Политика Бэтмена

Фильм «Темный рыцарь. Возрождение легенды» демонстрирует, что голливудские блокбастеры замечательно отображают идеологический кризис нашего общества.

Вот, вкратце, сюжет фильма. Через восемь лет после событий, описанных в предыдущей части саги о Бэтмене – «Темном рыцаре», – в Готэм-сити все еще господствуют закон и порядок. Организованная преступность практически побеждена комиссаром Гордоном благодаря чрезвычайным полномочиям, которые давал антикриминальный акт Дента. Но комиссар ощущает свою вину за то, что он покрывает преступления Харви Дента. Комиссар планирует публично во всем признаться, но затем отказывается от своей мысли, полагая, что город еще не готов узнать правду.

Брюс Уэйн более не появляется в виде Бэтмена и спокойно живет в своем поместье. Его компания приходит в упадок, так как он инвестировал средства в энергетический проект на основе использования ядерного реактора – но затем закрыл проект, узнав, что его результаты можно использовать и для производства ядерного оружия. Тем временем, прекрасная Миранда Тэйт, входящая в руководство компании «Вэйн Энтерпрайзис», требует, чтобы Уэйн вернулся к людям и продолжил свою благотворительную деятельность.

И тут появляется первый злодей в фильме: Бэйн, лидер террористов, член организации «Лига теней». Он завладевает копией речи, которую публично собирался произнести Гордон. И после того, как финансовые махинации позволяют Бэйну поставить компанию Брюса Уэйна на грань банкротства, сам Уэйн, влюбляясь в Миранду, доверяет ей контроль над компанией. Узнав, что Бэйн тоже имеет доступ к ядерному реактору, Брюс Уэйн вновь становится Бэтменом и вступает с ним в схватку.

Покалечив Бэтмена во время этой схватки, Бэйн заключает его в тюрьму, бежать из которой практически невозможно. И пока томящийся в тюрьме Брюс Уэйн оправляется от нанесенных ему травм и восстанавливает силы, чтобы вновь стать Бэтменом, Бэйну удается превратить Готэм-сити в изолированный город-государство. Сначала он заманивает полицейских Готэма в подземную ловушку и запирает их там, а затем взрывает мосты, соединяющие город с материком. После чего объявляет, что любая попытка покинуть город приведет к детонации ядерной бомбы, которая все-таки была создана с помощью ядерного реактора Брюса Уэйна.

И здесь наступает важнейший момент фильма. Захват власти Бэйном сопровождается широчайшим политико-идеологическим наступлением. Он публично раскрывает все детали гибели Дента и освобождает из тюрем всех узников, заключенных туда на основании антикриминального закона Дента. Критикуя богатых и влиятельных горожан, Бэйн обещает вернуть власть народу, призывая простых жителей «вернуть себе город». Как пишет кинокритик Тайлер О’Нэйл, таким образом Бэйн как бы оказывается «участником движения «окупай Уолл-стрит», призывая 99% граждан объединиться и свергнуть власть социальной элиты». Далее в фильме демонстрируется представления о том, как реализуется на практике власть народа: там показаны суды, казни богачей и улицы, на которых царит преступность.

Несколько месяцев Готэм-сити страдает от народного террора, а затем Брюсу Уэйну удается бежать из тюрьмы и вернуться в город в качестве Бэтмена. Он собирает своих друзей, чтобы те помогли ему освободить город и предотвратить взрыв ядерной бомбы. Бэтмен вступает в новую схватку с Бэйном, и почти побеждает его – но тут вмешивается Миранда и наносит Бэтмену удар ножом. Именно она, та, которая занималась благотворительной деятельностью, оказывается на самом деле Талией аль-Гул – дочерью Ра аль-Гула, бывшего лидера «Лиги теней» и злодея из первой части трилогии «Бэтмен, начало». Рассказав о своих намерениях завершить начатое ее отцом дело – уничтожить Готэм-сити – Талиа убегает.

Во время последовавших затем беспорядков комиссар Гордон делает так, что ядерную бомбу теперь уже нельзя взорвать дистанционно. Тем временем, добрая грабительница Селина Кайл в образе женщины-кошки убивает Бэйна, а Бэтмен преследует Талию. Он пытается заставить ее вернуть бомбу в реактор, где ее можно обезвредить, но она затопляет его. Затем Талиа погибает (ее грузовик переворачивается на дороге), уверенная в том, что взрыв бомбы уже не предотвратить. Однако Бэтмен, с помощью специального вертолета, уносит бомбу за город, где она и взрывается над океаном, предположительно убив и самого Бэтмена.

Отныне Бэтмена чествуют как героя, спасшего Готэм-сити. Уэйна же считают погибшим во время беспорядков. Но Альфред, его бывший дворецкий, встречает Брюса и Селину в кафе во Флоренции – а тем временем честный молодой полицейский Блэйк, знавший о личности Бэтмена, наследует его пещеру.

Ключ к разгадке идеологической подоплеки концовки фильма дает Гордон, который произносит на якобы фиктивных похоронах Брюса Уэйна строчки из «Истории двух городов» Диккенса: «То, что я делаю сегодня, неизмеримо лучше всего, что я когда-либо делал; я счастлив обрести покой, которого не знал в жизни». Некоторые из рецензентов фильма (в частности тот же Тайлер О’Нэйл) считают поэтому, что «фильм поднимается до высочайшего уровня западного искусства... Фильм апеллирует к центральной идее американской традиции – к идеалу благородного самопожертвования во имя простых людей... Словно некое воплощение Христа – Бэтмен приносит себя в жертву, чтобы спасти других».

Таким образом, получается, что от Диккенса до образа Христа на Голгофе – всего лишь один шаг. Но разве идея о том, что жертвоприношение Бэтмена – это повторение смерти христовой – не смазывается финальной сценой (Уэйн и Селена во флорентийском кафе)? Разве эта концовка не перекликается с широко известными богохульными идеями о том, что Христос не умер на кресте, а жил потом еще долго и счастливо где-то то ли в Индии, то ли в Тибете? В данном случае единственный способ спасти финальную сцену – это воспринимать ее лишь как грёзы (галлюцинацию) Альфреда.

Отсылкой к Диккенсу можно считать и деполитизированные сожаления о существовании пропасти между богатыми и бедными в начале фильма. На балу для избранных представителей высших классов Селина шепчет Уэйну: «Надвигается буря, мистер Уэйн. Вам и вашим друзьям лучше задраить люки. Потому что когда буря обрушится, вы все будете удивляться: как же так – вы жили так хорошо, и так мало сделали для других людей»? Режиссер фильма Кристофер Нолан, как и всякий добрый либерал, «обеспокоен» существующим в обществе неравенством – и, как он признается в интервью, эта обеспокоенность звучит и в его фильме:

«Идеи об экономической справедливости проникают в фильм…. Я не думаю, что фильм снят с левой или правой перспективы. В нем есть лишь честная оценка – или, скажем, непредвзятое исследование того мира, в котором мы живем, и всего, что нас беспокоит».

И хотя зрители фильма отлично знают, что Уэйн – это сверхбогач, они все же склонны забывать, что источником его богатства являются производство оружия плюс биржевые спекуляции – именно поэтому биржевая игра его противника Бэйна смогла подорвать финансовую империю Брюса Уэйна.

Торговец оружием и биржевой спекулянт – вот кто скрывается на самом деле под маской Бэтмена. И как же в фильме решается эта проблема? Там попросту вновь реанимируется типичная для Диккенса тема о хорошем капиталисте, спонсирующем приюты (Брюс Уэйн), которого противопоставляют капиталисту плохому и жадному (вроде диккенсовского Страйвера). Как сказал брат Кристофера Нолана, Джонатан, который стал соавтором сценария фильма: «Повесть о двух городах Диккенса является для меня наиболее тягостным произведением, отображающим процесс распада великой и близкой нам по духу цивилизации. Это взгляд на происходивший тогда в Париже террор, и мне сложно даже представить себе, что все могло быть настолько ужасно».

Сцены народного мщения и яростного восстания (толпа, жаждущая крови богачей, которые раньше с пренебрежением эксплуатировали этот народ) напоминает описание царства террора у Диккенса – причем, напоминает настолько, что, несмотря на то, что фильм напрямую и не связан с политикой, он также, как и роман Диккенса, «честно» изображает революционеров в виде безумных фанатиков.

Хороший террорист

Интересно также, что источником революционной стойкости Бэйна является чистая любовь, не требующая ничего взамен. В весьма трогательной сцене он рассказывает Уэйну, как, несмотря на ужасные страдания, он спас Талию, когда та была еще ребенком. При этом, ему было совершенно плевать на последствия своего поступка, а ведь за него он чуть не поплатился жизнью (Бэйн едва не погиб, защищая Талию).

Другой кинокритик, Р.М. Картик, считает героя «Темного рыцаря» продолжением традиции, идущей от Христа до Че Гевары, возвышающей насилие до «акта любви».

Как пишет сам Че Гевара в своем дневнике:

«Может это и покажется смешным, но я, все же, хотел бы сказать, что подлинного революционера ведет сильная любовь. Невозможно даже представить, чтобы настоящий революционер не ощущал бы этого чувства».

Здесь мы сталкиваемся уже не столько с отождествлением Че Гевары с Христом, сколько  Христа с Че Геварой – «чегеваризацией Христа». Мы имеем дело с Христом, чьи «скандальные» слова из евангелия от Луки («Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником») перекликаются со словами Че Гевары: «Вероятно, вам придется быть суровыми, но не теряйте при этом чуткости». И слова Че о том, что «подлинного революционера ведет сильная любовь» следует воспринимать вместе с его же определением революционеров, как «машин убийства».

«Ненависть – важный фактор борьбы: непримиримая ненависть к врагам наделяет человека особой силой, превосходящей естественные человеческие возможности; она превращает человека в эффективную, яростную, действующую четко и избирательно хладнокровную машину убийства. Такими и должны быть наши солдаты. Народ, не испытывающий ненависти, не сможет победить жестокого врага».

Че Гевара здесь перефразирует слова Христа о единстве любви и меча – в обоих случаях в основе лежит парадокс: то, что делает любовь ангельской; то, что возвышает ее над банальной сентиментальностью – это как раз и есть ее жестокость, ее связь с насилием. И именно эта связь с насилием позволяет любви превзойти даже естественные возможности человека и превращает ее в некий безусловный двигатель человеческих поступков. Поэтому-то, возвращаясь к «Темному рыцарю, возвращение легенды», подлинную любовь в фильме испытывает только Бэйн, террорист, полная противоположность Бэтмену.

Детального анализа заслуживает и фигура отца Талии, в котором наблюдается смешение различных арабских, восточных черт. Он – агент террора, но творимого во имя добра. Он борется ради того, чтобы исправить испорченную западную цивилизацию. Его играет Лиам Нисон, который на экране обычно изображает героев, излучающих добро и мудрость. Он, в частности, играл Зевса в «Битве титанов» и Квай Гон-Джина в первой части «Звездных войн» – «Скрытая угроза». Квай Гон – рыцарь-джедай, наставник Оби-Ван Кеноби, который находит Энакина Скайуокера, веря, что тот избран восстановить порядок во вселенной, и он же игнорирует предупреждения Йоды об изменчивости Энакина. В конце «Скрытой угрозы» Квай Гона убивает Дарт Мол.

В трилогии о Бэтмене Ра-аль-Гул – учитель молодого Брюса Уэйна. В первой части «Бэтмен. Начало» он оказывается в тюрьме в Бутане. Представляясь Генри Дакардом, он предлагает юноше «путь». Затем, Уэйн оказывается на свободе и пробирается в убежище «Лиги теней», где его уже ждет Ра. После долгого и мучительного периода тренировок Ра объясняет Уэйну, что тому надо делать для борьбы со злом. «Лига теней» тренировала Уэйна специально, чтобы тот помог ей осуществить миссию по уничтожению Готэм-сити, который, по мнению Лиги, безнадежно прогнил. Таким образом, Ра – это не просто некое воплощение зла. Он сторонник принципа соединения террора и добра, и принципа эгалитарного порядка ради борьбы против прогнившей империи. Он, стало быть, стоит в одном ряду с такими персонажами, как Пол Атридес из «Дюны» Фрэнка Герберта и Леонид из фильма Фрэнка Миллера «300 спартанцев». И здесь важно еще и то, что Брюс Уэйн был учеником Ра – ведь именно он сделал его Бэтменом.

Предполагается, что позиция Бэйна вызовет возражения следующего рода: первое сводится к тому, что реальные революции сопровождались массовыми убийствами и насилием – от сталинизма до «Красных кхмеров». Но при этом фильм не просто апеллирует к реакционному воображению. Второе возражение заключается в том, что движение «Оккупай Уолл-стрит» в действительности не является насильственным движением – его целью отнюдь не является введение некоего нового «царства террора». И поскольку восстание Бэйна, предположительно, экстраполирует существующие тенденции движения «Оккупай», фильм искажает сами цели и стратегию движения, доводя их до абсурда.

Нынешние антикапиталистические протесты как раз являются некой противоположностью стратегии Бэйна. Он выступает за реализацию некоего зеркального отражения государственного террора – за фундаментализм, захват власти и правление с помощью страха, но не за преодоление самой этой государственной власти с помощью самоорганизации. Следовательно, в обоих случаях происходит отрицание такой фигуры, как Бэйн. В ответ же на подобную критику можно возразить, что следует учитывать и сам масштаб применения террора. И наилучшим ответом на критику, гласящую, что насилие, которая творит в ответ на угнетение толпа хуже самого угнетения, являются слова Марка Твена из романа «Янки при дворе короля Артура»: 

«Было два «царства террора»;  во время одного – убийства совершались в горячке страстей, во время другого – хладнокровно и обдуманно.… Но  нас почему-то ужасает первый, наименьший, так сказать минутный террор; а между тем, что такое ужас мгновенной смерти под топором по сравнению с медленным умиранием в течение всей жизни от голода, холода, оскорблений, жестокости и сердечной муки? Что такое мгновенная смерть от молнии по сравнению с медленной смертью на костре? Все жертвы того красного террора, по поводу которых нас так усердно учили проливать слезы и ужасаться, могли бы поместиться на одном городском кладбище; но вся Франция не могла бы вместить жертв того древнего и подлинного террора, несказанно более горького и страшного; однако никто никогда не учил нас понимать весь ужас его и трепетать от жалости к его жертвам».

К тому же, следует демистифицировать саму проблему насилия. Необходимо отвергнуть все эти упрощенческие заявления о том, что коммунизм ХХ-го века слишком часто применял излишнее насилие. Мы не должны вновь попасть в эту же ловушку. В действительности это ужасающая правда, но такой прямой акцент на насилии лишь затемняет основной вопрос: что же было не так в коммунистическом проекте как таковом? Каков, собственно, был недостаток этого проекта, который и подтолкнул коммунистов к применению необузданного насилия? Ведь недостаточно просто сказать, что коммунисты пренебрегали самой «проблемой насилия» – это был более глубинный социополитический недостаток проекта, который и подтолкнул их к применению насилия.

Следовательно, не только Нолан в своем фильме не способен представить себе подлинную власть народа. Ее не могут представить себе и «реальные» радикальные освободительные движения – они остаются все в тех же координатах старого общества, в котором «власть народа» проявляется зачастую в виде практики насилия.

В конце концов, те, кто утверждает, что в движении «Оккупай» и аналогичных ему нет потенциала насилия слишком уж упрощенно смотрят на вещи. Насилие присутствует в каждом подлинном освободительном движении. Но проблема фильма «Темный рыцарь, возвращение легенды» заключается в том, что он ошибочно подает это насилие как некое царство убийств и террора.

Давайте сделаем некоторое отступление от темы и вспомним о романе Жозе Сарамаго «Зрение», который рассказывает о весьма странной истории, происшедшей в неназванной столице некоего демократического государства. Утром в день выборов там пошел сильнейший ливень, и поэтому лишь немногие избиратели пришли к урнам для голосования. Однако после обеда погода наладилась, и избиратели массово хлынули на участки. Правительство вздохнуло с облегчением, но вскоре при подсчете голосов оказалось, что более 70% бюллетеней не были заполнены.

Недоумевающие члены правительства дали гражданам возможность исправить эту досадную ситуацию и назначили через неделю повторные выборы. Однако результаты их оказались еще хуже – теперь уже 83% бюллетеней были пусты. Две основные политические партии: правящая правая партия и ее главный конкурент центристская партия – просто в панике, а тем временем маргинальная левая партия в своем анализе ситуации заявляет, что незаполненные бюллетени – это голоса, отданные за ее прогрессивную программу. Правительство, не зная, как отвечать на подобный молчаливый протест, однако уверенное, что имеет место некий антидемократический заговор, в срочном порядке вводит чрезвычайное положение и называет движение протеста «чистейшей воды терроризмом».

Совершенно случайных граждан хватают на улицах и тайно допрашивают. Полиция и члены правительства уходят из столицы, а все въезды и выезды в город блокируются. Однако город продолжает функционировать, как ни в чем ни бывало. На все выпады со стороны правительства люди единодушно реагируют в духе концепции ненасильственного сопротивления Ганди. Такой пример отказа граждан голосовать является подлинным радикальным «божественным насилием», которое и вызывает панику власть предержащих.

Возвращаясь к фильму Нолана, можно сказать, что трилогия о Бэтмене следует своей внутренней логике. В фильме «Бэтмен. Начало» главный герой еще остается в рамках либерального порядка: систему еще можно защитить морально приемлемыми методами.

Вторая часть, «Темный рыцарь», уже по сути является чем-то вроде новой версии вестернов Джона Форда «Форт Апачи» и «Человек, который застрелил Либерти Вэланса». Они хорошо показывают, как для того, чтобы цивилизовать «Дикий Запад» необходимо «создать легенду», игнорируя при этом правду. В-общем, они демонстрируют, что сама наша цивилизация должна быть основана на лжи – для того, чтобы защитить систему, необходимо нарушать правила.

В фильме «Бэтмен. Начало» главный герой является всего лишь простым классическим мстителем, карающим преступников, которых не может наказать полиция. Проблема заключается в том, что сама полиция – официальное учреждение, которое следит за соблюдением закона, неоднозначно воспринимает помощь, оказываемую ей Бэтменом. Полицейские воспринимают его, как некую угрозу их монополии на власть – и, следовательно, как свидетельство их неэффективности. Хотя, в данном случае нарушение законности, это явление чисто формального рода – оно заключается лишь в том, что герой действует во имя закона, пусть и не легитимно. Однако в своих действиях он никогда не преступает сам закон.

Но в «Темном рыцаре» координаты меняются. Соперником Бэтмена здесь уже является не столь очевидный оппонент, как Джокер. Это Харви Дент, «белый рыцарь», новый весьма агрессивный окружной прокурор, официально назначенный мститель, чья фанатическая борьба с преступностью приводит к гибели невинных людей, а, в конце концов, губит и его самого. Дент словно бы был неким ответом самого закона на ту угрозу, которую представлял для него Бэтмен. В ответ на самоуправство Бэтмена система генерирует большее самоуправство, прибегая к насилию в большей степени, чем Бэтмен.

Следовательно, есть и некая поэтическая справедливость в том, что, когда Уэйн решает рассказать, что он и есть Бэтмен, Дент опережает его и сам называется Бэтменом – он в большей степени Бэтмен, чем сам Бэтмен. Он актуализирует соблазн нарушить закон, которому Уэйн еще как-то мог противостоять. И когда в конце фильма Бэтмен берет на себя ответственность за совершенные Дентом преступления (чтобы спасти репутацию народного героя, в котором воплощены надежды простых людей), то его поступок является неким жестом символического обмена ролями – ведь сначала Дент примеряет на себя личность Бэтмена, а затем Уэйн - настоящий Бэтмен, берет на себя вину за преступления Дента.

Следующая часть трилогии, «Темный рыцарь, возвращение легенды» идет в этом направлении еще дальше. Разве Бэйн – это не крайнее проявление того же Дента? Ведь Дент тоже приходит к выводу о том, система сама по себе несправедлива, поэтому, для того, чтобы эффективно бороться с несправедливостью, необходимо открыто обернуться против нее – уничтожить систему. Дент утратил моральные запреты и уже был готов использовать любые методы для достижения своей цели. Появление такой фигуры меняет все.

Для всех персонажей фильма, включая Бэтмена, мораль – понятие относительное. Мораль определяется обстоятельствами и тем, насколько она удобна в конкретном случае. Это уже открытая классовая война – если мы сталкиваемся не просто с бандой сумасшедших гангстеров, а с настоящим народным восстанием, тогда все дозволено ради защиты системы.

Должны ли те, кто принимает участие в освободительных движениях, отвергать этот фильм? Все не так просто. К этому фильму нужен такой же подход, как и к китайской политической поэзии – следует учитывать, как отсутствие чего-либо, так и возможность его неожиданного появления. Вспомните, например, старую французскую историю о жене, жалующейся на то, что приятель ее мужа, якобы, пытается склонить ее к измене. Сам же приятель лишь через некоторое время понимает, что она, таким вот изворотливым способом, как бы предлагает ему соблазнить ее. Это как бессознательное у Фрейда, которое не знает отрицания – ведь важно не негативное суждение о чем-нибудь, а, прежде всего сам факт, что это вообще упоминается.

В фильме «Темный рыцарь, возвращение легенды» показано, что власть народа – вот она, – ее реализовали традиционные оппоненты Бэтмена (мега-капиталисты-преступнки, гангстеры и террористы).

Необычайная притягательность

Вероятность того, что движение «Оккупай Уолл-стрит» захватит власть и установит народную демократию на Манхэттене, настолько абсурдна, настолько нереалистична, что нельзя не задаться вопросом: почему же об этом фантазируют авторы голливудского блокбастера? Зачем им будить этот призрак? Зачем им даже просто фантазировать о том, что движение «Оккупай» может привести к взрыву и насильственному захвату власти? Напрашивается ответ: чтобы обвинить движение «Оккупай» в том, что в нем могут присутствовать террористы, и что оно несет в себе тоталитарный потенциал. Однако это не объясняет в полной мере той странной притягательности самой перспективы «власти народа».

Как именно должна осуществляться эта власть, естественно, не ясно – в фильме нет никаких детальных описаний реализации власти народа, как, впрочем, и описания того, что именно делает мобилизированный народ. Бэйн просто говорит людям, что они могут делать все, что захотят – он не навязывает им какой-либо порядок. И потому одной только внешней критики фильма (заявлений о том, что фильм представляет движение «Оккупай» в образе нелепой карикатуры) не будет достаточно. Критика должна быть имманентной – она должна определить в самом фильме множество знаков, указывающих на подлинное событие. (Вспомним, хотя бы, что Бэйн – не какой-нибудь кровожадный террорист, а человек, испытывающий глубокое чувство – любовь; человек, который наделен духом самопожертвования).

В-общем, здесь недостаточно чистой идеологии. Подлинность Бэйна должна оставить след в самой фактуре фильма. Именно поэтому фильм «Темный рыцарь, возвращение легенды» заслуживает внимательного изучения. Само событие – реализация «народной республики Готэм-сити» – диктатура пролетариата на Манхэттене – неотъемлемо присуще фильму. Это и есть его отсутствующий центр.

Славой Жижек

New Statesman

Перевод Дмитрия Колесника

Читайте по теме:

Андрей Манчук. Стив Джобс. Последняя надежда

Терри Иглтон. Противоречивый Диккенс

Славой Жижек. Киногид от извращенца