Десять ножей в спину революции РАН

Вот не люблю возвращаться к ранее написанному и мусолить по нескольку раз одну и ту же тему, но в данном случае не могу, как говорится, молчать. Текущая бытийность не оставляет иного выхода и снова возвращает к теме защиты Российской академии наук. Защищать ее от Министерства образования и Государственной Думы начиная с 18 сентября уже поздно, хотя борьба за сохранение РАН в целом все еще не окончена и будет, видимо, продолжаться вплоть до окончательной ее ликвидации. Ибо в победу теперь уже верится с большим трудом. Но, что более всего удивляет и удручает, так это необходимость ее защищать не только от оголтелых гопников из правительства, но также и от «прогрессивной демократической общественности».

В своей предыдущей колонке я уже цитировал Дмитрия Быкова, которого, напомню, судьба РАН не волнует, поскольку последняя, по его мнению, не представляет собой независимую авторитетную общественную силу. В тот же самый вечер после принятия Думой закона о РАН во втором и третьем чтениях он высказался по данному вопросу еще более красноречиво и развернуто. Если в прошлый раз Быков апеллировал к тому, что академик Фортов пасует и выглядит чересчур малодушно в личной беседе с Путиным, то теперь оказалось, что вся Академия как таковая «ничем не доказала свое истинное общественное значение» ибо на протяжении последних двадцати лет не выступала защитницей либеральных прав и свобод и вообще не сделала ничего такого, за что он мог бы ее уважать, следовательно, интереса защищать РАН теперь у общества тоже вроде как объективно нет.

Подобная логика рассуждений просто завораживает! Существование науки как таковой, проведение исследований, публикация книг и статей, чтение лекций и выступление на радио- и телеэфирах сотрудников РАН, видимо, общественного значения не имеет ни малейшего. Во всяком случае, вопрос о судьбе науки в стране на протяжении всей передачи с участием Быкова странным образом не поднимался, хотя, казалось бы, именно он в контексте разговора о реформе РАН должен иметь первостепенное значение. На самом деле, сама наука интересует либеральную оппозицию ничуть не больше, чем системных либералов из правительства Медведева. Как говорил Остап Бендер по поводу гарнитура генеральши Поповой, «интересует, но... меньше». А что же тогда интересует их больше? Если для либералов из правительства главная ценность РАН — это ее имущество, ждущее теперь часа своей приватизации, то для либералов оппозиционных — это оппозиционный потенциал ее элиты. Ценность собственно научной деятельности, с точки зрения Быкова, например, ставится, судя по всему, в полную зависимость от того, насколько активно и остро высокостатусные ученые критикуют власть. Главным достижением советской науки, таким образом, признаются почему-то не сами научные открытия как таковые, ни популяризация науки в массах, ни создание целых плеяд выдающихся интеллектуалов, а правозащитная деятельность академика Сахарова. Лично я ничего не имею против правозащитной деятельности, более того, сам совмещаю в себе научного сотрудника и правозащитника в одном лице. Но сама идея, согласно которой общественная полезность труда ученых должна оцениваться по количеству в их рядах звезд политической оппозиции кажется мне, тем не менее, полным абсурдом. Я не знаю, в чем, по мнению Быкова, должна выражаться активность Академии в доказывании своей общественной значимости. В количестве академиков в Координационном совете оппозиции? В количестве гневных антипутинских публикаций в оппозиционной прессе или постов в том же Фэйсбуке? Может дополним этим критерием индекс цитируемости в научных журналах и тогда эффективность наших ученых наконец-то станет легко устанавливать не только государственной бюрократии но и нашему «демократическому политбюро»?

Естественно, наука — не есть некая вещь в себе, но способ познания и организации окружающего нас пространства, а ученый — это не просто человек науки, но также и носитель и транслятор в общество передовых для своего времени идей. И не раз ученые в самых разных исторических и культурных контекстах пользовались своим статусом для пропаганды и защиты разумного, доброго и вечного. Помимо академика Сахарова, разумеется, существует еще множество других не менее показательных примеров. Путешественник и миссионер Дэвид Ливингстон в свое время был до самой смерти озабочен поиском истоков Нила чтобы подняв таким образом свой статус в глазах элиты викторианской Англии, более эффективно бороться с «кровоточащей раной Африки» - работорговлей и, положив последней конец, выполнить таким образом свою главную жизненную миссию. Нет нужды сомневаться в том, что открыто заявленный гуманизм Ливингстона снискал ему почет и уважение не только в британском обществе, но и далеко за его пределами. Но значит ли это, что проявляй он меньшую принципиальность в данном вопросе, подобно большинству других своих коллег-путешественников, передовая британская общественность или пресвитерианская община сочли бы результаты его деятельности «не имеющими общественного значения»? И, опять же, значит ли это, что лишь жизнь Дэвида Ливингстона наполнила смыслом все существование Королевского географического общества и всей британской науки в целом? И откуда взялась уверенность, что таких гуманистов и людей с твердой гражданской позицией нет среди сотрудников РАН?

Впрочем, будем справедливы. В претензиях Быкова, безусловно, присутствует весьма здравое зерно. Конечно, Академия могла бы, даже должна была бы более активно защищать ценности Просвещения, выступать защитницей образования и светского образа мышления, быть в каких-то вопросах злее и принципиальнее. Все это, безусловно, так. Но тут тоже, знаете ли, есть нюансы. О какой конкретно академии вы говорите? О той самой, обескровленной в 90-е годы, едва уцелевшей и сохранившей свои традиции и структуры под ударами рыночных реформ, когда самое активное, зрелое и деятельное поколение ученых было просто вымыто из ее состава (например, в моем институте тогда был на долгие годы упразднен совет молодых ученых, так как единственному оставшемуся там на тот момент молодому ученому просто не с кем было «советоваться»); о той, сохранившейся, как написала одна моя коллега, ценой личного подвига ее сотрудников в то время как вы, уважаемые либеральные критики, напомню, дружно «голосовали сердцем»? То десятилетие что для вас запомнилось как время свобод и надежд для нас стало эпохой полного коллапса и структурного паралича, но разве кого-то из вас когда-то это всерьез заботило? И вот сейчас, когда наконец в науку только-только стали возвращаться молодые кадры и в наших институтах снова начала возрождаться научная жизнь вы молча и равнодушно наблюдаете за тем, как по Академии наносится окончательный удар, попрекая ее вслед тем, что «покойный» с вашей точки зрения, как оказывается, не был «нравственным человеком»!

Еще больше меня удивил безусловно талантливый и неутомимый фотожурналист Илья Варламов, который в своем блоге, транслируемом также на сайте «Эха Москвы» под отснятыми кадрами с «народными гуляниями» ученых у стен Государственной Думы заявил, что как «потребитель отечественной науки» не очень понимает, чем плоха реформа и чем она ему «как потребителю» грозит, попросив ученых ему это объяснить. Разумеется, место для подобной дискуссии — свой личный блог - он выбрал самое удачное — не спрашивать же об этом, в самом деле, самих ученых, которых ты снимаешь! Кстати, сам же Варламов в этом же самом посте пишет, что ученые «давали интервью многочисленным журналистам». Так что ж не спросил тогда, пользуясь случаем? Или просто не получил ожидаемого ответа? Ну, будем считать, что спросил, но ему внятно не объяснили. Вообще-то позицию ученых по вопросу о реформе РАН можно было прочесть и в других источниках. Взять тот же интернет, где было опубликовано уже достаточно много заметок, открытых писем, петиций и резолюций. Их читать и анализировать тоже времени нет, ну что же, в конце концов Илья человек очень занятой. Хочется, видимо, чтоб как «потребителю» ему все это разъяснили персонально в комментариях в личном блоге. Честно говоря, мне трудно представить себе, чтоб на столь вожделенном нашей интеллигенцией Западе, том самом, где сменяемость власти, прозрачные выборы, все катаются на велосипедах и легализованы гей-браки, демократическая общественность, правая ли, левая, а уж тем более творческая интеллигенция на полном серьезе, с некоторым даже вызовом если не гордостью называла себя «потребителями»: давно уже, что называется, западло. Но то у них. А у нас своего Бодрийяра - и это пусть будет в самом деле разумным упреком в адрес наших философов — пока что не нашлось. Но дело, разумеется, не в одном конкретном употребленном слове, вызывающем у меня раздражение. В конце концов, оно по всей видимости означает здесь лишь то, что сам Илья наукой не занимается, а лишь пользуется ее конечными продуктами. Тем не менее, сама логика рассуждений здесь и впрямь до безобразия потребительская. Если у Быкова занятие наукой — это своего рода легитимизация частного мнения по общественно важным вопросам и придания ему большего веса, то для Варламова это и вовсе что-то типа Олимпиады. Если американцы и европейцы (или, предположим, китайцы) более засвечены / раскручены / успешны — то следовательно, наши почетные третьи — пятые места никого не впечатляют, эффекта не несут и значимости не представляют. Можно, наверное, вообще плюнуть на все и из столь энергозатратного соревнования, из этой изматывающей экономику страны гонки научных вооружений выйти, сосредоточив силы на том, что у нас получается намного лучше и на выходе для потребителя оказывается гораздо дешевле. Например, на фототуризме или написании художественной беллетристики. «Разве может быть еще хуже?» - риторическим вопросом нагоняет он трагизма в конце поста. Может, Илья! И мне странно, что этот вопрос задаете Вы! Вы ведь только недавно вернулись из феерического путешествия по центральной Африке, прокатились в том числе и по Демократической Республике Конго. Там, как Вы сами наверняка уже знаете, нет проблем с оппозиционерами правительству президента Жозефа Кабилы и даже с нет проблем с правозащитниками. Пусть по масштабу личности они и уступают Андрею Дмитриевичу Сахарову, но зато их там целое профильное министерство и даже больше! А вот с наукой там как-то не очень. Есть правда ряд интересных самобытных философов, но и у них за плечами, как правило, европейский бэкграунд. Так вот, почувствуйте, что называется, разницу.

Ну и наконец, напоследок о широко разошедшемся по фэйсбуку посте публициста Дмитрия Ольшанского. Он среди упомянутых выше героев человек самый левый, поэтому описывать всю эту историю старается более-менее объективно, начиная с тех самых либеральных реформ и бегства из институтов научных сотрудников. Но даже он, признавая необходимость поддержать академиков, уточняет, что на сегодняшний день это как бы всего лишь меньшее из зол, с перспективой на теоретически еще возможный хэппи-энд, поскольку все по-настоящему талантливые люди из академии уже давно сбежали — кто в коммерцию, кто в эмиграцию — а остались лишь лузеры, фрики да «мафиозные барбосы», сдающие недвижимость и торгующие диссертациями. По сути, эта позиция мало чем отличается от быковской за исключением того, что Ольшанский все же старается мыслить исторически и даже политически, не только сосредотачиваясь на настоящем, но и оборачиваясь в прошлое и даже заглядывая в возможное будущее. Во всем же остальном тут воспроизводится та же самая мифология, согласно которой все чем занимаются ученые в недобитых еще институтах — это сдают в аренду борделям пресловутую «недвижку». Столь пристальное внимание выказываемое уважаемыми комментаторами к сдаваемой в аренду директорами академических институтов недвижимости вынуждает меня их слегка разочаровать и сообщить, что выручаемые от сдачи помещений в аренду деньги идут не в карманы директоров, как это красиво, по всей видимости, выглядит в их воображении, а, преимущественно, на оплату коммунальных счетов института и прочие сопутствующие расходы. В 90-е годы этими деньгами, кстати, сотрудникам институтов выплачивали зарплату. Но, так или иначе, предполагать, что кроме той самой сдачи в аренду помещений института их сотрудники больше ни чем не занимаются могут только люди никогда там очевидно сами не бывавшие. Я не могу сказать за всю академию, но лично в моем институте, где, конечно, все далеко не так гладко и идеально как хотелось бы, тем не менее, регулярно проводятся научные конференции, ученые занимаются исследованиями, в том числе полевыми, ездят в экспедиции, публикуют книги и статьи в отечественных и зарубежных научных изданиях и даже показывают для всех желающих африканские фильмы с комментариями специалистов. Пользуясь случаем хочу пригласить всех интересующихся, в том числе и персонально Дмитрия Ольшанского к нам в гости, а также торжественно обещаю подарить ему ближайшую готовящуюся к выходу коллективную монографию написанную сотрудниками моего центра, со своей статьей в том числе.

Сам я, надо признать, вынужденно выпал на время из движения в защиту РАН в самый, как оказалось, ответственный и неподходящий для того момент. Но, разумеется, находясь далеко за пределами Москвы, за всеми перипетиями борьбы у стен Государственной Думы внимательно следил через интернет. 18 сентября вечером зайдя в киоск за продуктами я увидел по стоящему на верстаке телевизору репортаж о принятии закона в вечернем выпуске новостей какого-то канала. Увидел стоящих под пасмурным небом своих товарищей с которыми участвовали в многочисленных обсуждениях, митингах, пикетах. Малая горстка молодых и политически неопытных, но отчаянных и неравнодушных людей нашедших в себе силы принять вызов и выступить против системы, против ехидствующих креативных горожан, против выработавшейся инертности собственных структур и в некоторой степени даже против собственного начальства, надеявшегося не обострять ситуацию и договориться с путинскими наперсточниками. Вот они — подумал я — настоящие диссиденты нашего времени. Ребята, вы настоящие герои! Борьба не закончена, раньше времени не надо отчаиваться и у нас впереди еще очень много дел. Но теперь даже если мы в конце концов проиграем, то в этом случае я буду рад по крайней мере тому, что проиграл вместе с вами.

Александр Панов