номере «блатной» гостиницы «Ореанда». И всем было понятно, что это страна – не СССР, уходящее поколение которого Соловьев впихнул в персонаж Крымова, сыгранного Говорухиным.

А ведь Крымов – вовсе не советский человек. Вернее, он типичный советский «разложенец», не верящий ни во власть вечно дряхлых генсеков, ни в пропаганду, но только в свой разум и силу денег – делец, вор, уголовный богатей. В этом смысле он с Банананом – два сапога пара. Оба они – продукты распада системы. Вот только один циничен и умен, а другой романтичен и глуп – за что и поплатился.

Странно, но Бананан с серьгой в ухе, позорящий «образ советского человека», на самом-то деле именно что «советский». Если не внешне, то внутренне. С образом «советского человека» его роднит вера. Только чистый «совчел» должен верить в пятилетку за три года, – а Бананан верит в то, что Борис Гребенщиков – «это бог и от него сияние исходит». И он полон оптимизма, как Крымов полон цинизма и презрения к окружающему, что для «советского человека» – ересь, отступничество, предательство.

Советское общество оптимистично, и никаким другим быть не может. О том, что «на Марсе яблони будут цвести» мог написать только советский человек, – какой-нибудь Бананан, выбросивший серьгу из уха и переодевшийся в концертный смокинг. Такому же человеку, как Крымов, такое в голову бы не пришло, а услышав это, он бы только выругался и покрутил пальцем у виска. В нем оптимизм выдохся, и весь он с головы до пят стал «антисоветским». О, нет! Он не «пронырливый, как коростель» старик Козлодоев из песни Б. Г. Он Козлодоевых ел на завтрак и солил в бочках. У персонажа Говорухина, к слову, был вполне реальный прототип с такой же фамилией. На момент выхода «Ассы» на экраны он сидел на зоне. Фильм ему не понравился.

В финале «Ассы» погубленный Крымовым Бананан отомщен. Поймав пулю от любовницы, персонаж Говорухина отъезжает в мир иной, свалившись в ванну гостиничного номера. Зло (что-то старое, ненужное, лишнее, отжившее) наказано, а добро (новое, перспективное, молодое) требует перемен голосом Цоя. Вот, собственно, то, что хотел сказать Соловьев. Но остальное – самое главное – договорила история.

Цой погиб очень вовремя, Бананан вовремя получил удар в сердце и отправился на дно. Потому что через несколько лет после того, как «Асса» начала собирать зрителей, наступило время Крымовых, в котором Банананам места нет.

Крымов, выплюнув свинцовую пулю, как куриную косточку, застрявшую между зубами, встал из могилы, снял со счета в банке наворованные деньги и купить пару-тройку заводов. Потом Крымов идет в ресторан, бросает на стол пачку денег и говорит постаревшему и чудесным образом воскресшему Бананану: «Пой и пляши, радуй мое простреленное сердце».

И тот, который в песне назвал Крымова «стариком Козлодоевым», «мэн крутой» в отставке, будет танцевать ламбаду и петь Михаила Круга, наплевав на Б.Г., – который уже вовсе не бог, а престарелый дяденька с шунтированным сердцем и жидкой бороденкой. А все потому что он теперь никто, лишний и ему нужно как-то жить и принимать деньги от людей, которые ему противны. Самое большее, на что он способен – это тайно от поваров и официантов на кухне помочиться в кофе, которое подают Крымову на стол. 

Так трагедия «Пепла и алмаза» стала новой оптимистической реальностью. Так оптимистический пафос «Ассы» стал реальностью трагической. Мы хотели перемен, мы хотели жить в стране очарованных Бананов, – а оказались в стране циничных и нечистых на руку Крымовых. В этом глубокая трагедия «Ассы» и всех нас.

Трагедия нашего оптимизма.

Александр Нефедов

Читайте по теме:

Лина Мядзведзева. Сколько обществу нужно?

Бернардо Бертолуччи. Сжатый кулак в Венеции

Сергей Решетин. «Что-то в воздухе»

Славой Жижек. Европейский стиль

Билл Муллен. Шик, блеск и Гэтсби

Жан-Поль Сартр. Письмо об «Ивановом детстве»

Кен Лоуч. Воссоздать дух сорок пятого

Ирина Чеботникова. Другое лицо французской анимации

Андрей Манчук. Интервью со Светланой Басковой

Саймон Хаттенстоун. Семь рюмок с Аки Каурисмяки

Александр Гусев. Docudays UA. Дневник фестиваля

Лидия Михеева. Что смотреть восьмого марта

Алексей Цветков. «Жизнь Пи» – атеизм невыносим?