Расисты и анти-расисты

Где, когда и как сформировалась концепция расизма? Похоже, что оформлена она была в изданной в 1933-34-м книге, в которой Магнус Хиршфельд определял «расовую теорию», лежащую в основе гитлеровской концепции расовой войны. Таким образом, само это слово родилось в Германии в результате контакта с первым своим «объектом»: расизм нацистского государства разрабатывался во имя «арийского мифа» и был преимущественно направлен против евреев, но также и против прочих народов – «унтерменшей».

В 1938-м это слово «расизм» вошло и в английский язык – после перевода книги Хиршфельда. Затем в результате появления новых теоретических работ слово «расизм» обрело значение в международном масштабе и обрело стандартный смысл – в частности оно определяло предрассудок, согласно которому между различными группами людей существует врожденное неравенство.

Пьер-Андре Тагиефф, французский философ, занимавшийся этими вопросами, определил то, что сам он назвал двумя «несоразмерными проявлениями» слова «расизм» во Франции. Первый случай – относительно эпизодический (1895-97) был связан с возникновением Action Française и выходом в свет газеты французских ультраправых - сторонников теории «интегрального национализма» - La Libre Parole («Свободное слово»).

Сторонники данного течения активно пропагандировали анти-семитизм во Франции, но также поддерживали тесные взаимоотношения с колониалистскими кругами. Они называли себя «расистами», однако вкладывали в этот термин тот смысл, что они, якобы, являются представителями «французской расы», которую необходимо сохранить и защищать от вырождения.

Затем в период между 1925 и 1935 – термины «расизм» и «расист» вновь вернулись, обретя уже более широкое значение – теперь они определяли доктрину немецкого фашизма и использовались для перевода ключевого термина концепции немецкого фашизма «völkisch» («народный»).

Англо-саксонское использование этого термина пересекается именно с этим значением термина, что является влиянием Второй Мировой войны. Однако во Франции основным по-прежнему оставался националистический смысл слова «расизм»: уже сам дискурс стигматизации слова «расизм» в том смысле, который связан с использованием его в Германии, - построен на отличии его от французского «национализма». Французский «национализм» считается «универсалистским» и обладающим «культурной» базой – то есть абсолютно чуждым немецкой «натуралистической» традиции, основанной на предположении о биологической зафиксированности «рас».

Таким образом, в основе самого анти-расизма во Франции мы видим идеологию, которая сама по себе является ксенофобской и эссенциалистской.

Амбивалентный дискурс

Такого рода линия аргументации (хотя я ее здесь крайне упрощаю) проливает свет на ту амбивалентность, из-за которой можно (в определенной степени) характеризовать антирасистский дискурс, как настолько же расистский. Сама амбивалентность расизма проявляется в том, что он основан на идеализации себя («расы господ») и на отрицании других («вырожденцев», «унтерменшей», «примитвных» и.т.д.). Однако ту же амбивалентность мы находим в отношениях между расизмом и универсализмом.

В раздувании чуть ли не мистической иллюзии по поводу абсолютной неповторимости и явного превосходства некой нации (или группы наций), считающей себя «избранной» - расизм парадоксальным образом согласуется с универсализмом, поскольку универсализм стремится вписать концепцию превосходства в схему всеобщей истории или в схему естественной эволюции всего человечества.

Следовательно, нет ничего удивительного в том, что сам анти-расизм, принятый на основе национализма в форме господствующей ныне государственной идеологии – иногда проявляет такого рода амбивалентность. И то, что соответствует французскому отрицанию «германского расизма», прослеживающегося в ходе националистического реваншизма, - соответствует и отрицанию нацизма странами-победительницами во Второй Мировой войне, равно как и отрицанию колониального расизма определенными националистическими освободительными движениями.

Именно понятие «раса» из-за его чрезвычайной многозначности дает возможность переходить от одной расистской конъюнктуры к другой; от одной анти-расистской стратегии – к другой. «Расы» не существуют, однако сам символ «расы» на протяжении целой эпохи являлся стержнем восприятия истории и точкой преткновения между различными концепциями мира.

Какие бы изменения значения слов ни претерпевали в изменяющихся исторических обстоятельствах, но они все равно ставят один и тот же вопрос, связанный как со словом «раса», так и с отношением между биологической наследственностью и культурной спецификой. Однако именно этот вопрос сегодня, похоже, куда-то исчез – хотя, скорее всего, он просто был перемещен на другие термины.

Историческая фиксация

История и критика термина «расизм» давно утратили свою невинность: поскольку они сами являются исторически и идеологически обусловленными, им приходится сталкиваться, следовательно, с «возмездием» и «слепящим воздействием» самого используемого языка. В то же время, когда выкристаллизовывалось стандартное определение термина «расизм», параллельно шли и не менее серьезные дебаты по поводу других терминов. Во-первых, по поводу взаимоотношений между «расизмом» и «антисемитизмом». Во-вторых, по поводу обстоятельств возникновения современного «расизма». Если по первому вопросу дебаты еще далеки от завершения, то по второму существует определенный консенсус – принято считать, что расизм появился в конце XV столетия и это связано именно с «открытием» Америки. Этот момент можно действительно считать отправной точкой европеизации мира, а также началом формирования абсолютных монархий (зачатков государств-наций), секуляризации анти-семитизма, и доместикации аристократии, разработавшей идеологию «чистоты крови».

Мне бы хотелось, конечно, в общих чертах преподать методологический урок по поводу нынешних дебатов о понятии «расизм». Исторически так сложилось, что не существует одного расизма, который в определенный момент на западе появился и точно так же должен в определенный момент исчезнуть. Существует много последовательных идеологических конфигураций расизма, тесно связанных с конфликтами между культурами и практикой политического насилия (в частности – насилия со стороны государства).

И каждая из этих конфигураций расизма выражает напряженность и антагонизмы, свойственные стремлению к мировому господству: будь то Римская империя, христианство, европейская экспансия, национализмы или мировой рынок, а завтра, возможно, и «новый мировой порядок». Каждая их этих конфигураций оставляет после себя след, который вносит свой вклад в формирование уже нового типа «расизма», который всегда является «нео-расизмом». Таким образом, мы перешли, например, от теологического анти-иудаизма к секулярному анти-семитизму; от биологического расизма – к культурному расизму; от колониального насилия – к пост-колониальной дискриминации людей из стран «Юга».

Нравится нам это или нет, но это без сомнения является свидетельством того, что схемы господства, дискриминации и бытового исключения людей – являются мощными инструментами идентификации – идентификации себя и других – и, следовательно, инструментами исторической и коллективной памяти.

В конечном счете, однако, амбивалентность и теоретическая слабость анти-расизма, естественно, не вызывает никаких сомнений в необходимости анти-расизма как такового. Как различные колебания расистского дискурса, легитимизирующего дискриминацию и сегрегацию, не могут скрыть саму аналогичность такого рода практик, точно так же и преемственность анти-расизма в каждой эпохе основана просто на осознании того факта, что расизм несовместим со свободой – с осознанием свойственных расизму нетерпимости и отрицания гуманности.

Этьен Балибар

Verso

Перевод Дмитрия Колесника

Читайте по теме: 

Дмитрий Зыков. Социальный расизм против Донбасса

Ален Бадью. Расизм интеллектуалов

Станислав Штейнгарт. "Бытовой расизм"

Андрей Манчук. Расизм лжет, расизм убивает

Стивен Шенфилд. Майдан: демократия или национализм

Танасис Кампагианис. "Коричневый интернационал"

Ричард Сеймур. Сопротивление фашизму: между "рано" и "поздно"