«Что-то в воздухе»

2013 год еще не закончился, но из 297 фильмов, попавших в российский прокат за период от января до августа, лишь в одной ленте – «Что-то в воздухе» – героями являются носители левого мировоззрения. В большинстве рецензий на этот фильм отечественные кинокритики предпочли высказаться больше о политике, чем о кино, нервозно обвиняя фильм в схематичности, обилии стереотипов и наклеивая на него ярлык «идеологического комикса».

Это не удивительно. Ведь столь незначительная доля фильмов о левых в кинопрокате и идеологизированная оценка респектабельных рецензентов просто фиксирует баланс сил в обществе. Аудитория, готовая ходить на такие фильмы в кинотеатры, невелика. А работающая в статусных СМИ либеральная интеллигенция не беспокоится о том, что кто-то может ее одернуть.

Почти всегда такие фильмы попадают в Россию случайно, затесавшись в список фестивального кино, которое завозит считанное количество кинопрокатных компаний. Так было и с этой лентой – она стала одним из фаворитов Венецианского фестиваля, и ее снял один из ведущих европейских режиссеров, Оливье Ассайас – который, в частности, был участником киноальманаха «У каждого свое кино» и «Париж, я люблю тебя».

О чем же это кино?

«Что-то в воздухе» (в оригинале фильм носит название «После мая») – это мысли о поисках себя в мире поколения молодых леваков, в силу возраста чуть-чуть не успевших принять участие в событиях 1968-го, хотя их мировоззрение и внутренняя эволюция были полностью предопределены французским «Красным Маем». Как признается в одном интервью Ассайас, и о чем  он с первых кадров добросовестно дает понять зрителю, – это фильм об узком слое «всего того богемного общества семидесятых, которое и оказывало решающее воздействие» на «эстетическое и интеллектуальное образование» самого режиссера.

Безотносительно политических оценок молодого «богемного общества», студенческих волнений в целом и последовавшей за ними массовой всеобщей забастовки, зафиксированное в ленте поколение привнесло что-то свое в левую традицию сопротивления – и их опыт требует полноценного осмысления. Ведь это опыт людей, которые, по словам Ассайаса, постоянно искали обоснование каждому своему шагу, задаваясь вопросом: «что вы сделали для рабочего класса?».

Этот собирательный образ поколения создается любопытным приемом. В фильме отсутствует ярко выраженный главный герой. Центральный персонаж – Жиль, – которого точнее стоило бы назвать «нулевым», – своего рода начало координат, относительно которого зритель наблюдает разбегающиеся линии эволюции трех других ключевых героев. В течение всего фильма Жиль так и не предпринимает никаких решительных действий, о чем сам и признается в одном из диалогов – и это на контрасте выделяет решения и действия его друзей. 

Первый друг Жиля находит себя в жизни через традиционную левую теорию, упирающую на практическую работу с рабочим классом – а после радикализуется до вооруженной политической борьбы. Вторая героиня реализуется через людей, подкупающих уверенностью в себе и в выбранном ими пути. Третьего героя по началу бросает в восточные духовные практики, но после он сознательно выбирает стезю левого публичного интеллектуала.

Кроме четверки ключевых героев, в фильме присутствует еще с десяток персонажей второго плана, которые своими микроисториями иллюстрируют состояние молодых умов в начале 1970-х годов.

Такой прием способствует отстраненному, нейтральному изложению истории, без навязывания зрителю субъективных оценок. Однако Оливье Ассайас справляется с ним не до конца. Сюжетные линии обоих подруг центрального персонажа не закрыты – одна из них уходит, закрыв за собой дверь, и оставляя зрителя в недоумении по поводу своего будущего.

Впрочем, эта непроработанность женских персонажей отчасти компенсируется элегантным соблюдением гендерного баланса. Женщины нужны режиссеру не для того, чтобы исключительно задавать любовную сюжетную линию и быть пассивными объектами страсти, отдающими инициативу мужским желаниям. На долю девушек приходится  половина волевых решений, которые предпринимаются героями ленты.

Когда режиссеру надо реализовать некоммуникабельность/не возможность близости, он в очередной раз отправляет одного из героев в другой город. В этом формальном самом по себе ходе, которые часто повторяется в фильме, нет ничего зазорного – но Оливье Ассайяс соотносит себя с левой интеллектуальной традицией, в рамках которой поиск ответов на эти вопросы архиважен, а уход от них не одобряется.

В конце режиссер становится заложником своего собственного приема – поскольку в его ленте, по большому счету, нет финальной сцены. Зритель внутренне подготавливается к катарсису, а фильм просто заканчивается, и на экране начинают ползти титры. Нерешительный центральный персонаж в итоге отказывается от реального мира, предпочтя ему фантазийную реальность в своей голове – пусть и создавая эту реальность посредством «важнейшего из искусств». В сравнении с героями, настойчиво ищущими пути реализации своих антикапиталистических идеалов в капиталистическом мире, это выглядит откровенно жалко.

Однако, отсутствие концовки – не самый худший вариант. Больно и непросто подвести черту под историей целого поколения – особенно, если это твои друзья, которые и сегодня рядом с тобой. Мерендино, снявший, пожалуй, самую культовую ленты о бунтующей молодежи – «Панк из Солт-Лейк-Сити», попытался в финале ответить на все вопросы – и чуть было не испортил этим весь фильм. 

Но Ассайасу, снявшему, пожалуй, лучшую ленту о «бурных шестидесятых», удалось самое главное. Режиссер смог адекватно передать мироощущение молодости – с ее импульсивностью, идеализмом и страстью, которое и сталкивает детей с отцами. Он не ушел в крайность холодного отстраненного анализа (вроде интеллектуалистских игр в «Постоянных любовниках» Гарреля), или же в крайность полного эмоционального сопереживания персонажам, которое очень легко превращается в идеализацию, упрощающую все до универсального гимна молодости – «как замечательно жить, когда тебе семнадцать» («Мечтатели» Бертолуччи).

В одном из интервью Ассайас высказал мнение – только фильмы-автобиографии могут с исключительной подлинностью передать эпоху революции 1968-го года. Это получилось разве что у Микеле Плачидо, снявшего также полуавтобиографичную ленту «Мечта по-итальянски». Однако, сам итальянец более чем скромно оценивает собственные режиссерские способности, намекая об этом в конце ленты. А вот француз – первоклассный мастер.

Ассайас создает образ эпохи со старательностью музейщика. Детали подобраны столь скрупулезно, что будни центрального персонажа и его друзей – особенно во время их обучения в лицее, в первой части фильма, легкодоступны для понимания и сопереживания любому активисту сегодняшней леворадикальной организации. А сцена с разгоном несанкционированной акции столь характерно передает практику европейской уличной политики, что автор этой статьи не без улыбки подметил параллели с протестами на площади Таксим, куда специально ездил в июне 2013 года.

При этом, режиссер отдает себе отчет в том, что с пришедшим на показ зрителем, скорее всего, уже не раз разговаривали на заявленную тему. И потому, как это часто делают в европейском остросоциальном кино – примером чему являются ленты «Материк» или «Капитал», – фильм «Что-то в воздухе» снят динамично. Быстрая камера и энергичный сюжет – особенно в первой трети фильма, создают лишь наброски образов, ожидая от зрителя узнавания и интерпретации.

А потому этот фильм обязателен к просмотру для тех, кто интересуется актуальной по сей день темой «Красного мая».

Сергей Решетин

Читайте по теме:

Лина Мядзведзева. Сколько обществу нужно?

Бернардо Бертолуччи. Сжатый кулак в Венеции

Славой Жижек. Европейский стиль

Билл Муллен. Шик, блеск и Гэтсби

Жан-Поль Сартр. Письмо об «Ивановом детстве»

Кен Лоуч. Воссоздать дух сорок пятого

Ирина Чеботникова. Другое лицо французской анимации

Андрей Манчук. Интервью со Светланой Басковой

Саймон Хаттенстоун. Семь рюмок с Аки Каурисмяки

Александр Гусев. Docudays UA. Дневник фестиваля

Лидия Михеева. Что смотреть восьмого марта

Алексей Цветков. «Жизнь Пи» – атеизм невыносим?