Дон Кихот побеждает

«Отец Татарского, видимо, легко мог представить себе верного ленинца, благодарно постигающего над вольной аксеновской страницей, что марксизм изначально стоял за свободную любовь, или помешанного на джазе эстета, которого особо протяжная рулада саксофона заставит вдруг понять, что коммунизм победит».

Виктор Пелевин. «Generation П»

Я скептически отношусь к внезапным открытиям и подтверждениям истин. Но иногда и этот прием имеет свои преимущества.

Когда я смотрел выступление Рауля Кастро на траурном митинге в Гаване, меня сначала удивило то, что Рауль начал его с шутки. Это уже говорит о совершенно ином подходе к делу – об отсутствии ханжеской, деланной скорби, которая требует соблюдения неких формальных приличий, но не требует никаких искренних чувств.

Но в середине речи было еще одно примечательное событие. Когда Рауль рассказывал о том, как Фидель отреагировал на гнусный теракт в кубинском самолете, совершённый Луисом Каррилесом и Орландо Бошем, при плохо скрытой поддержке США, он начал цитировать Фиделя: «Когда сильный и мужественный народ плачет…», – и многотысячная толпа перебила Рауля, закончив хором цитату: «несправедливость трепещет!».

Тут должна быть фраза в духе Жижека – и тут я подумал, не значит ли это, что…

Да, действительно, не значит ли это, что люди до сих пор помнят эту красивую поэтичную цитату? А почему они ее помнят?

И я подумал – наверное, дело в том, что Фидель до самого конца сохранил свой моральный авторитет. Как сохранила его и сама Кубинская революция. Кубинцы ошибались, они экспериментировали, они сворачивали свои эксперименты, они пытались поднять революции в Латинской Америке, они отправлялись с интернациональными миссиями в Африку, они вмешивались в конфликты на Ближнем Востоке – и везде пытались помогать и развивать. Но они не совершили непоправимых ошибок, не совершили морального самоубийства, через которое, как мне кажется, прошел Советский Союз в тридцатых годах, занявшись истреблением революционных кадров.

В каком-то смысле Кубинская революция получила второе рождение во время Особого периода, в мирное время начала девяностых. Им удалось пройти через самые тяжелые времена после разрыва торговых связей с СССР и Россией – причем, сделать это с гордо поднятой головой. Меня удивила когда-то статья «Рейтерс», в которой говорилось, что в те голодные времена в кругах эмиграции ходили слухи про съеденных во время Особого периода животных из зоопарка Гаваны. Однако, зоопарки уцелели, несмотря на перебои с питанием – и потом, в 2000-х, Куба даже делилась расплодившимися животными с Венесуэлой. Они выстояли, дождались пресловутого, поувядшего уже сейчас, но столь важного тогда «Левого поворота» в Латинской Америке – и снова воспрянули духом.

И без Фиделя, вероятно, это было бы невозможно. Без его целеустремленности, без его донкихотских проектов, таких как Латиноамериканская школа медицины. Без нежелания признавать поражение даже в безнадежных, казалось бы, условиях. В этом и был дух Фиделя.

У меня на кухне висят фотографии. Это Фидель и Гагарин, Фидель и Хэм, Че. Фидель был последним живым человеком на них. Теперь и его нет. Очень жаль.

Леонид Грук

Читайте по теме:

Олег Ясинский. После Фиделя

Андрей Манчук. Фидель Кастро и Украина

Алейда Гевара. «Уважение к правам других»

Леонид Грук. Куба. Реформы «бескомпромиссников»

Андрей Манчук. Три встречи с Чавесом

Николай Спорик. В чужой устав со своим монастырем

Андрей Манчук. Куба и культы

Энтони Боадл. Больше врачей

Камило Гевара. «Революционер руководствуется чувством любви»

Андрей Манчук, Георгий Эрман, Владимир Чемерис. Интервью с Феликсом Леоном Карбальо