Сирийская псевдоборьба

Всё, что было ложным в самой идее и практике гуманитарных интервенций, прорвалось и проявилось в концентрированной форме в ситуации вокруг Сирии. Ладно, пускай там есть некий плохой диктатор, который (предположительно) использует отравляющий газ против населения своей страны. Но ведь кто же противостоит его режиму? Похоже, всё, что еще оставалось от демократического и светского движения сопротивления, сейчас в той или иной степени погрязло в хаосе фундаменталистских исламистских группировок, поддерживаемых Турцией и Саудовской Аравией – а за ними, в тени, ощущается сильное присутствие Аль-Каеды.

Что же касается Башар-аль-Асада, то его Сирия, по крайней мере, претендовала на роль светского государства. Поэтому и не удивительно, что христиане и прочие меньшинства встают на сторону Асада и выступают против повстанцев-суннитов. Короче, мы имеем дело с мутным конфликтом, который чем-то напоминает ливийское восстание против полковника Каддафи – здесь тоже нет четких политических ставок, нет признаков широкой освободительно-демократической коалиции, а есть лишь сложная сеть религиозных и этнических союзов, определяемых влиянием сверхдержав (США и Западная Европа на стороне одних, Китай и Россия – на стороне других). В таких условиях любая прямая военная интервенция – это политическое безумие с непредсказуемыми последствиями. Что если радикальные исламисты придут к власти после падения Асада? Так, неужели же США повторят свою афганскую ошибку, когда они вооружали будущую Аль-Каеду и готовили кадры Талибана?

В столь мутной ситуации военная интервенция может быть продиктована лишь беспринципным и саморазрушительным стремлением получить краткосрочную выгоду. Моральное негодование, которе используют, чтобы обеспечить рациональное прикрытие «необходимости интервенции» («мы не можем позволить травить газом население!») – это откровенная ложь. Сталкиваясь со столь извращенной этикой, которая оправдывает одну фундаменталистско-криминальную группировку и принимает ее сторону в борьбе против другой группировки, нельзя без некоторой симпатии не вспомнить о реакции Рона Пола на слова Джона Маккейна, когда тот выступал за полномасштабную интервенцию: «с такими политическими деятелями и террористов не надо».  

Ситуацию в Сирии следует сравнить с ситуацией в Египте. Сейчас, когда египетская армия решила выйти из тупиковой ситуации и очистить общественное пространство от протестующих исламистов (в результате чего погибли сотни, а может быть и тысячи человек), следует сделать шаг назад и сконцентрировать свое внимание на отсутствии третьей стороны нынешнего конфликта: где же все те активисты, протестовавшие два года назад на площади Тахрир? Не напоминает ли их нынешняя роль странным образом ту роль, которую прежде играло «Мусульманское Братство» – роль удивленных и пассивных наблюдателей? После военного переворота в Египте словно бы замкнулся круг: протестующие, свергнувшие Мубарака и требовавшие демократии, теперь пассивно поддерживают военный переворот, отменивший эту самую демократию… так что же происходит?  

Наиболее распространенную трактовку данных событий предложил (в числе прочих) Фрэнсис Фукуяма: протестное движение, свергнувшее Мубарака, являлось преимущественно восстанием образованного среднего класса, а роль рабочей и крестьянской бедноты была сведена к роли (симпатизирующих) наблюдателей. Однако как только врата демократии раскрылись, то «Мусульманское Братство», социальной базой которого является как раз бедное большинство население, победило на демократических выборах и сформировало правительство, в котором стали господствовать мусульманские фундаменталисты. Таким образом, вполне естественно, что основная масса светских протестующих, изначально поднимавших эти протесты, повернулась против мусульманских фундаменталистов и готова была даже поддержать военный переворот – лишь бы остановить их.

Однако столь упрощенное видение ситуации игнорирует один ключевой аспект протестного движения: а именно настоящий всплеск возникновения различных организаций (студенческих, женских, рабочих и прочих), посредством которых гражданское общество начало выражать свои интересы уже вне сферы государственных и религиозных институций. Именно эта обширная сеть новых социальных образований (а не свержение Мубарака) и является основным достижением «Арабской весны». Это продолжающийся по сей день процесс, и он происходит независимо от таких крупных политических событий, как военный переворот – и происходит на глубине – глубже, чем пролегает разделение между религией и либералами.

Но даже если мы имеем дело с сугубо фундаменталисткими движениями, следует быть весьма осторожными и не упускать из виду их социальный компонент. Талибан, например, обычно представляют нам как фундаменталистскую исламистскую группировку, правящую при помощи террора – однако, когда в 2009-м талибы захватили долину Сват в Пакистане, то в репортаже New York Times говорилось о том, что талибы спровоцировали там «классовое восстание, используя в своих целях глубинный раскол между небольшой группой богатых землевладельцев и массой безземельных жителей». Однако, если Талибан, использовал «в своих целях» положение местных крестьян, что вызвало тревогу по поводу угрозы для Пакистана, который до сих пор остается преимущественно феодальным государством, то что же мешало либеральным демократам в Пакистане, а также Соединенным Штатам точно так же «использовать в своих целях» положение тех же безземельных крестьян, и попытаться помочь им?

Как ни печально, но причина такого игнорирования судьбы крестьян заключается в том, что феодальные силы Пакистана как раз и являются «естественными союзниками» либеральной демократии. Участники гражданских и демократических протестов могут избежать того, что религиозные фундаменталисты отбросят их на обочину, лишь в том случае, если смогут принять гораздо более радикальную программу социального и экономического освобождения.

Таким образом, мы возвращаемся обратно к Сирии: происходящая там сейчас борьба – это по сути, ложная борьба. Следует всегда помнить об одной вещи – эта псевдо-борьба ведется лишь постольку, поскольку отсутствует третья сила – сильная радикально-освободительная оппозиция, элементы которой, однако, четко заметны в Египте. Как говорили еще почти полвека назад: не надо быть метеорологом, чтобы понять, какие ветра дуют в Сирии – это ветра в сторону Афганистана. И даже если Асад каким-то образом сейчас победит и сможет стабилизировать ситуацию, то его победа, вероятнее всего, вызовет новый взрыв – наподобие талибской революции – и взрывная волна пронесется по всей Сирии уже через пару лет. От такого рода перспективы нас может спасти лишь радикализация борьбы за свободу и демократию, то есть превращение ее уже в борьбу за социальную и экономическую справедливость.

Так что же происходит сейчас в Сирии? Ничего, по сути, необычного, за исключением того, что теперь Китай, пока его конкуренты яростно стараются ослабить друг друга, стал еще на шаг ближе к тому, чтобы стать новой мировой сверхдержавой.  

Славой Жижек

Guardian

Перевод Дмитрия Колесника

Читайте по теме:

Андрей Манчук. «На Тахрире все по-настоящему»

Иммануил Валлерстайн. Сирийский тупик

Тарик Али. Восстание в Сирии: интервенция или переговоры?

Майк Джиглио. «Второй фронт» в Сирии

Эрнест Хемингуэй. Заметки о будущей войне

Славой Жижек. «Наступают опасные времена»

Андрей Манчук. «Ближний Восток. Близко ли война?»

[пока] - while[while] в то время как, пока, тогда как; [till] пока, до тех пор пока; [whilst] пока, в то время как, тогда как[so far] пока, до сих пор; [as long as] пока, поскольку, при условии; [for the time being] пока, до поры до времени, пока что