Манифест революционного кино

От редакции. 13 сентября в возрасте 91 года ушел из жизни выдающийся франко-швейцарский режиссер, актер и продюсер Жан-Люк Годар.

Годар считается признанным классиком кинематографической «Новой волны» и одним из первых в западном кинематографе привнес в него социально-политическую повестку, вдохновляя этим целые поколения революционеров – вплоть до «Желтых жилетов».

В конце шестидесятых годов, в момент пиковой политизации французского общества, Годар оформил свою позицию в текстовое воззвание. Впоследствии он относился к этому документу с известной долей самоиронии, однако мысли Годара-бунтаря по-прежнему сохраняют актуальность и значимость.

Пятьдесят лет спустя после Октябрьской революции американское кино царствует над мировой кинематографией. К этому положению вещей добавить нечего.

Кроме того, что на нашем скромном уровне мы должны создать два-три Вьетнама внутри гигантской Империи Голливуд – «Чинечитта» – «Мосфильм» и т. д., – как экономических, так и эстетических.

То есть: сражаясь на два фронта, создать национальные кинематографии, свободные, братские, товарищеские и дружеские. 

Я был буржуазным режиссером, затем – прогрессивным режиссером, а теперь я больше не режиссер, а рабочий кино.

Группу «Дзиги Вертова» мы создали с намерением делать политическое кино политически. Мы назвали ее «Дзига Вертов» – не затем, чтобы осуществлять программу Вертова, а затем, чтобы поднять его как знамя против Эйзенштейна, который, если разобраться, уже был режиссером-ревизионистом, в то время как Вертов в начале большевистского кино выдвинул совсем другую теорию. 

Она заключалась в том, что надо просто открыть глаза и познавать мир во имя диктатуры пролетариата.

Я был сам отвергнут нормальным кино, внутри которого мне не удавалось продолжать бунт, внутри которого на меня смотрели, как на рокера или анархиста, даже если я хорошо зарабатывал на жизнь.

Поэтому в мае 1968-го я прекрасно понял, куда приведет меня мой спонтанный бунт, мало-помалу поставивший меня вне Системы. Это был индивидуальный бунт, и с большим опозданием я понял, что должен теснее связать себя с великими социальными движениями.

Кино должно отправиться повсюду. Надо составить список мест, где его нет, и сказать себе: кино должно отправиться туда. Если его нет на фабриках, оно должно пойти на фабрики. Если его нет в университетах, надо его туда отвезти. Если его нет в борделях, оно должно пойти в бордели.

Каждый раз, когда я еду в страны третьего мира, я говорю там: не отказывайтесь от фильмов, которые вам не нравятся, переделывайте их.

Изображение – это так просто. Фильм – ничто. Фильм – это то, что вы с ним сделаете. Никогда в Системе не было революционного фильма. Его там быть не может. Надо устроиться на полях и пытаться использовать противоречия Системы, чтобы выжить вне Системы.

Чтобы снимать политически правильно, надо объединиться с людьми, которые правильно себя ведут с политической точки зрения. То есть, с угнетенными, с теми, кто подвергается репрессиям и борется с репрессиями.

Пойти на службу к ним. Учиться и одновременно учить их. Перестать снимать фильмы. Отказаться от существующего представления об авторстве.  Именно в нем проявляется подлинный ревизионизм, предательство. Представление об авторстве совершенно реакционно.

В социалистическом раю тот, кто захочет быть режиссером, не обязательно будет им. Он будет им, если это пойдет на общую пользу.

У нас есть прекрасный пример – Эмиль Золя. Он начинал как прогрессивный писатель, связанный с шахтерами, знакомый с положением рабочего класса.

Потом он стал продавать все больше и больше экземпляров своих книг. Он стал настоящим буржуа, и как раз в это время была изобретена фотография. Тогда он занялся фотографией как искусством.

Но что за снимки делал он в конце жизни? Он снимал только свою жену и детей в саду, хотя мог бы начать фотографировать забастовщиков. Но он этого не сделал. Он снимал свою супругу в саду. Совсем как импрессионисты.  Мане писал вокзал. Но его совершенно не волновало то, что на железной дороге произошла крупная забастовка. 

В кино не существует чистой техники, ничего подобного нейтральной камере.  Существует только социальное использование камеры.

Иногда классовая борьба – это борьба одного изображения с другим или одного звука с другим. В фильме это борьба изображения со звуком и звука с изображением.  Фильм – это звук, противостоящий другому звуку. Революционный звук противостоит империалистическому.

Во время демонстрации империалистического фильма экран продает зрителю голос хозяина. Голос льстит, подавляет или избивает. Во время демонстрации ревизионистского фильма экран становится громкоговорителем для делегированного народом голоса, переставшего быть голосом народа, так как народ молча смотрит на свое искаженное лицо.

Во время демонстрации борющегося фильма экран – черная доска или стена школы, которая предлагает конкретный анализ конкретной ситуации.

Задача для нас, марксистско-ленинских режиссеров, заключается в том, чтобы накладывать уже правильные звуки на все еще лживое изображение.

Звуки уже правильные, потому что это звуки революционной борьбы.

Изображение еще лжет, потому что оно создано в лагере империалистической идеологии.

Жан-Люк Годар

Манифест напечатан в буклете фильма «Китаянка» в августе 1967 года. В тексте – скрытая цитата из Че Гевары, призывавшего создать «много Вьетнамов» во всех концах света.

Журнал «Искусство кино». 1991 г., № 2.

Перевод и примечание Михаила Трофименкова

Читайте по теме:

Бернардо Бертолуччи. Сжатый кулак в Венеции

Жан-Поль Сартр. Письмо об «Ивановом детстве»

Илья Знаменский. «Игра в кальмара». Секрет корейских успехов

Кен Лоуч. Что такое политический фильм?

Сергей Эйзенштейн. «День мертвых» в Мексике

Андрей Манчук. Машина времени Дзиги Вертова

Бернардо Бертолуччи. «Перед революцией». Как стать марксистом

Славой Жижек. Киногид от извращенца

Андрей Манчук. «Трамбо». Герой нашего времени

Ирина Чеботникова. Другое лицо французской анимации

Кен Лоуч. Воссоздать дух сорок пятого

Андрей Манчук. «Земля кочевников». Дорога в никуда

Артем Кирпиченок. Синдром Джокера

Андрей Манчук. Интервью со Светланой Басковой

Саймон Хаттенстоун. Семь рюмок с Аки Каурисмяки

Андрей Манчук. «Нечего терять, кроме своих жилетов»