Стать не объектом, а субъектом

История с митингом молодых ученых в защиту Российской Академии наук для меня началась еще 27 июля, когда КПРФ устроила на Площади Революции митинг против ее «реформирования». Мои коллеги по оргкомитету митинга призывают избегать слова «реформа» в данном контексте, так как под видом реформы на самом деле проводится ликвидация РАН – поэтому слово «реформирование» я здесь и далее пишу в кавычках.

Призывая всех своих знакомых и коллег поддержать ученых и прийти на митинг, я, придя сам на сие мероприятие, испытал тогда некоторую неловкость. Самих ученых на митинге слышно вообще не было, тема академии на самом деле озвучивалась в некотором фоновом контексте агитации в пользу баллотирующегося на пост мэра Москвы Ивана Мельникова, чередуясь с традиционными проклятиями в адрес «антинародного режима». А красные флаги КПРФ, РОТ-ФРОНТа и прочих организаций в данном случае даже у меня, человека левых взглядов, не вызывали никакого сочувствия, а скорее, наоборот, раздражение.

Во-первых, это стандартная партийная атрибутика, совершенно не отражавшая конкретную повестку дня. Думаю, что проходящие мимо люди даже не понимали, по поводу чего происходит митинг. Во-вторых, все это выглядело крайне фальшиво – ибо подавляющая часть самих митингующих понятия не имела об актуальных проблемах российской науки и Академии наук в частности. Большинство аудитории митинга составляли типичный зюгановский электорат: пенсионеры и ностальгирующие по империи сталинисты, с книжками типа «Чего от нас хотят евреи» в руках. По краям митинга, где располагались продавцы газет и книг «патриотической направленности» и вовсе царил полный сюр: Троцкий рядом со Сталиным, Ленин рядом с Деникиным и Столыпин бок о бок с воспоминаниями народовольцев. О брошюрах типа «Рерих и Ленин» и газетах «Универсалист» с Елизаветой Блаватской и прочими мистиками-эзотериками на главных страницах, лучше было бы, наверное, вообще промолчать.

Вдобавок ко всему, один из активных «защитников Академии наук» набросился на моего товарища с агрессивными упреками за то, что тот явился на митинг в шортах, утверждая что «настоящие революционеры на митинги в шортах не ходят». Этот эпизод в другой ситуации мог бы выглядеть довольно комично, если бы в очередной раз не напомнил нам, что, говоря словами известного литературного героя, «мы с вами чужие на этом празднике жизни». По окончанию митинга люди оперативно разошлись по заказным автобусам, которые уже ожидали их чуть в сторонке от мероприятия.

Нам с моими коллегами и товарищами было совершенно очевидно, что на подобных мероприятиях голоса самих ученых, за исключением некоторых из них, ангажированных партией проводящей митинг, не слышно, да и не может быть слышно. И эта ситуация на самом деле является зеркальным отражением тех же самых пресловутых «реформ» Министерства образования и науки: одни «реформируют» академию не спрашивая что думают по этому поводу сами ученые, а вторые, точно так же, не прислушиваясь к ученым, выступают против этого протестуют. Разочарование наше, однако, к счастю, в уныние не переросло: на очередном заседании инициативной группы молодых ученых в Институте философии РАН вдруг выяснилось, что нас достаточно много для того, чтоб устраивать митинги в защиту своих интересов самостоятельно, а не быть на содержании у всякого рода политиканов и спекулянтов общественным мнением.

Что в итоге и было сделано. Митинг 24 августа организованный инициативной группой молодых ученых даже в плохую погоду собрал ожидаемую тысячу человек. Пусть это не так много, как на общеполитических митингах либеральной оппозиции, главное в данном случае другое. Первое: это был первый опыт политической самоорганизации молодых ученых – и он, безусловно, удался. И второе: с трибун митинга конкретные ученые лично озвучивали конкретные проблемы, с которыми они сталкиваются в процессе своей работы и их личное мнение о проекте правительственной «реформы» РАН. Пусть даже многие из них, привыкшие к выступлениям на научных конференциях и круглых столах, где царит определенный регламент, а жанр выступлений разительно отличается от речей на митингах, еще проигрывают в ораторском искусстве известным завсегдатаям политической сцены. Например, координатор оргкомитета митинга, сотрудница Института философии РАН Софья Пирожкова прямо на сцене призналась, что это второй митинг за всю ее жизнь. А следом за ней ее более старший коллега, Игорь Михайлов, отметил, что для него это четвертый митинг. Думаю, что многие собравшиеся в тот день на Суворовской площади могли подобным образом пересчитать количество митингов, в которых они принимали участие по пальцам одной руки, а уж со сцены выступать – это могло им только снится (причем, в снах, скорее, кошмарных).

«А где же вы были раньше? Что же вы все раньше делали, молчали?» – может спросить обыватель. Нет, не молчали, скорее, наоборот, кричали. Только не с трибун политических, а с научных и образовательных, более привычных и родных нам трибун. Расчитывали, надеялись достучаться до нашей элиты через книги, научные журналы, публичные лекции, выступления на конференциях. Чем вам не фронт политической борьбы? Наивно? Что ж, может и так. Но кто знает, что бы было с нашей страной сейчас, если бы эти немногие, и где-то, может быть, слегка чокнутые энтузиасты не делали даже этого.

В любом случае, сейчас не время кусать локти и напрасно посыпать голову пеплом. Нужно отстоять то, уже совсем немногое, что осталось еще с советских времен и что сейчас хотят отнять у ученых. И вот приходится стихийно учиться практической демократии: обсуждение дат, площадок, сценариев, списка выступающих, целесообразности приглашения политиков, методов информационного оповещения, агитационного материала проходило в рамках работы оргкомитета митинга в очень демократичном ключе – и в том числе потому так интересно за всем этим наблюдать и лично в этом участвовать. Интересно фиксировать формирование субкультуры протеста научных сотрудников: например, предложение, озвученное оргкомитетом ко всем потенциальным ораторам – прислать заранее тезисы своих выступлений – настолько соответствовало привычным для нас профессиональным научным традициям, что сразу же породило массу шуток на тему, будут ли изданы сборники тезисов, как оформлять сноски и можно ли будет считать это за публикацию? Наверное, если в конце концов мы победим – то потом когда-нибудь будем благодарить за этот бесценный опыт и министра Ливанова, и прочих проводников данного проекта «реформы».

Теперь хотел бы разобрать парочку широко распространенных мифов об Академии наук. Вот, есть такое мнение, что это вопрос исключительно об интересах некоторого количества «пригревшихся» у кормушки академиков. Что же, в виду лексической и семантической близости слов «академия» и «академик» создается иллюзия тождественности понятий, а следовательно – и интересов. Так вот, тем, кто внимательно следит за всем этим «рейдерским захватом в законе» должно быть совершенно понятно, что как раз академики и членкорры не сильно-то и пострадают в результате «реформ». По крайней мере – материально. Для них власть приготовила весьма неплохие по нынешним временам отступные. Конечно, эти суммы в дальнейшем могут быть легко пересмотрены а можно при случае можно и вообще оказаться разжалованным из академии – но это детали и, к тому же, пока что из области предположений. К чести ее, большинство нашей научной элиты на сепаратный мир с Министерством образования не идет, и свою корпорацию не сдает. Но суть даже не в этом. Статистически, доля академиков, членкорров и прочей «научной аристократии» в общем количестве аффилированных с Академией сотрудников и аспирантов весьма мала. Главные же тяготы данной реформы предстоит ощутить на себе рядовым сотрудникам, а также их потенциальным пока еще, на сегодняшний день, коллегам, которые могли бы в будущем устроиться в научный институт, но после проведения реформы для них вряд ли найдется там место.

И что же, господа скептики, вы все равно считаете, что все это несущественно –

 так как Академия отстаивает свои узкокорпоративные интересы и не достаточно громко протестует против нечестных выборов и режима «кровавой гэбни»? То есть, вы всерьез считаете, что подтасовки на выборах делают бессмысленным развитие в нашей стране теоретической физики или изучение вьетнамской литературы? Видимо, да. Вот, к примеру, ум, честь и совесть нашей оппозиции, писатель Дмитрий Быков, который постоянно обращается к дискурсу Просвещения, в прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы», в ответ на вопрос ведущей о том, что он думает о реформе РАН, прямо заявляет:

«Анна, друг мой! Я не думаю, о судьбе Российской Академии наук, потому что я не очень понимаю, зачем она нужна. Зачем нужна академия в отсутствии российской науки? Зачем нужна академия, когда ее слово, ее голос ничего не весит. Зачем нужна академия, которая абсолютно ручная. Вот, Фортов – я пишут как раз об этом в «Собеседнике» – Фортов мужественный человек. Он под парусом ходил вокруг мыса Горн, он был на южном полюсе, спускался в батискафе на дно Байкала. Неужели это все не страшнее, чем Владимир Путин? А он, тем не менее, при виде его демонстрирует абсолютно восковую податливость. Я бы хотел видеть в академии наук независимую интеллектуальную силу, а раз она не является такой интеллектуальной силой, судьба ее собственности меня не заботит абсолютно».

Вот так – писателю Быкову не очень нравится и он не понимает. Не понимает, например, что академия не сводится к Фортову ровно в той же мере, в которой оголтелая российская гоп-бюрократия не сводится к Путину. Все-таки удивительно мышление нашей либеральной демократической интеллигенции, в соответствии с которым вся структура полностью отождествляется с главным начальником, а научная и общественная ценность и интеллектуальная сила личности Владимира Фортова оценивается в том, в насколько умеренном или провокационном тоне он беседует с Путиным под официальными телекамерами. Действительно, нет бы, пользуясь случаем, прямо в лоб спросить,  – насколько честно проходит в стране либерализация и будут ли разгонять марш несогласных – вот тогда бы Академия наук сразу же в глазах широкой общественности разом оправдала все затраты на свое существование. А так – имущество, реорганизация, ерунда какая... В самом деле, ту же вьетнамскую филологию вполне можно будет, в крайнем случае, изучать и в университетах. Пишет же сам Быков романы – причем, как говорят, весьма не плохие, работая учителем в элитной школе.

Да, можно будет, наверное. Тем, кому повезет. Штаты университетов ведь тоже не резиновые – и уже сейчас в некоторых местах активно сокращаются. А будущему поколению студентов, боюсь, совсем не на что будет рассчитывать. Вот так и происходят, кстати, в научной среде, поколенческие разрывы, о которых сейчас так скорбит министр Ливанов, призывая к активной ротации кадров.

Теперь пару слов о пресловутой эффективности. Про индексы цитирования и прочие ее критерии также сказано немало – повторяться не буду. Вставлю лишь свои дополнительные пять копеек. Всем тем, кто искренне считает, что в России нет науки и следовательно нет смысла в существовании академии и лично Дмитрию Быкову могу посоветовать зайти в любой московский магазин интеллектуальной литературы – «Фаланстер», «Циолковский», книжную лавку РГГУ «У Кентавра», – и, окинув взглядом книжные стелажи, пробежаться глазами по аннотациям и обратить внимание на то, сколько книг написано сотрудниками Академии наук, либо же людьми, через нее на определенном этапе своей карьеры прошедшими.

Мало? Да, честно говоря, могло быть и больше, могло быть и качество их повыше – если было бы больше финансирование научных исследований, выделялось больше грантов на экспедиционные проекты, командировочные гранты на участие в международных конференциях, материально поощрялись совместные с зарубежными коллегами научные проекты, и т.д. Государственные гранты на гуманитарные исследования выделяются в очень небольшом количестве, бюджет их сильно ограничен, а требования, предъявляемые к заявкам на их получение, столь конъюнктурны, что моим коллегам и товарищам приходится зачастую ездить проводить свои исследования в Африку самостоятельно выискивая на это какие-то средства – либо же сидеть в библиотеках и компилировать чужие мысли и выводы подобно кабинетным этнологам XIX века. На Европейской конференции африканистов в Лиссабоне в июне этого года наш институт был представлен весьма внушительным десантом, порядка десятка человек (в числе которых были и ведущие научных секций), каждый из которых оплатил все свои расходы связанные с участием в конференции самостоятельно – так как в настоящее время оплачивать загранкомандировки своих сотрудников у института возможности нет. Для сравнения: одна из наших коллег из охваченной кризисом Греции жаловалась на то, что теперь ее институт сократил количество финансируемых поездок на конференции до одной в пределах Европы и одной за ее пределами в год. О внутренних командировках даже спрашивать было как-то неудобно.

Сейчас особо принципиальные читатели набросятся на меня с едкими упреками: ага, мол, есть, значит, деньги у ученых, чтоб по Европам разъезжать! «Наши люди в булочную на такси не ездят!».

Да, к счастью, пока есть. У некоторых, самых удачливых и/или наиболее принципиальных. Кому-то помогает семья, кто-то имеет прочие источники доходов, кто-то, как я, работает еще где-то на стороне и подрабатывает репетиторством. За репетиторство, кстати, нынче в Москве платят гораздо больше, чем за собственно занятие наукой. Объяснить пяти-шести абитуриентам, чем отличается авторитарный строй от тоталитарного оказывается гораздо выгоднее, чем, например, расшифровывать письменность древних майя. Вот тебе и невидимая рука рыночной экономики. Правда, для того, чтобы что-то объяснять нужно для начала самому это понять и четко сформулировать. К тому же, если теперь в своей анкете, в графе «должность» мне придется исправить «младший научный сотрудник» на «бывший научный сотрудник», экономические критерии оценки моей эффективности мгновенно сократятся. И если за факт наличия денег нужно оправдываться – надеюсь, я оправдался.

Но что же нас ждет, если законопроект все же будет принят в нынешнем виде? Министр Ливанов будет отделять эффективные институты от неэффективных – и последние реорганизовывать. Есть у меня откуда-то такое странное чувство, что список неэффективных институтов будет разительным образом совпадать со списком тех институтов, которые занимают здания в центре Москвы. Не обойдут, разумеется, вниманием и наш институт. По итогам реорганизации он, наверняка будет слит с каким-нибудь другим эффективным (то есть, не занимающим здания в центре Москвы) институтом, а количество ставок в обоих сильно подсократят. Да, кому-то повезет и он уйдет, скажем, в Высшую школу экономики или еще в какой-нибудь модный вуз. Что же касается остальных, то вряд ли, конечно, их сразу же будут всех выгонять. Для начала, тех, кто работал на полную ставку придется перевести на половину, тех, кто работал на половину – перевести на четверть и т. д. Реальные зарплаты при этом уж точно не вырастут, а, скорее, упадут – и сотрудникам, дабы обеспечить свое скромное существование, еще активнее придется заниматься репетиторством или работой по совместительству – и еще меньше тратить своего времени на собственно научную работу. Эффективность последней при этом, как ни трудно догадаться, еще больше сократится. И вот тогда уж точно, с чистой совестью, можно будет всех сокращать и институты закрывать. Мол, так и не вписались в рынок – несмотря на все наши титанические усилия. Сбросить с корабля современности!

Вот поэтому мы и вышли с лозунгом испанских антифашистов «No PasaРАН!». И будем выходить еще. Жаль, только, что пока что, помимо противодействия со стороны власти, львиную долю усилий приходится тратить на противодействие внутри самого, достаточно еще инертного научного сообщества. В отличие от «физиков», которые уже сейчас сорганизованы достаточно неплохо, раскачать «лириков» (за исключением, пожалуй, наших коллег из Институтов философии и мировой литературы) пока получается значительно труднее. Не потому, конечно, что люди поддерживают «реформу», а потому, что по большей части не верят в успех движения сопротивления, либо просто не понимают, что надо делать, чтоб ее остановить. Сила инерции и традиционная русская надежда на авось – главное, что стоит на пути массовости и успешности нашего движения.

На самом же деле именно гуманитарии должны быть куда более заинтересованы в сопротивлении планам правительства. В отличие от ученых технической направленности, эмиграция отнюдь не является для них возможным выходом. Ведь ни для кого не секрет, что отечественному физику или химику, в конце концов, гораздо легче устроиться работать на Запад или даже на Восток, чем гуманитарию – которые, за редчайшими исключениями, как правило, всегда более нужны в своей собственной стране. Даже должности специалистов по разного рода российским и прочим постсоветским проблемам уже давно забиты эмигрантами всех предыдущих волн. Специалистов же по Африке, Латинской Америке, Австралии и вьетнамской литературе в необходимом количестве там хватает своих и без нас. Надо это четко понимать и не строить лишних иллюзий.

Хотите остаться учеными – спасем нашу науку вместе.

Александр Панов     

Фото Анастасии Миглы

Читайте по теме:

Алекс Вильямс, Ник Шрничек. Акселерационистский манифест

Сальватор Бейбоунс. Как неравенство уничтожает динозавров

Джоди Дин. «Десятилетний план» для левых

Брайан Маккена. Маркс, Макдональдс и... вампиры

Владимир Фридман. Какая система образования нам нужна?

Илья Власюк. Мы родились во время «Революции на граните»

Камила Вальехо. «Эта борьба не только чилийцев, но и всей молодежи мира»

Олег Ясинский. «Восстание пингвинов-2. И не только»