Кастильский бык и каталонский ослик

Джордж Оруэлл жаловался на то, что кафе Барселоны открываются лишь в 9 утра. Когда писатель вернулся с Арагонского фронта и узнал, что, как «троцкист» подлежит аресту, он прятался от сталинистов, ночуя в развалинах церкви. Днем он гулял по Ла Рамбле в образе английского туриста и обедал в дорогих ресторанах, а вечером возвращался к своему ложу на битых кирпичах. Он просыпался от боли в спине и должен был еще долго ждать первой чашки спасительного кофе.

Сейчас автору «Памяти Каталонии» пришлось бы полегче: возле Пласа Молина я нашел кафе, которое уже работало в 6 утра. Если говорить о часах, каталонцам стоило бы вступить в состав Португалии: тогда на улице светало бы раньше – ведь Барселона гораздо западнее того же Милана или Берлина.

Каталонцы, впрочем, никуда вступать не хотят, а хотят кто независимости, а кто горячего кофе с выпечкой, как те три женщины, которые что-то обсуждают за стойкой.

Телевизор в углу показывает каталонского президента, которого в России называют Путчдимон, а здесь произносят как Пуджамон. Такую прическу, как у него, наши школьные учителя называли «патлами», и запросто могли отправить за нее с уроков домой. Под выступающим патлатым президентом понятная подпись: «independencia».

– Авете вотато пер л’индепенденсиа? – спрашиваю я женщин. Итальянский – единственный из романских языков, на которых я говорю. Одна из них оборачивается и начинает что-то взволнованно отвечать. Я не слишком понимаю ее позицию, но она точно не равнодушна к происходящим событиям.

Выпив крепкого эспрессо, я поднимаюсь вверх по улице Балмес, где живет Ана Мария, моя хозяйка по Airbnb.

Я приехал в Барселону на Международный конгресс по «интернету вещей», где заявлена и тема блокчейна. Темы эти сейчас модные, так что в Барселону прибыли представители ведущих компаний мира и тысячи айтишников. Все, конечно же, слышали о проходившем здесь вчера референдуме о независимости – но люди приехали не за политикой, а послушать специалистов, уловить последние тренды и, конечно, посмотреть Барселону. Что касается хайтека и развития ультрасовременных технологий, Барселона, пожалуй, больше связана с Англией, Германией, Францией, и даже Соединенными Штатами, чем с остальной Испанией.

Ана Мария – крутая каталонская бабушка, которую не смущает мой ранний визит. У нее высокая прическа, фигура балерины и лицо, словно списанное с картины Модильяни. Мы говорим на итальянском, который она хорошо знает, равно как и французский.

– Нет, они нам здесь не нужны, – говорит она об испанских полицейских, которые вчера пытались сорвать голосование, перекрыв людям путь на избирательные участки. – Пусть возвращаются в свой Мадрид.

Она энергично взмахивает красивой кистью, словно избавляясь от чего-то:

– Все, что нам нужно, это чтобы они оставили нас в покое, – говорит она и ведет меня показывать свою большую буржуазную квартиру с террасой и видом на гору Монтжуик. На стенах старые семейные фотографии, несколько пейзажей и портретов, на нескольких работах ню – и это вполне могла бы быть моя хозяйка в молодости.

Испанщина и каталонщина

Ее молодость пришлась на послевоенные годы, она знает французский и итальянский. Вероятно, пришлось постранствовать. После поражения республики в 1939 году страну покинули сотни тысяч каталонцев. К ним нужно прибавить потери в гражданской войне – это более полутора сотен тысяч человек, и несколько тысяч казненных уже после торжества Франко. Если сейчас в Каталонии живет 7,5 млн человек, можно представить себе, какой это был удар по демографии региона. Экзекуции расстрельными взводами по делам, связанным с гражданской войной, продолжались здесь до середины 1950-х. К тому же, ухудшения условий жизни в годы франкизма привели к падению рождаемости. Вместо детских садов, новых школ и бесплатной медицинской помощи времен Второй испанской республики франкисты предлагали ходить на митинги и молиться.

Католицизм сегодня не пользуется здесь популярностью в том числе и потому, что вызывает стойкие ассоциации со временами диктатуры. Классовая борьба была запрещена законодательно – вместе с коммунизмом, масонством, сепаратизмом, каталонским языком и культурой. Запрещена была не только каталонская сепаратистская символика, но и песни. Под запрет попал и танец сардана, несколько напоминающий сиртаки.

Кастильский бык в качестве символа сменил каталонского ослика – ведь многие матадоры были тогда фашистами. Впрочем, бои быков, которые здесь ассоциируются с «испанщиной» и фашизмом, лучше и раньше было смотреть в Мадриде или Севилье, а в 2010 году Каталония запретила их на законодательном уровне. Год назад Верховный суд Испании отменил запрет, но барселонцы предусмотрительно убрали из города места для подобных развлечений.

Каталонцы уезжали в основном во Францию – страну, которая неоднократно на протяжении истории их предавала. В XVII веке, во времена Восстания жнецов, французы отхватили себе Северную Каталонию, но не стали переходить Пиренеи, чтобы помочь восставшим. Испанцы устроили тогда резню в Барселоне, где был созван первый парламент, именем которого теперь называется широкий бульвар в центре города. К этому времени относят создание песни «Жнецы», которая в девяностые стала национальным гимном. Одним ударом серпа отрежем все, что нас угнетает и завоюем себе свободу, – поется в ней. Гимн напоминает похоронный марш, но производит большое впечатление, как и другая песня о свободе – «Столб», герой которой привязан к столбу и хочет освободиться, но сделать это можно только общими усилиями. Первого президента довоенного каталонского Женералитата Луиса Компаниса-и-Жовера испанцы посадили в тюрьму, распустив правительство. «Народный фронт» освободил его, но через три года Барселона была взята франкистами, и Компанису пришлось уехать во Францию. Там его нашло гестапо, после чего «сепаратиста» привезли в Барселону и расстреляли как раз там, на горе Монтжуик, которая видна с террасы.

Пресс-секретарь правящей в Испании «Народной партии» пообещал нынешнему патлатому президенту Каталонии, что если тот не пойдет на попятную, то рискует разделить судьбу Компаниса. Должно быть, Ана Мария голосует именно за Пуджемона и его либеральную партию со странным названием JxSí – «Вместе за да». А может она голосует за его союзников из партии CUP, которая призывает к созданию Великой Каталонии не только с Барселоной, но и с Валенсией, Балеарами и Перпиньяном?

Мне симпатичен Пуджемон. Он мой ровесник, женат на красивой женщине, румынской актрисе, с которой познакомился, когда она приехала в Каталонию на театральный фестиваль.

Эстелады над Диагональю

Оставив вещи, я снова иду в кафе. На улице уже светло, и хорошо видны вывешенные из окон и с лоджий флаги независимой Каталонии – «эстелады».  Первая эстелада появилась в 1918 году, когда американский президент Вильсон горячо агитировал за право народов на самоопределение, и у каталонцев тоже появились надежда на свое государство. Тем самым США рассчитывали ослабить тогдашние «старые государства» и заручиться поддержкой новых. Такая же стратегия применялась к Восточной Европе после распада СССР, – и она также сработала. Теперь, когда непокорных им стран в Европе больше не осталось, американцы развернулись в этом вопросе на 180 градусов и всеми силами стремятся поддерживать статус-кво.

Есть более умеренный – и принятый сейчас в качестве официального – вариант каталонского знамени, который называется «саньера». На нем нет треугольника со звездой, взятой когда-то сторонниками независимости с флагов Кубы и Пуэрто-Рико. Саньера представляет собой четыре красных и пять желтых горизонтальных полос. По легенде, первый барселонский граф Вифред, прозванный Лохматым – за то, что волосы росли у него во всех возможных и невозможных местах, – был ранен во время сражения с мигрантами, не то с маврами, не то с норманнами. Франкский король Людовик Лысый взял окровавленную руку волосатого графа и крепко провел ею по своему медному (в более романтическом варианте – золотому) щиту, на котором появилось четыре кровавых полосы.

Произойди такое в наше время, гербом Каталонии стали бы кровавые отпечатки пальцев на золотом айфоне. Хотя, впрочем, легенду придумали в романтическом XIX веке, когда у финнов появилась их Калевала, у французов – три мушкетера, у украинцев – Тарас Шевченко, а у итальянцев – так и вообще их нынешний официальный язык. 

Волосатый Вифред, который знать не знал о своем каталонстве, жил долго и счастливо, женившись на бельгийке, от которой у него было девять детей. Франкские имена нет-нет да и встретишь в Барселоне, – вот и я, выйдя, сразу пересек улицу, название которой звучало как имя певца из комикса «Астерикс и Обеликс». Но многодетность графа оказалась проклятием для его соотечественников: раздел имущества после его смерти привел к утрате единства страны.

Как «сепары» сами себя избили

Люди за столиками читали за кофе утренние газеты, прежде всего «Ла Вангардию», где была описана вчерашняя полицейская расправа. В воскресенье 1 октября, после многих месяцев непрерывной рекламной кампании в поддержку референдума, люди пришли на участки голосовать. В последние пару недель перед выборами мадридские власти проснулись и отреагировали в стиле старого доброго каудильо – выборы запретить, несогласных арестовать, полиции выдвинуться и перекрыть доступ к участкам.

В традициях каталонцев, напротив – долгие переговоры и даже уговоры. Оруэлл заметил во времена гражданской войны, что командирам часто нужно было объяснять свои приказы, и только после долгой дискуссии они выполнялись. Или не выполнялись. Они и вправду считают, что лучше всего добиться результата не силой, а убеждением. 

Разговоры свысока с каталонцами попросту не работают. Вот бы испанцам прислать к Пуджемону кого-то вроде Санчо Пансы, с его крестьянским здравым смыслом, изворотливым умом и способностью договариваться! Оба приехали бы на место встречи – куда-нибудь в Валенсию, где много и каталонцев, и испанцев – на осликах, и после паэльи под риоху и монтсант непременно пришли бы к какому-нибудь здравому заключению.

Но в испанском парламенте сегодня не наблюдается наследников Санчо Пансы, – как, впрочем, и Дон Кихотов – зато каждый второй депутат – матадор в золотых эполетах или бравый генерал Голубой дивизии в ставке фюрера.

День выборов стал часом быка. Каталонских полицейских, которые не стали перекрывать доступ к избирательным урнам, обвинили в государственной измене, на их место выслали так называемую «гражданскую гвардию», которая, к слову, в гражданскую войну расстреливала республиканцев. Как будто и не было прошедших 80 лет! В своих касках и со щитами, похожие на воинов из «Звездных войн», гвардейцы врывались в школы и университеты, яростно избивали обычных людей, не обращая внимания ни на их пол, ни на возраст. Число раненых в тот день –  около 900 человек – говорит само за себя. Голосование, однако, сорвать не удалось – более того, вечером на участки пришли некоторые из тех, кто не собирался голосовать накануне этого избиения.

Через несколько дней в барселонском баре на улице Балмес, – там, где певцы сменяют друг друга до трех ночи, и поют, разговаривают с публикой, шутят, комментируют последние события и подкалывают политиков, – я познакомился с двумя братьями-каталонцами. Ничего, что отец их был вьетнамец, мать – француженка, а сами они родились в Брюсселе. В итоге получились настоящие барселонцы. Старший брат был противником независимости, но, увидев утром по телевизору сцены насилия, вечером пришел и проголосовал «за». Его девушка-каталонка согласно встряхивает копной непокорных волос: да, мы не хотели отсоединяться от Испании, но если они проведут еще один референдум, я тоже схожу и проголосую. Как? Девушка улыбается: еще не знаю, но голосовать пойду точно.

Узнав, что я журналист, младший брат говорит, что 1 октября гвардейцы не щадили и репортеров, не разбираясь, чью камеру они кидают об асфальт. Международная организация «Репортеры без границ» привела потом в своем отчете много подобных фактов. Журналиста Шаби Баррену из газеты El Periódico de Catalunya полиция избила, когда он снимал, как «космонавты» штурмуют школу, на Софию Кабанес, редактора NacióDigital, агенты «гражданской гвардии» напали в Таррагоне, фотографа Джейсона Паркинсона избивали неоднократно, когда он снимал полицейскую зачистку школы в Барселоне.

Были и случаи, когда журналисты страдали и от сторонников независимости. Телеведущего Антонио Феррераса, выходившего со съемочной группой из здания каталонского парламента, обступила толпа, которая стала ему угрожать и, как пишут «Репортеры без границ», «лить на него пиво». Каталонская полиция, впрочем, защитила журналистов и проводила их в машины. Журналиста Хосе Еламо защитил от толпы один из лидеров антикапиталистической партии CUP, сторонник независимости Давид Фернандес. Приводится случай с Хесусом Банесом, на которого напал неизвестный и избил его до бессознательного состояния. Порой толпа «индепендистов» прерывала репортажи, не нанося, впрочем, физического вреда. Ругали журналистов и в соцсетях. 

Интересно, что ответственность за все эти случаи «Репортеры без границ» возлагает исключительно на правительство Каталонии и сторонников независимости. В заявлении организации говорится, что каталонцы оказывали давление и виновны в преследованиях, в то время как эксцессы испанских властей объясняются лишь «реакцией» правительства Рахоя на «незаконный» референдум «сепаратистов».

Информационная война

В соцсетях распространяется информация о том, что никаких избиений не было, и все кадры постановочные, что «сепаратисты» избили себя сами, а вину свалили на благородных идальго. Перед референдумом мадридская El Pais написала, что к каталонскому бунту причастен Владимир Путин. По прошествии нескольких дней еще больший ход получила версия о том, что все это организовал вездесущий Сорос. Редактор международного отдела El Pais Джон Карлин, британец по отцу и испанец по матери, попытался опубликовать критическую статью о том, что правительство Испании и король Филипп не хотят диалога. В «Эль-Паис» материал не прошел, и тогда журналист напечатал его в лондонской «Таймс», – после чего в тот же день был уволен.

То, что произошло 1 октября, разворошило историческую память каталонцев. Все они от мала до велика знают, что произошло 11 сентября 1714 года, когда после осады, продолжавшейся больше года, Барселона сдалась войскам испанского короля Филиппа V, внука Короля-Солнце. В войне за испанское наследство союзниками каталонцев были австрийцы и англичане, которые прислали свой флот. Англичанам барселонцы не доверяли, справедливо считая, что те предадут при первой возможности. Так оно и вышло, когда в 1713 году в Утрехте англичане, продав каталонцев за преференции в колониях, признали Филиппа законным королем Испании.

Барселона, выступившая под руководством мэра Рафаэля Казановы, сражалась доблестно, в ходе осады погибло 4 тысячи человек, похороненных на кладбище возле церкви Санта Марии Морской в Готическом квартале города. Филипп V уничтожил каталонское самоуправление и распустил Женералитет, провозгласив каталонцев такими же подданными, как и остальные. По этому поводу была даже объявлена амнистия, и герой обороны Казанова вернулся к юридической практике – но на два с половиной века Каталония забыла о самоуправлении. Сейчас испанская корона возложена на Филиппа VI, и каталонцы не могут не сравнивать двух Филиппов.

Тот факт, что давнее поражение стало в Каталонии национальным праздником «Ла Диада», поможет лучше понять характер этого народа, который черпает энергию не только из побед. В культуре стартапов присутствует важное качество – умение анализировать причины провала и начинать все сначала. Каталония – один из самых древних стартапов в истории, каждый раз здесь писался новый бизнес-план и роуд-мэп, находились ангелы-инвесторы, – но вот потом что-то всегда шло не так. 

Нынешних сторонников независимости можно упрекнуть в чем угодно, но только не в национальной ограниченности. Каталонцы сегодня – люди самого разного национального и даже расового происхождения. И наоборот, каталонцы сами легки на подъем, живут и работают в самых разных странах.

Во время всеобщей забастовки, которая последовала через два дня после расправы испанской полиции над избирателями, общественный транспорт в городе не работал. Вернее, он работал три часа утром и три часа вечером, – причем ходил лишь каждый четвертый поезд метро. Мне не повезло опоздать на последний утренний поезд, и я остался на платформе электрички в надежде на то, что еще не все потеряно. Там ждала многочисленная итальянская семья – ведь итальянцы вообще стоят на первом месте по числу иностранцев на душу населения в Барселоне. На втором месте в этом списке пакистанцы, потом идут китайцы, французы и марокканцы. Русские где-то во втором десятке – их чуть больше 6 человек на тысячу населения, и они идут сразу после уроженцев Гондураса. Украинцев чуть меньше 4 человека на тысячу, сразу за ними идут американцы. Каждый шестой житель Барселоны – иностранец, и это, конечно, не считая туристов, отношение к которым местных жителей, мягко говоря, прохладное. В тот час на платформе ждали поезда лишь иностранцы – каталонцы были предупреждены, что это бессмысленно.

Отмахав минут сорок пешком, что для жителя Петербурга только в радость, я оказался на Университетской площади, занятой студентами, которые размахивали эстеладами. Я встретил несколько автобусов. По дороге, практически везде, студенты протестовали напротив полицейских участков, – так что по улицам было не проехать. На остановке проспекта, свободного для трафика, я разговорился с парнем, который выглядел как компьютерщик, говорил как компьютерщик и в конечном итоге оказался компьютерщиком. Он ехал на тот же конгресс, что и я, и мы решили вместе остановить такси.

Элрик прекрасно говорит по-английски и живет в Голландии, его отец француз, а мать испанка, но он тоже считает себя каталонцем из Барселоны. Странное имя папа взял  из староанглийских легенд. Здесь хороший университет, – сказал мне Элрик, – выпускники без труда находят место за рубежом. Правда, в самой Каталонии, по его словам, с хорошей работой сейчас непросто – поэтому он решил остаться жить в Голландии. Независимость? Он против, – но еще больше он против полицейского насилия. Люди должны иметь возможность пойти проголосовать, как им хочется.

Барселонские таксисты отважны – Оруэлл писал о том, как они наступали в своих машинах на танки. Забастовка таксисту нипочем, и он привозит нас на место, мастерски преодолев все препятствия.

В другой раз, также по пути на конгресс, я познакомился с девушкой-барселонкой, которая не ходила на референдум и также была против независимости – но после всего, что случилось, она точно пойдет на новый референдум, и там решит, как голосовать. Впрочем, она не верит, что из этой затеи что-то выйдет – в отличие от местной итальянки, которую я встретил уже на демонстрации.

Марта родом из Венеции, но живет здесь уже три года и собирается здесь остаться – считая Барселону идеальным городом для жизни, – да и бойфренд у нее местный. На демонстрацию, которая  проходила напротив здания гражданских гвардейцев, она пришла и из любопытства, и потому, что симпатизирует протестующим.

Акция разворачивается, как положено: сначала сидение на земле с перекрытием движения, потом песни, речевки, шум связками ключей  и крики «Убийцы!», «Долой гражданскую гвардию» и «Не-Неза-Незави-симость!».

Во время протеста вся Барселона два раза в день как по команде шумит металлическими предметами: бьют в кастрюли, сковородки, скребут по железу, трясут ключами. Вообще, гражданское общество в Каталонии очень разветвленное и дисциплинированное, – и не удивительно, что все эти союзы пожарных, музыкантов и парикмахеров могут враз вывести на улицу миллион человек – как это было 11 сентября 2017 года, когда праздник поражения «Ла Диада» превратился в агитацию за референдум, и вся площадь Каталония превратилась в один большой хор, поющий «Столб».  

Единство, да не совсем – в составе каталонского парламента и политической жизни страны разобраться непросто. Либеральная буржуазия «независимцев» представлена партией Пуджемона JxSí. Но оппозиция, настроенная юнионистки, имеет на одно место больше, и без левой партии CUP, которая поддерживает независимцев и организует давление на них улицы, – иначе ни о каком отделении говорить было бы невозможно.

Яйца Рахоя

Пуджемон ведет свою партию в политическом концерте так, словно танцует древний каталонский танец сардана. Кажется, что танцоры, взявшиеся за руки и образовавшие круг, просто топчутся на месте. До бесконечности они выделывают сложные движения ногами, но не продвигаются ни на шаг. Многие, особенно за рубежом, ждали от Пуджемона объявления республики сразу после получения итогов референдума. Каталонский лидер пока предпочитает танцевать сардану, – робкий шажок вперед и тут же нога возвращается назад, потом трогает землю вокруг и снова выдвигается вперед, а потом опять быстро оказывается на том же месте, с которого начала.

Я думаю, в сардане Пуджемона не трусость, а расчет: на то, что испанский премьер Рахой допустит ошибку, начнет репрессии, таким образом, изменив отношение к независимости в самом каталонском обществе, где его поддерживают далеко не все.

Кроме того, каталонец, возможно, видит перед собой тоже танцора, он так бы и танцевал всю жизнь, договариваясь и переговариваясь, призывая в круг Брюссель и Берлин, Париж и Вашингтон – да кого угодно, лишь бы, как в балете «Жизель», вытанцевать себе жизнь.

Но только Рахой не танцор, к тому же постоянно старается продемонстрировать окружающим свои огромные яйца. Рахой – матадор, он видит перед собой быка, которого нужно политически уничтожить, принести в жертву. Но, как писал Лорка, все может быть совсем наоборот: бык – это жрец, а матадор – красивая жертва. 

Матадор против танцора сарданы – так они и движутся, шаг вперед, два шага назад, и Рахой уже трясет перед лицом Пуджемона своей мулетой, а Пуджемон пытается вложить в свои шажочки обращенный к противнику буржуазно-примирительный месседж.

Кто танцует в одном кругу каталонских индепендистов с Пуджемоном и его партией? Танцуют их левые союзники CUP – партия, сформированная снизу, на уровне муниципалитетов, где сильны идеи эко-социализма. Вебсайт партии сообщает, что CUP – это «политическая организация, базирующаяся на собраниях, распространенная в каталонских странах, которая работает на создание страны независимой, социалистической, экологически устойчивой и свободной от доминирования патриархата». Под «каталонскими странами» здесь понимается не только собственно регион Каталония, но и Валенсия, Балеарские острова, часть Мурсии и Арагона, Андорра, французский Руссийон и Алгера на Сардинии. 

Эта партия выступает за делегирование полномочий вниз, на уровень местных общин, и выражает очень важную тенденцию, за которой, может быть, стоит будущее во всей Европе, – а именно, децентрализацию.

Вряд ли испанский бык мог бы стать символом этой системы ценностей. Центральная власть и бюрократическое государство в Европе не справляются с вызовами времени, – да и как можно говорить о тренде на централизацию в эпоху блокчейна, смарт-контрактов, открытого кода и криптовалют? Централизация нужна разве что для сбора «бигдаты», которая, при помощи искусственного интеллекта, поможет держать население в узде. Недавно на эту тему выступала перед банкирами из лондонского Сити глава МВФ Кристин Лагард, которая уверяла их, что и через 20 лет ничего не изменится: банкиры и центробанки будут управлять миром. Только летать на работу они будут в капсулах, а в офисе их будет ждать искусственный разум, который будет делать за них всю черную работу, оставляя банкирам сладкую обязанность править благодарным населением.

Таково будущее, которое несет нам централизация, – и оно может оказаться куда ближе, чем мы думаем.

Противодействие идеям Каталонской республики связано, на мой взгляд, во многом и с деятельностью CUP. Ее идей, которые могут стать заразными, опасаются и «старые левые» вроде социалистов и даже «новые левые» – партия Catalunya Sí que es Pot («Каталония Да Мы Можем»). Сформированная на базе партии «Подемос», под невнятными барак-обамовскими лозунгами, эта партия тоже вроде выступает за самоопределение Каталонии, – но их можно назвать меньшевиками, потому что они считают, что время для этого еще не пришло, и вряд ли когда-нибудь придет.

Влияние «Подемос» в результате нынешнего кризиса, скорей всего, упадет, – ибо нельзя сидеть на двух стульях одновременно. Партия, которая и так представляет из себя пеструю коалицию, наверняка расколется, – причем значительная ее часть может перейти в центр и вправо – а другие могут, напротив, поддержать ту же CUP. 

Партию Граждан C’s и Народную партию PP можно отнести к правым силам, выражающим интересы той части испанско-каталонской буржуазии, которая прекрасно себя чувствует при нынешнем режиме в Мадриде, – когда ритуальные разговоры о борьбе с коррупцией сопровождаются подковерной борьбой за денежные потоки. Народную партию вполне можно назвать «Единой Испанией» – эти люди бьются за сохранение статус-кво, они прекрасно себя чувствуют в масштабных бизнес-проектах с государственным участием и непрозрачных схемах финансирования. Обремененная скандалами и обвинениями в коррупции, Народная партия увидела в каталонском кризисе возможность перевести стрелки на «сепаров» и предстать в роли спасителей отечества от распада.

Пока эта тактика работает. Первые опросы показывают некоторое падение популярности «Подемос» и рост симпатий к C's.

Испанцы, Франко вернулся

В случае победы юнионистов могут резко прибавить крайне правые, – откровенные франкисты. Их влияние с каждым днем кризисом все усиливается – может быть, не в Каталонии, но точно в других частях нынешней Испании. Все чаще сообщается о сборищах, на которых раздаются фашистские приветствия, и звучит гимн франкистской фаланги – «Лицом к солнцу». Песня заканчивается словами: «Испания единая! Испания великая! Испания свободная! Восстань, Испания!» Эти фразы все чаще встречаются в комментариях отнюдь не только футбольных болельщиков.

Думаю, что задача канализирования протеста очень актуальна сейчас для всех европейских правых, и все чаще она решается на путях если не прямого – пока – сотрудничества с неофашистами, то расчета на их поддержку. Происходит украинизация европейской политики.

Желтые кленовые листья уже стелются под ноги на барселонских бульварах. Ночью на Пасейдж де Грасиа – там, где Гауди построил свою знаменитую Ла Педреру – несколько парней и девушка вешают на фонарь времен ар нуво эстеладу. В эстеладу уже завернут памятник Казанове, а под скульптурой лошади в начале Рамблас де Каталунья прикреплена картонка с надписью: «Испанцы, Франко вернулся».

В витринах проспекта Диагональ снова листовки: здесь находят способы донести свою точку зрения до всех. Оруэлл заметил, что каталонцы всегда пытаются переубедить противника вместо того, чтобы в него стрелять. Поэтому в окопах по обе стороны арагонского фронта всегда шла перебранка между бойцами батальона P.O.U.M. и франкистами.

Сегодня положение каталонцев хуже, чем в 1930-е. Несмотря на рассуждения конспирологов, – о том, что за их борьбой за независимость стоят одновременно «Сорос с сионистами и Путин с мотоциклистами», фактически, их не поддерживает никто. В информационном пространстве практически полная блокада, эксперты на глобалистских телеканалах осуждают «сепаратистов». Капитал покидает Барселону, новое правительство явно ждут трудности с займами (может, тут они вспомнят о финансовой децентрализации и блокчейне с биткойном?).

Надежда на участие Европы не оправдалась, – уже по Украине было понятно, что Четвертый Рейх существует не для защиты чьих-то там прав, а с целью как можно быстрее создать мощный кулак, чтобы сильнее стукнуть им за общим столом глобализации. Глава Еврокомиссии Юнкер выразился в том смысле, что в Евросоюзе и без Каталонии достаточно стран, – да и теми-то трудно управлять. Рисовать новую звездочку – нет, увольте.

Каталонский способ ведения войны вызывал возмущение немецких офицеров, которые верили в эффективность и в Гернику. Но сардана продолжается. Может, в этот раз наконец, сработает?

Игорь Шнуренко

Фото автора

Читати по темі:

Володимир Чемерис. Каталонія: втрачений шанс?

Франсиско Абад. Полвека испанской левой

Андрей Манчук. Первомай в Барселоне

Андрій Мовчан. Інший сепаратизм. Каталонський варіант

Артем Кирпиченок Квебек, Каталония, везде...

Илья Знаменский Откуда берутся сепаратисты

Федерико Кампанья Интернациональные бригады!

Андрій Мовчан Київ - Мадрид

Егор Воронов Письмо мальенького человека

Жилье Треме Гарсиа Лорка: последние часы жизни

Сергей Киричук После Евросоюза

Дмитрий Колесник Битва за Мадрид