Маркс «воскресший»

Предисловие переводчика. 195 лет назад пятого мая родился человек, которого до сих пор пытаются «похоронить». И  всякий раз – тщетно. Речь, конечно, не о прахе человека, покоящегося на Хайгейтском кладбище в Лондоне, а о его идеях, оказавших столь сильное влияние на политику и мироустройство ХХ века.

В нашем же веке, – в особенности с началом экономического кризиса, Маркс «вновь ожил», – что не может не беспокоить «сильных мира сего». «Мы думали, что Карл Маркс умер и похоронен» – беспокоится «Тайм» по поводу актуальности его прогнозов развития капитализма, – и приходит к выводу: «наши перспективы довольно мрачные: Маркс не только диагностировал недостатки капитализма, но и определил их последствия. Если законодатели не найдут способы гарантировать справедливые экономические возможности, трудящиеся всего мира могут и объединиться».

«Откопавшегося» Маркса усиленно пытаются вернуть туда, где ему вроде бы и положено быть – в XIX-м веке, в эпохе паровозов и дагерротипов. Одной из таких попыток стала недавно изданная в США биография, где эта спекулятивная привязка ко времени обозначена даже в названии: «Карл Маркс: Жизнь в XIX-м веке». Несмотря на то, что «по данным каталога Библиотеки Конгресса США, Карлу Марксу посвящено больше научных трудов, чем любому другому человеку, и он возглавляет список 100 самых изученных личностей в истории», автор новой биографии Джонатан Спербер делает акцент преимущественно на личной жизни Маркса, чтобы таким образом «демистифицировать» эту фигуру и сделать акцент на «устарелости» его идей. В то же время, для большей узнаваемости образов и создания определенных ассоциаций этот автор, по мнению некоторых рецензентов, пытается представить Маркса эдаким вариантом современного хипстера.

Джонатан Фридланд пишет в рецензии на «Нью-Йорк Таймс»  – «Маркс у Спербера… покажется до боли знакомым любому, кто, хотя бы мельком знает нынешних радикальных политиков». «Квартиру Маркса кто-то мог бы назвать богемной, а кто-то - запущенной…». Маркса, описанного Спербером легко представить себе и в 2013-м году – «неистовым блоггером» или «радикальным профессором истории где-нибудь в штате Миссури, пикирующимся в Твиттере с Эндрю Салливаном и Наоми Кляйн». Таким образом, Маркс, как бы снова «выскальзывает», не позволяя вернуть себя в «родной» XIX-й век.

Терри Иглтон, автор изданной в прошлом году книги «Почему Маркс был прав», представил свой иронический анализ новой биографии Маркса в эссе «Революционер», перевод которого мы и предлагаем вашему вниманию.

Немногие из идей Карла Маркса были действительно оригинальными. Концепция коммунизма была известна еще в древнем мире, а такое понятие, как «революция» существует, вероятно, столько же, сколько и сама политика. Некоторые считают, что именно Маркс придумал такое понятие, как «социальный класс» – однако сам Маркс так не считал. Вероятно, за ним можно было бы закрепить авторство концепции «классовой борьбы», но суть ее тоже была и раньше знакома и опасавшимся бунтов владельцам шахт, и восставшим крестьянам, и практически всем теоретикам политики.

Его видение истории, как последовательной смены способов производства, тоже было широко распространено в эпоху Просвещения. И к тому же, многие из его мыслей предвосхитил Гегель. А как же тогда насчет убежденности Маркса в том, что именно экономический фактор является решающим в жизни социума? Даже, если он и первым пришел к такому выводу (что весьма сомнительно), то все же далеко не он один. Масса простых американцев, например, используют фразу «the bottom line» («итого», «сухой остаток» – изначально сугубо бухгалтерский термин, обозначавший нижнюю строку ведомости, впоследствии ставший обозначением результата любой деятельности – прим. пер.), вкладывая в нее смысл о всеопределяющем значении денег. Что предполагает либо то, что большинство американцев прирожденные марксисты, либо то, что теории Маркса в США получили столь широкое распространение.

Цицерон как-то говорил, что государство существует для того, чтобы охранять частную собственность – что, собственно, и является краеугольным камнем марксистской доктрины. Зигмунд Фрейд, хотя сам и не был сторонником марксизма, тоже считал, что без необходимости трудиться мужчины и женщины будут дни и ночи напролет предаваться любовным утехам. Именно необходимость выживания и материального обеспечения своей жизни заставила их отречься от принципа удовольствия ради банков и текстильных фабрик. Маркс же (для которого социализм касался не столько вопросов труда, сколько вопросов досуга) считал, что наши ресурсы можно реорганизовать таким образом, чтобы максимально освободить женщин и мужчин от отупляющих их форм тяжелого труда. (Поэтому все, кто выступает против необходимости трудиться, должны немедленно вступить в какую-нибудь местную ячейку компартии).

Социалист Оскар Уайльд считал, что при социализме у людей будет достаточно свободного времени, чтобы валяться в малиновом халате и, потягивая абсент, цитировать Гомера. Маркс же скорее мыслил в традиции древнего иудаизма, и этика имела для него первостепенное значение. Для Маркса вопрос морали сводился преимущественно к необходимости научиться проводить свой досуг – мужчины и женщины, как считал он, смогут проявить весь свой потенциал, если обретут возможность реализовывать свои уникальные способности, что должно доставлять им наслаждение и являться самоцелью. Если же все люди будут свободны для самореализации, то они найдут и способы взаимной реализации друг друга. То есть для самореализации им потребуется самореализация других. Таким образом, коммунизм Маркса – это и есть некая форма политической любви.

При этом Маркса вряд ли смутило бы то, что его идеи кто-либо не посчитал бы оригинальными – и не потому, что он считал саму концепцию новаторства несколько переоцененной, а потому что полагал, что мы излишне переоцениваем идеи и теорию, как таковую. В наше время большинство известных марксистов – это ученые, занимающие какие-либо академические должности, тогда как сам Маркс никакой университетской должности не занимал (хотя у него и была докторская степень по античной философии). Ленин, как известно, любил следующую цитату из «Фауста» Гёте: «Суха теория, мой друг, но древо жизни пышно зеленеет». Думаю, что эту же фразу мог бы написать и повесить у себя над столом и Маркс.

Он был гуманистом-романтиком, особо ценившим конкретику чувственного восприятия мира. И хотя он видел необходимость и в абстрактных концепциях, но считал их хрупкими и анемичными в сравнении со всем богатством и сложностью конкретики. По этой же причине он с некоторой осторожностью относился к концепции равенства. Вопиющее социальное неравенство, конечно же, необходимо ликвидировать – но так, чтобы при этом не подавлять индивидуальные различия. Большую часть своей жизни Маркс был радикальным журналистом и политическим активистом, и Джонатан Спербер – автор недавно увидевшей свет биографии Маркса, поставил перед собой цель – вернуть Маркса в исторический контекст.

В этом смысле книга является как бы материалистическим изучением жизни мыслителя-материалиста. Спербер смотрит на Маркса не восторженным взглядом юного ученика, а рассматривает его с той же точки зрения, с какой сам Маркс рассматривал людей, видя в них, прежде всего, деятелей-практиков. Хотя в данном случае возникает некий парадокс – ведь жизнь Маркса интересует нас именно из-за его трудов. И Спербер помещает труды Маркса в исторический фон – с тем, чтобы создать вокруг пространство жизни реального человека. Подобный подход используют при создании многих биографий интеллектуалов и мыслителей, что являет собой любопытнейший пример заранее обреченного на провал жанра литературы.

Спербер, как и большинство историков, не очень-то уверенно чувствует себя в царстве теории – однако не боится по ходу повествования делать весьма смелые, хотя и поверхностные выводы о теории Маркса. Да, иногда мы действительно можем по-новому открыть для себя жизнь некоего автора, что может радикально преобразовать и наше восприятие его работ. Биография Томаса Гарди, например, открывает нам, что он никогда в жизни не видел коровы, а история жизни кардинала Ньюмена рассказывает нам, что в студенческие годы он управлял весьма прибыльным борделем (британский кардинал и писатель викторианской эпохи Джон Генри Ньюмен был в 2010-м беатифицирован – причислен к лику блаженных папой Бенедиктом XVI – прим. пер.).

Все эти факты позволяют нам по-новому взглянуть и на их труды. Хотя в основном эти биографии, все-таки, не содержат какой-либо сногсшибательной информации. Они рассказывают нам о том, что именно данный человек любил кушать на завтрак или что надевал на бал, то есть – все те факты, которые интерес если и представляют, то лишь постольку, поскольку человек этот написал или придумал нечто важное – хотя, в данном случае, все эти детали и не имеют прямого отношения к его трудам. Однако с Марксом всё выглядит несколько по-иному – ведь и сам Маркс говорил о единстве теории и практики. Хотя, даже в этом случае, отношения между идеями Маркса и тем материальным миром, в котором он жил, не так уж и просты.

Карл Маркс родился в семье юриста, еврея, принявшего протестантство, чтобы иметь возможность работать по специальности на родине – в Пруссии, где тогда господствовал антисемитизм. Отец Маркса смело выступал против религиозной нетерпимости и дискриминации – и если бы он знал, что его сын впоследствии заявит «израильская вера противна мне», то это его явно бы задело. Мать Маркса был голландкой – женщиной, «обладавшей особыми психическими способностями и предсказавшей собственную смерть с точностью до часа». Похоже, в этой семье увлекадись ясновидением: Маркс иногда пишет так, словно будущее заранее предопределено, хотя он не связывал это ни с какими паранормальными явлениями.

Маркс пошел по стопам отца и поступил на юридический факультет, обучаясь сначала в Бонне, а затем в Берлине. Студент Карл Маркс вел богемный образ жизни – иногда он устраивал скандальные выходки, иногда напивался. Тем не менее, он не утратил уважения в обществе, без чего ему сложно было бы жениться на Жени фон Вестфален – девушке из знатного прусского аристократического семейства. Даже многим из их общих друзей этот брак казался неравным – очень уж они не соответствовали друг другу. Маркс – патлатый, смуглый простолюдин, к тому же еврейского происхождения, казался многим неким чудовищем на фоне тевтонской красоты Женни фон Вестфален. И Маркс даже как-то глуповато гордился знатным происхождением своей жены, – хотя Спербер подозревает, что знатность рода фон Вестфаленов была в некотором роде сомнительной.

Еще одним поводом для скандала в светском обществе был тот факт, что жена была на четыре года старше своего мужа. Как пишет Спербер, эта пара «нарушала принятые тогда в обществе нормы относительно взаимоотношений между полами и роли мужчины в семье». Если муж был младше своей жены, то это считалось позором для него, как для мужчины – это как если бы слуга был образованнее господина. Судя по загадочному письму, посланному Женни Карлу, эта пара к тому же занималась сексом до брака. Хотя практика добрачного секса была общепринятой в среде крестьянства и городских низов, но «для истинной дочери высокопоставленного прусского чиновника из провинциального города подобное поведение было просто недопустимо».

Нонконформизм этой пары начинался с их дома и семьи – впрочем, это касается и Фридриха Энгельса, который жил с простой женщиной из рабочего класса (тот факт, что она к тому же была ирландкой, предположительно, повлиял в будущем на классовые симпатии Энгельса и его антиколониалистские взгляды). Карьера молодого Маркса начинается с того, что ему удалось получить работу в одной радикальной немецкой газете. Журналистика до конца дней стала для него приемлемой альтернативой работе в университете и одновременно придала ему боевой дух уличного репортера. Хотя этому младогегельянцу и потребовалось некоторое время, чтобы стать «оплачиваемым марксистом».

Буквально за пять лет до написания «Манифеста Коммунистической Партии» Маркс, как пишет Спербер, «оправдывал применение вооруженных сил для подавления коммунистического восстания рабочих». Коммунистические идеи, писал Маркс в те годы, «представляют подлинную опасность, поскольку они способны завоевать наш разум и чувства». Представьте себе, что Чарльз Дарвин незадолго до опубликования «Происхождения видов» публично высказывался бы по поводу истинности истории об Адаме и Еве. Впоследствии, уже будучи, по сути, марксистом, Маркс, как известно, сам отрицал, что является марксистом.

Большую часть своей жизни (а также большую часть совместной жизни с Женни) Марксу приходилось бегать от разъяренных кредиторов. Однажды он сказал, что никто, наверное, не писал столько о капитале, имея так мало денег. Однако бедность его имела, что называется «благородный характер». Как пишет Спербер, «за исключением лишь одного случая, когда дела были крайне неблагоприятными, он никогда не просил Женни вести хозяйство». В доме практически всегда был один весьма неряшливый слуга – а иногда нанимали и двух. Чета Марксов смогла даже наскрести денег, чтобы нанять гувернантку для своих подрастающих детей.

И, все же, о том, что такое нехватка денег Маркс знал отнюдь не в теории. Эта проблема реально вставала перед ним каждый раз, когда необходимо было платить мяснику, а не тогда, когда речь шла о противоречиях капитализма. Трое из его детей умерли в младенчестве или еще при рождении в маленькой квартире, расположенной где-нибудь в районе трущоб. Когда же умерла и его дочь Франциска, Маркс «был вынужден целый день (на который были назначены похороны) бегать повсюду, чтобы найти деньги для гробовщика». И тут на помощь ему пришел капитализм в лице Энгельса, взбалмошного гуляки и сына владельца фабрик Манчестера, который разрезал банкноты напополам и отправлял своему нуждающемуся товарищу в разных конвертах (во избежание кражи денег на почте – прим. пер.).

В период жизни в Англии Марксу удавалось сводить концы с концами лишь благодаря гонорарам за статьи для New York Tribune – в то время крупнейшей американской газеты. Период политических бурь, охвативших Европу в 1840-х, означал также и то, что Маркс постоянно был вынужден «жить на чемоданах». Его, как политического диссидента, выслали из Парижа – после чего он ненадолго осел в Брюсселе, где он свел знакомство с другими политическими беженцами и установил связи с тайным обществом ремесленников. Бельгийские власти его арестовали и бросили в тюрьму, после чего он был вынужден перенести свою деятельность в Кёльн.

В 1848-м году, когда революции вспыхнули по всей Европе, резко усиливается и политический активизм Маркса. Спербер отмечает, что в этот период Маркс «в первый и последний раз становится революционером-повстанцем: он пишет крайне резкие революционные статьи для Neue Rheinische Zeitung, выступая лидером радикальных демократов Кёльна и прусского Рейнланда. Он пытается организовать рабочий класс в Кёльне и по всей Германии». Революционеров нередко высмеивают за их ложные пророчества относительно массовых восстаний, однако Маркс – совсем другой случай. Как только он опубликовал свои предсказания о восстании рабочих в «Манифесте Коммунистической Партии», так сразу же реальные восстания стали вспыхивать по всей Европе.

После того как Маркса выслали из его родной Германии, он подумывал над тем, чтобы уплыть в Америку – однако не смог найти денег на билет на корабль. Поэтому в 1849-м году он переехал в Англию, мигрируя теперь уже в последний раз в своей жизни. Наиболее яростный критик промышленного капитализма оказался там, откуда этот капитализм стал когда-то распространяться. В Лондоне, где толпились сварливые политические иммигранты из разных стран, Маркс оказался без гроша за душой и фактически в изоляции – как личной, так и политической. Кроме того, его надежды на революцию поколебали известия о подавлении восстаний на континенте.

Всю оставшуюся жизнь ему доводилось быть человеком без гражданства – он отказался от гражданства Пруссии, но в получении британского подданства ему было отказано. У пролетариата, как писал Маркс, нет родины – не было ее и у Маркса – яростного защитника интересов пролетариата. Едва Маркс заявил о своей поддержке Парижской Коммуны в 1871-м году, британское правительство сразу же дало понять, что ему может быть отказано в праве пребывания на территории Великобритании. Тем не менее, именно в этот период его известность растет, и Маркс становится легендой еще при жизни. Пожелавшая встретиться с ним королева Виктория направляет к нему своего личного посланника со столь вычурным именем, что даже Чарльз Диккенс, вероятно, не смог бы подобного придумать: сэр Маунтстюарт Элфинстоун Грант Дафф. Услышав это имя, Маркс, возможно, подумал, что к нему заявилась целая толпа.

Именно в Лондоне он работал над «Капиталом», принесшим ему уже всемирную известность. Однако работал он над ним крайне неохотно. Работа над этой «экономической хренью», как он сам однажды пренебрежительно высказался о своем труде, являлась для него обязательством, которое он ощущал перед всеми, кого убивала капиталистическая система. К тому же работа над «Капиталом» не давала ему заняться написанием объемного труда о творчестве Бальзака. В конце концов, Маркс ведь не был ни экономистом, ни политическим стратегом – он был чрезвычайно эрудированным мыслителем, принадлежавшим европейской гуманистической традиции.

Сердце его тяготело к поэзии Гёте и Гейне, а вовсе не к «соотношению постоянного капитала к переменному». Однако свойственные представителям гуманистической традиции совесть и моральные обязательства требовали позабыть о своих личных желаниях во имя человечества. На протяжении практически всей своей жизни Маркс страдал от геморроя, заболеваний печени, гнилых зубов и крайне болезненных фурункулов. Умер он в 1883-м году, и по всей вероятности, смерть его была вызвана целым рядом факторов: туберкулез, физическое истощение от работы. Сильнейшем ударом для него стала также смерть старшей дочери Женни Лонге, не дожившей до сорока лет.

Личность, которая предстает перед нами на страницах биографии Спербера, в принципе известна нам и из более ранних биографий. Мы видим человека одновременно веселого, чопорного, любящего детей, властного и неистового (особенно в политических дебатах). Спербер пишет о «высокомерии интеллектуала и склонности к деспотизму», а также о склонности к проявлениям «сектантской мелочности». Отличительными чертами данной биографии можно считать ее детальное и скрупулезное описание жизни человека от колыбели до самой смерти. Замечательно также, что автор не пытается ни идеализировать, ни демонизировать фигуру Маркса.

Однако в этой биографии имеется и ряд незначительных ошибок. Например, землевладельцы в Ирландии во времена Маркса были преимущественно не англичанами, а англо-ирландцами. Британских полисменов не называют «бобби» уже лет пятьдесят (после Второй Мировой войны американское прозвище «копы» вытеснило в Великобритании слово «бобби» – прим. пер.). Антрополог Клод Леви-Стросс был на самом деле марксистом – причем, в большей степени, чем Спербер даже может себе это представить. Предложение: «Трир остается и по сей день фактически таким же, каким был в годы юности Маркса – очень старым городом» – не с лучшей стороны демонстрирует уровень познаний автора. В целом же манера изложения Спербера может показаться скучноватой и простоватой, особенно в сравнении с остроумным и витиеватым стилем англичанина Фрэнсиса Уина, чья биография Карла Маркса была издана лет десять назад.

Спербер признает, что Маркс испытал влияние многих мыслителей – от Гегеля и Фейербаха до представителей радикально-демократической мысли своего времени. Однако на основании данной биографии сложно понять, как же Марксу удалось совершить революционный прорыв в области существовавших до него идей и прийти к выводу о необходимости совершения революции в реальности.

Что же действительно нового было в теории Маркса? Помимо несколько малопонятных непосвященным размышлений о производственных отношениях, ему удалось пополнить знания человечества по меньшей мере двумя действительно оригинальными на тот момент идеями.

Во-первых, Маркс совершил разрыв с предыдущей философией и стал рассматривать человека как преимущественно активного деятеля. Пусть в наше время это уже и является банальностью, но данный факт лишь говорит о том, насколько тупыми могут быть философы, не понимая столь очевидной истины. Маркс просто задался вопросом: а как будет выглядеть вся история человечества, если считать человека не просто неким духом созерцающим, а самоутверждающейся личностью, творящей историю и даже вынужденной действовать именно таким образом по самой своей природе и исходя из потребностей своего тела? Как же мы приходим от удовлетворения своих естественных «телесных» потребностей к политике, этике и культуре? Именно такой вопрос поставил перед собой Маркс. Можно сказать (пусть и не с полной уверенностью), что подобная идея должна была чрезвычайно воодушевить человека – а ведь Маркс пришел к ней в юном возрасте (позор на головы стариков) – еще в период написания «Экономико-философских рукописей 1844-го года». Хотя затем он стал постепенно отходить от нее под давлением изучения экономической теории.

Вторая оригинальная идея Маркса заключается в том, что он стал определять капитализм, как специфическую исторически обусловленную систему, действующую по собственным и своеобразным законам. Капиталистическая система, таким образом, проявилась – она перестала быть незаметным фоном будничной жизни или объектом, на котором мы не можем сфокусировать зрение, поскольку он находится слишком близко к зрачку. И в этом отношении Маркс сделал фактически то же самое, что делают кризисы капиталистической системы – наподобие того, который начался в 2008-м году.

Подобные кризисы чрезвычайно раздражают правителей вовсе не потому, что в такие периоды большая часть населения роется в мусорных баках, пока остальные производят для них лимузины. Вовсе нет. Они раздражают их потому что такие сбои в работе системы обнажают нелицеприятную истину – они показывают людям, что данная система является лишь одной из множества возможных. Если в прошлом возможны были иные системы – стало быть, иные системы возможны и в будущем. Хотя, конечно, удобнее поверить в то, что инки торговали бы в будущем на тех же принципах, что и наши биржевики; или что ассирийцы не спали бы ночей, тревожась о размере бюджетного дефицита.

Маркс показал границы капиталистической системы, однако он никоим образом не был ее фанатичным противником. Маркс даже с неким восхищением описывал то, как средние классы за относительно короткий исторический период (всего за несколько столетий) преобразовали планету, сметая все отжишее на помойку истории. Конечно, некоторые из этих пережитков прошлого капиталисты бережно сохранили – например, принца Чарльза – но, в противном случае, это была уж слишком тщательно проделанная работа. Эти здравомыслящие и благоразумные существа свергали деспотичные режимы, освободили рабов, разрушали империи, придумали права человека, феминизм и либеральную демократию. Кроме того, они создали замечательное искусство и заложили основы для формирования международного сообщества.

Однако все эти достижения на самом-то деле предполагали ведь и катастрофические последствия – голод и мировые войны. Эти существа из среднего класса выступади не только мощной освободительной силой, но и сильнейшими, жесточайшими эксплуататорами. Все их достижения были замешаны на крови. И оба этих аспекта истории развития капитализма среднего класса были для Маркса столь же неотделимыми друг от друга, как две стороны одной медали. Захват машины по производству богатств среднего класса и должен был заложить основы для построения социализма. По мнению Маркса, это был единственный путь.

Социализм становится, по сути, возможен лишь тогда, когда определенный материальный достаток уже имеется – либо у вас, либо у ваших состоятельных соседей. В противном случае вы придете к тому, что Маркс называл «обобщенной бедностью», исторический пример которой мы знаем под названием «сталинизма». Создание самой базы материального производства с низкого уровня развития промышленности – задача чрезвычайно трудная. И если на этом этапе мы убираем сам мотив, двигавший развитие всего проекта промышленного развития при капитализме, а именно – алчность, то в таком случае уже авторитарное государство должно действовать вместо него и вынуждать людей реализовывать этот же проект под дулом винтовки, если они не желают делать это добровольно.

Слова Маркса об «отсталых нациях» сегодня лучше, конечно, не вспоминать – так как их можно посчитать в чем-то расистскими. Однако он ни на миг не мог бы себе даже вообразить, что социализм можно построить в изолированной, окруженной врагами и испытывающей нужду стране. В таком случае социализм вскоре превратится в государственную тиранию. Сейчас многие говорят о демократическом социализме – но для Маркса само подобное словосочетание было бы тавтологией. Понятие «не-демократический социализм» содержало бы для него в противоречие в себе («не-демократический социализм» – это нечто вроде словосочетания «этика бизнеса»). Социализм и есть привнесение демократии в повседневную жизнь человека, что должно прийти на смену чисто формальной и определяемой  правительством процедуре выборов. Да, человеческие существа могут и злоупотреблять свободой – но без нее они не будут людьми в полной мере.

Весьма интересно, что в данной биографии Маркса автор уделяет столько внимания трудам человека, чьи идеи сам он считает неактуальными в наши дни. «Мнение, что Маркс актуален и сейчас, а его идеи определяют нынешний мир, устарело» – пишет Спербер. Маркс представляет для него интерес лишь как историческая личность, и задача книги Спербера – попытаться похоронить, а не превозносить его образ.

Действительно, нельзя сказать, что идеи Маркса все еще оказывают определяющее значение на нынешний мир – но они замечательно объясняют почему и как капитализм сейчас утрачивает позиции и популярность. Нынешнее поколение молодежи, может быть, и не носит в кармане членский билет коммунистической партии, но значительная часть этого поколения все более проникается антикапиталистическими настроениями. Капитализм вызывает у них яростное неприятие, хотя эти молодые люди в основном и не смогут толково рассказать вам об азиатском способе производства. Скорее, они бунтуют потому. что государство использует с трудом заработанные средства своих граждан для оказания помощи кучке финансовых гангстеров. И бунтующие молодые люди не считают подобный способ управления экономикой разумным.

Каждое лето тысячи юных марксистов Великобритании (некоторые из них и рабочие) жертвуют своими каникулами или отпуском, чтобы собраться и подискутировать о возможности снижения уровня неравенства и создания менее жестокого общества. Спербер списывает Маркса в музей в основном по той причине, что полагает, что капитализм времен Маркса слишком отличается от нынешней системы. Поэтому, по его мнению, Маркс более не актуален – а его идеи «преимущественно принадлежат XIX-му веку». Только ведь всё то же самое касается и Дарвина. Да и Соединенные Штаты тоже ведь существенно изменились со времен Пэйна и Джеферсона – но считает ли Спербер, что и они представляют лишь исторический интерес?

Идеи Иисуса Христа достались нам в наследство из гораздо более ранней эпохи – но, думаю, мало кто из верующих американцев посчитает этот факт веским поводом для отречения от религии. Капитализм действительно претерпел серьезные изменения со времен Маркса – он еще больше глобализировался; он нашел возможности колонизировать самые потаенные уголки души человека; неравенство лишь усилилось и теперь любое движение капиталистической системы вызывает кризис.

Погоня за прибылью до сих пор правит миром, вызывая империалистические войны, способствуя распространению детского труда и зловонных трущоб. Пролетариат сейчас, может быть, и не сконцентрирован как раньше на фабриках стран Запада, но он никуда не исчез – его стало больше и теперь он сконцентирован на фабриках-потогонках стран Юга и Востока. Короче говоря – пока что мы не слишком-то приблизились к тому времени, когда сможем спокойно валяться на диване в малиновом халате.

Терри Иглтон

Harpers

Перевод Дмитрия Колесника

Читайте по теме:

Оуэн Хезерли. «Почему Маркс был прав»

Бхаскар Санкара. Футурама. Маркс для ХХI-го века

Жером Роос. Неужели богатые испугались?

Джейсон Баркер. Карл Маркс не поможет банкирам

Нуриель Рубини. «Капитализм обречен?»

Терри Иглтон. Противоречивый Диккенс

Терри Иглтон. Руссо и наша эпоха

Аарон Леонард. Интервью с Фредериком Джеймисоном