Мой Чернобыль и версия НВО

Американский канал НВО завершил показ сериала «Чернобыль», который уже успели назвать «самым успешным телешоу в истории» – согласно оценке пользователей популярного сайта Internet Movie Database.

О новой ленте восторженно высказываются мировые знаменитости, включая мастера психологических триллеров Стивена Кинга, его оживленно обсуждают политические сообщества и ведущие медиа-площадки планеты. А наиболее рейтинговый украинский канал «1+1» анонсировал трансляцию «Чернобыля» в Украине – чтобы атомную сагу посмотрели миллионы людей, которые не интересуются интеллектуальными сериалами.

Однако этот фильм сразу же стал темой ожесточенных дискуссий – во многом потому, что его создатели не только предлагают зрителям собственную, и во многом мифологизированную версию катастрофы на Чернобыльской атомной станции. Они исподволь навязывают аудитории свой взгляд на не столь давнее советское прошлое, который вполне может заместить в общественном сознании реальную действительность позднесоветской эпохи.

Речь идет не о проблемах ядерной физики, а о социально-политическом измерении Чернобыльской катастрофы, через которую хотят показать общий портрет «развитого социализма» середины восьмидесятых годов. И эта специфическая «правда искусства» от команды американско-британских режиссеров вполне может укорениться в нашем обществе в качестве непреложной исторической правды.

Я не мог не смотреть «Чернобыль» – уже в силу того, что тема давнишней аварии является глубоко личной для меня и для моей семьи.

В 1986 году мы жили напротив Киевского областного управления пожарной охраны, откуда выезжали на горящую атомную электростанцию пожарники майора Леонида Телятникова. Сейчас в этом здании находится Национальный музей «Чернобыль», а тогда, тридцать три года назад, мы впервые услышали это слово, поскольку по Подолу сразу же поползли слухи о ядерном ЧП. Люди наглухо закрывали окна, мыли руки содой, скупали содержимое аптек и судачили между собой об угрозах невидимой радиации.

Через неделю, 3 мая, Чернобыль коснулся нас напрямую. В этот день мой отец, горный мастер, добровольно отправился на ликвидацию аварии в составе тоннельного отряда метростроевцев, которые должны были рыть тоннель для охлаждения взорвавшегося реактора, и проработал на ЧАЭС до 17 числа.

Да, он был одним из изображенных в сериале шахтеров, которых якобы насильно загоняли на ЧАЭС под дулами автоматов, чтобы они голыми спускались под раскаленный четвертый энергоблок. И стоит ли говорить, что его воспоминания о тех чернобыльских днях существенно отличаются от сюжетных фантазий сценаристов из НВО.

А затем была спешная эвакуация из Киева, которая навсегда отпечаталась в моем сознании – вместе с травмой радиофобии, под знаком которой проходили наши детские годы, когда эта тема звучала буквально повсюду – и в телепрограммах, и в анекдотах.

Тоталитарное государство не бросило нас на произвол судьбы – семья получила бесплатные путевки в один из приморских санаториев Коблево. Однако до заезда оставалось время, а киевляне в панике старались вывести детей за пределы города. Моя бабушка поехала за билетами на вокзал, и случайно повстречала там незнакомую женщину из Николаевской области, которая предложила нам безвозмездно пожить у нее дома – всем, включая совсем маленькую, недавно родившуюся сестру. И мне очень жаль, что подобные прецеденты солидарности, совершенно невозможные для нашего времени, не нашли своего отражения в сериале.

Сам я стал бывать на ЧАЭС позже – с конца девяностых, чтобы написать серию статей о криминальном бизнесе на радиоактивном железе и древесине, о проблемах ядерного могильника и нелегально вернувшихся домой «самоселов». Эти публикации выходили в украинских, российских и европейских медиа. Задолго до наступления «чернобыльской моды», которую запустили компьютерные игрушки и фильмы, мы подробно рассказывали о многочисленных социальных проблемах Зоны Отчуждения.

Я никогда не считал себя специалистом по теме аварии на ЧАЭС, с некоторой завистью читая авторитетные комментарии сетевых экспертов. Однако, за эти годы составил для себя достаточно объективную картину того, что происходило здесь после восемьдесят шестого года. 

Как известно, сериал «Чернобыль» претендует на то, чтобы максимально достоверно реконструировать эту эпоху, и как бы перенести зрителя в атмосферу позднего перестроечного СССР. Стилисты НВО массово скупали для съемок старую одежду и типичные предметы советского быта, изучая интерьеры по старым фотоальбомам. Однако эта точность в мелких частных моментах, отнюдь не делает фильм правдивым.

Дело не только в том, что повседневная жизнь советских людей все равно изображена авторами «Чернобыля» в откровенно чернушном тоне – так, что жители современного города Припять изображены пьющими по всякому поводу гопниками, а московское жилье именитого ученого Валерия Легасова выглядит куда более бедным и запущенным, чем наша советская квартира, в которой проживала обычная молодая семья.

Гораздо важнее обратить внимание на идеологическое оформление сериала. Он представляет позднесоветский мир уродливой тоталитарной диктатурой, которая местами превосходит по своей жестокости тоталитарные практики сталинских тридцатых годов.

Главными антигероями фильма выступают жестокие и бездарные партийные бюрократы, которым наплевать на жизни своих сограждан. Они устраивают тайные совещания в бункере, под огромным портретом Ленина. Престарелый ветеран ОГПУ-НКВД-КГБ требует не выпускать из Припяти ни живых, ни мертвых, а все собравшиеся восторженно аплодируют этой инициативе, стуча по столу руками, хотя так давно уже не делают даже в Пхеньяне. После чего один из чиновников под конвоем направляет на станцию инженера, заставляя его заглянуть в жерло разрушенного реактора.

Причем это всего лишь один из фантастических эпизодов, которыми обильно украшен сценарий пятисерийного фильма.

«Министры, перемещающиеся по территории станции исключительно в сопровождении автоматчиков; ликвидаторы, литрами глушащие водку прямо на рабочем месте (ведь всем известно, что русские только то и делают, что пьют водку); ну и, конечно же, зловещее и вездесущее КГБ, с которым героям фильма приходится бороться не меньше, чем с самой радиацией. При этом авторы крайне точны и даже дотошны в деталях, не имеющих принципиального значения. Они определенно проделали огромную работу по изучению того, как развивались события. И это самое поразительное: столь уродливо искаженную картину тех дней нам преподнесли люди, определенно и достоверно знающие, как все было на самом деле.

Это не «художественный вымысел», когда авторы заполняют пробелы между фактами собственной фантазией. Нет: создатели фильма осознанно искажают реальность, выставляя работников и руководителей АЭС максимально некомпетентными и недобросовестными, представителей властей – жестокими и безответственными, а самих жителей Припяти – пусть и добродушными, но предельно глупыми, безграмотными и наивными», – не без иронии описывает эти сюжетные особенности сериала украинский журналист Юрий Ткачев.

Скрывать эти многочисленные киноляпы нельзя. О них достаточно подробно написали в своих рецензиях The Bloomberg и Forbes, «Новая газета» и Сноб, которых нельзя заподозрить в симпатиях к советскому прошлому. Поэтому защитники сериала с немалым лукавством оправдывают щедро рассыпанную по всем пяти сериям «радиоактивную клюкву», заявляя, что его авторы имели право на вольную художественную трактовку событий.

Но качественный триллер, снятый на тему Чернобыля, не нуждался в острой идеологической приправе. Эту историю вполне можно было рассказать правдиво, не приукрашивая, но и не демонизируя жизнь советского общества, которое имело очевидные родовые пороки, во многом предопределившие его приближающийся конец.

Действия советского партийного руководства, безусловно, заслуживают принципиальной критики – в том числе на материале чернобыльской катастрофы. Однако создатели фильма максимально гиперболизируют проблемы этого времени и настойчиво подталкивают зрителя к чисто политическим выводам. Согласно их мнению, советский строй работал на принуждении, страхе и лжи, являясь совершенно неэффективным – что, якобы, и явилось главной причиной описанной в сериале драмы.

Этот главный тезис лейтмотивом проходит через все эпизоды фильма.

«Чернобыль» – это мрачно красивый портрет больной политической системы, которая умерла более мирной смертью, чем она того заслуживала», – достаточно четко формулирует его Том Николс в обзоре для издания The Atlantic, – судя по всему, жалея о том, что испытавшая ядерную аварию страна не прошла через очистительную ядерную бомбардировку. 

Но самое главное – создатели «художественного» сериала повсеместно настаивают на том, что он имеет под собой строгую документальную основу. Сценаристы представляют свое детище чем-то вроде экранизации посмертных записок Валерия Легасова, из которого слепили образ борца против советской системы. Хотя любой образованный зритель сразу заметит, что литературными источниками сериала явились совсем другие, конъюнктурные и ангажированные работы – вроде «Чернобыльской молитвы» Светланы Алексиевич.

«Начнем с того, что фильм заявлен как художественный, однако у персонажей фамилии реальных людей, им вкладываются в уста определенные слова, приписываются определенные действия. Поэтому многие воспринимают его как документальный, и в этом состоит главная опасность… Я сама несколько лет работала с этой съемочной группой, старалась их, так сказать, направить на путь истинный. Но все равно вижу, что им не удалось избавиться от тенденциозного, западного восприятия советской истории», – говорит об этом Анна Королевская, заместитель директора Национального музея «Чернобыль» по научной работе, которая компетентно проконсультировала команду из НВО.

В своем интервью она беспощадно критикует итоговую версию сериала, а также достаточно высоко оценивает эффективность мероприятий по ликвидации чернобыльской катастрофы.

«На самом деле в ликвидации аварии принимали участие 40 разных министерств и ведомств, каждое из них создавало свой оперативный штаб, свою оперативную группу, а регулировала все правительственная комиссия. В ее состав также входили и члены нашего, республиканского украинского правительства… В чем еще парадокс – по сути, это можно было сделать только в условиях тоталитарного режима. Если бы в стране был приватный бизнес, товарно-денежные отношения – тут все разворачивалось бы по-другому. И мы видели это на примере Японии и аварии на «Фукусиме», – рассказывает эта специалистка, явно нарываясь на донос со стороны бдительных патриотических активистов.  

Впрочем, многочисленная и аргументированная критика в адрес «Чернобыля» чаще всего бьет мимо цели.

«Недостатки сериала в плане достоверности вряд ли будут замечены не только западными зрителями, но и молодым поколением граждан постсоветских стран», – справедливо пишет об этом обозреватель The Bloomberg.

То же касается и некоторых возрастных граждан, которые прекрасно помнят реалии восьмидесятых годов, без труда подмечая карикатурные нелепости в сюжете «Чернобыля». Однако они все равно нахваливают этот фильм, поскольку его одобрение становится чем-то вроде политического дресс-кода у антисоветски настроенной интеллигенции в Украине, Белоруссии и России. Политическая целесообразность легко берет вверх над исторической правдой, которую взрывают создатели сериала.   

Это вызывает симметричную реакцию в виде многочисленных конспирологических теорий, которые рассматривают «Чернобыль» в качестве пропагандистского оружия новой Холодной войны или даже видят в сериале хитрую диверсию против атомной промышленности России.

Я не являюсь сторонником подобных взглядов – хотя читал фундаментальное исследование Михаила Трофименкова, который написал подробную политическую историю американского кино, рассматривая его в качестве эффективного инструмента государственной пропаганды. А великий и ужасный Хантер С. Томпсон опубликовал в 1986 году очерк «Женщина из Киева», рассказывая о подрывной кампании американской разведки. После Чернобыльской аварии она распространяла слухи о том, что на улицах пылающей украинской столицы разбросаны горы трупов.

Идеологический посыл сериала очевидно не сводится к ситуативному фактору внешнеполитической конкуренции. Но зато он вполне может повилять на формирование общественного сознания в странах Первого мира. Создатели «Чернобыля» прежде всего, апеллируют к западной молодежи, которая с восторгом смотрит сериалы от НВО, безусловно доверяя промоутерам легендарной «Прослушки».

Эти миллениалы не видят перспектив в рамках стагнирующей системы капитализма, а потому все активнее поддерживают социалистические идеи, голосуя за престарелого сенатора Сандерса и молодых политиков из левого крыла Демократической партии. Причем, многие не удовлетворяются их позицией, продолжая развиваться в направлении политического радикализма.

Сериал НВО помогает стабилизировать взрывоопасный реактор существующего миропорядка, остудив энтузиазм потенциальных бунтарей, которых бесхитростно пугают призраком коммунистической диктатуры.

Молодые и образованные граждане – в США, Европе, России и Украине – должны убедиться, что альтернативой существующему строю могут быть только Чернобыль, ГУЛАГ или Колыма. Ведь у них нет иммунитета против талантливой, грамотно поставленной пропаганды – в виде личного опыта пережитых событий чернобыльской катастрофы, о котором еще помнят многие из нашего поколения.

За этим проектом нет никакого тайного заговора глобальных элит. За ним стоит нечто большее. Целая плеяда антикоммунистических фильмов, которые один за другим выходят на экраны через тридцать лет после крушения СССР – будь то «Дау», «Праздник», недавняя лента Юрия Дудя или многочисленные поделки украинского агитпропа – выражают коллективную и вполне сознательную позицию правящего класса, стремящегося сохранить за собой будущее, подчинив себе нашу историю.

Критика нацизма не в моде, все творческие силы брошены на борьбу против призрака красной угрозы. Гуманистическое наследие советской эпохи должно быть дискредитировано, или погребено под песком забвения. Хотя одна только жертвенная кампания по спасению пострадавших от Чернобыля детей, которую четверть века тянуло на себе правительство Кубы, могла бы стать темой для интересной и яркой экранизации.

Что же, пока мы не можем противопоставить этому ничего, кроме нашей собственной памяти, которая никак не сходится с версией НВО.

Андрей Манчук

Читайте по теме:

Хантер С. Томпсон. Женщина из Киева

Егор Строев. Атомный бизнес

Андрей Манчук. КиДау. Опыт антисоциального эксперимента 

Андрей Коряковцев. Холодное лето Кирилла Серебренникова

Полина Беляева. Победителей не будет

Cлавой Жижек. Политика Бэтмена

Сергей Козоловский. Тарантино о демократии

Бернардо Бертолуччи. Сжатый кулак в Венеции

Андрей Манчук. Киноненависть. Новый фильм о донецких орках

Саймон Хаттенстоун. Семь рюмок с Аки Каурисмяки

Жан-Поль Сартр. Письмо об «Ивановом детстве»

Айна Курманова. «Хождение по мукам» и боязнь революции

Андрей Манчук. Трамбо. Герой нашего времени

Алексей Цветков. «Жизнь Пи» – атеизм невыносим?

Андрей Манчук. Призрак надежды

Александр Нефедов. Пепел «Ассы»