Американская школа: личный опыт

Двенадцать лет назад мне, победителю обменной программы FLEX, довелось год проучиться в американской школе. Да, не просто «в американской школе», а в школе калифорнийской, то есть, в достаточно привилегированной уже хотя бы по признаку месторасположения.

В первой части серии очерков я расскажу о том, где я учился, сколько человек было в моей школе, и как в ней обстояли дела с преподаванием истории.

Rim of The World High School (Лэйк Эрроухед, округ Сан-Бернардино) считалась небольшим учебным заведением: в ней было порядка полутора тысяч человек. Для сравнения, в соседних «старших школах», Yucaipa High и Redlands High, насчитывалось в те годы не менее двух тысяч подростков, и это по американским меркам – далеко не предел. Так, в самой крупной американской «старшей школе», Evanston Township High, штат Иллинойс, обучается в наши дни почти три с половиной тысячи человек.

Очевидным минусом такого построения системы образования является фактическое отсутствие индивидуального подхода к школьнику: даже если ученик искренне заинтересован в получении дополнительных знаний, у учителя может просто не хватить времени на «внеклассные занятия». Учеников – много, учителей – мало, и многие из них, равно как и в России, сетуют на низкие доходы.

Впрочем, ещё меньше повезло так называемым «учителям на замену» (то есть, специалистам, устроенным на неполную занятость), культура которых очень распространена в Штатах. Так, например, однажды, в выходной день, я с удивлением застал мистера Фауста, бывшего нашим школьным «учителем на замену» по истории, за работой официантом в ресторане, куда мы пришли с приёмной семьёй.

Повторюсь, что речь идёт о богатой Калифорнии, а не, скажем, о традиционно более бедных южных штатах США и не о штатах Среднего Запада. Плюсом – деление школ на «младшие», «средние» и «старшие»: в американских школах невозможно себе представить ситуацию, при которой старшеклассники издеваются над вчерашними детсадовцами.

Американцев с детства учат тому, что обе мировые войны выиграли именно они, и это не расхожий стереотип. В толстом школьном учебнике по истории, в главе, посвящённой Первой мировой войне, прямым текстом было написано: «…лишь с вмешательством американского экспедиционного корпуса страны Антанты смогли переломить ход сражений на Западном фронте». Акцент же в описании Второй мировой был сделан, естественно, на высадку в Нормандии и на операциях, проводившихся на Тихоокеанском театре боевых действий против милитаристской Японии.

Справедливости ради, мне удалось убедить нашего школьного учителя истории мистера Росса в том, что моим американским одноклассникам будет интересно узнать о героической борьбе народов Советского Союза с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной. Так я рассказал моим американским сверстникам о битве за Москву, Сталинграде, Курской дуге, блокаде Ленинграда, серии битв за Харьков, о битве за Днепр, об операции «Багратион», о сражениях в Венгрии, Польше, освобождении всей Восточной Европы от нацизма в целом и о победоносной битве за Берлин. Одноклассникам, кстати, очень понравилось, а заключительный слайд они встретили аплодисментами: они действительно никогда не слышали о подавляющем большинстве тех операций, о которых я говорил. Тем более, ничего они не слышали и о тех зверствах, которые творили на оккупированных территориях нацисты. Вторая мировая война для американского обывателя – это нечто очень далёкое, непонятное и неизведанное, и в этом, пожалуй, заключается наше коренное различие в ментальности.

Очень много внимания уделяется в американских школах воспитанию гражданского патриотизма. Приведу один пример. Перед каждым вторым уроком (так получилось, что для меня это и были уроки истории) на больших телевизорах, стоящих в каждом классе, появляется флаг США, а голос диктора с экрана сообщает школьникам о необходимости встать, приложить руку к сердцу и произнести клятву на верность звёздно-полосатому знамени. Появившись ещё в конце XIX века, когда и Америка, и мир были совершенно другими, традиция пережила все социальные потрясения Нового света, а текст самой клятвы был в последний раз изменён на стыке эпох американской истории и социальных перемен: в 1954 году. Справедливости ради, для студентов по обмену (а их в американских школах немало) делается исключение: им разрешено не прикладывать руку к сердцу и не произносить клятву, но встать с места – категорически и настоятельно рекомендуется.

За звание «ключевого» события американской истории в моей школе вели заочный спор Гражданская война и Социальные перемены середины 1960-х годов. И, если с Гражданской войной всё более-менее понятно (конфликт Севера и Юга по сей день определяет культурные установки жителей Соединённых Штатов, начиная от их музыкальных вкусов и заканчивая политическими пристрастиями), то высокое место другой «эпохи перемен», возможно, было связано с субъективной «тоской» подошедшего на тот момент к пенсионному возрасту поколения беби-бумеров, чья молодость пришлась как раз на Марш на Вашингтон 1963 года, речи и убийство Мартина Лютера Кинга в 1968 году, на войну во Вьетнаме, длившуюся (для американцев) с 1965 по 1973 год и, конечно же, на массовые акции протеста против американской политики в этой стране.

Мой школьный учитель истории, мистер Росс, тоже воевал в джунглях Юго-Восточной Азии и тоже, как и большинство калифорнийцев, считал это ошибкой, больше ассоциируя себя с теми, кто боролся тогда за мир – и, по его же выражению, «из всех самолётов предпочитал тогда Jefferson Airplane». На вопрос же о том, приходилось ли ему убивать, он отвечал просто: «не знаю, я лишь стрелял по кустам». В целом, отношение к войне во Вьетнаме в Калифорнии достаточно сдержанное, и многие признают её одной из самых страшных ошибок в истории США.

Приятно удивило то, как американцы относятся к истории и культуре повседневности. Тот же мистер Росс (строго в рамках учебного курса) ставил нам пластинки с музыкой Би-Би Кинга, Чака Берри, Дженис Джоплин, The Doors, Grand Funk Railroad и, немного выходя за рамки строго американской истории, Led Zeppelin, Deep Purple и даже AC/DC, при этом «популярная музыка» тоже была равноправным «параграфом учебника»: автор этих строк лично играл в «угадай мелодию» на проверочных работах по этой теме. Вообще же, несмотря на то, что в 90-е и «нулевые» появилась целая плеяда значимых американских исполнителей, хорошим тоном в моей школе считалось носить майки с логотипами звёзд 70-х и 80-х годов, а когда я спросил у своих товарищей по рок-группе (в которой я был басистом), почему они игнорируют фирменную одежду с портретами, скажем, Red Hot Chili Peppers и Green Day – то есть, самых актуальных на тот момент коллективов, мне было сказано, что это «попса, недостойная славы великих».

О том же, почему из всей русской классики в кабинете литературы Rim Of The World High School лежали только «Война и Мир» Льва Николаевича Толстого и «Один день из жизни Ивана Денисовича» Александра Исаевича Солженицына, мы с вами, дорогие друзья, порассуждаем в следующий раз.

Данила Глумов

Читайте по теме: 

Сергей Марков. Образование мертво. Да здравствует образование?

Андрей Манчук. Сёла без школы

Георгий Комаров. Воспитание чувств и новая школа

Александр Панов. Десять ножей в спину революции РАН

Владимир Фридман. Какая система образования нам нужна?

Андрей Манчук. Медреформа и гражданское общество

Тики Таракихи. Мексика: протесты учителей и реформа образования

Арина Муромська. «Национальный вопрос в педагогике»

Павло Аннєнков. «Невежество еще никому не помогло»

Павло Кудюкін. «В профсоюз вступают лучшие преподаватели»