От редакции: LIVA публикует избранные стихотворения Всеволода Петровского, левого активиста и журналиста, который погиб 8 февраля 2015 года во время боев на Донбассе.
Птица, имя которой тебе неизвестно
Однажды купишь билет на поезд.
Проспишь все станции и вокзалы.
И встанет поезд в траве по пояс.
Разбудят, скажут: «Дорога устала.
Не понесет нас дальше дорога.
Не будут мышцы гудеть стальные.
Сдавайте скорее белье, ради бога,
и забирайте свои проездные».
И пассажиры покинут вагоны.
Недопитый чай в вагонах остынет.
И будет степь лежать за перроном.
И пахнуть полынью. Так будет отныне.
И на востоке заря разгорится.
И будет эта заря чудесна.
И в небе будет кружиться птица,
имя которой тебе неизвестно.
И будет новое утро погожим,
и люди закурят свои сигареты.
И мысли будут у всех похожими,
но никто не скажет и слова об этом.
Такие слова не звучат по-доброму.
Обычного воздуха им не хватает.
Царапают горло, стучат по ребрам.
И падают замертво, не долетая.
Их нужно высаживать в поле маковом.
В поле раненом, в поле страстном.
Они прорастут непохоже, инаково.
Красным на красном. Красным на красном.
И целовать железными строками —
на губах написать их бритвой опасной.
Они потекут горячими соками.
Красным на красном. Красным на красном.
Пересохнет земля от дневного зноя.
Свернется кровь на лице непокорном.
Останется слово твое с тобою.
Черным на черном. Черным на черном.
***
...Но пока что поезд по рельсам мчится.
И ты спишь беспокойно в плацкарте тесном.
И в груди твоей машет крыльями птица,
имя которой тебе неизвестно.
2011 г.
Ранняя весна. Эклектика II
Заплатим за души пропащие виру,
про свет всепрощенья — не знай и не думай.
Пойдем вместе п́о миру или по м́иру —
с сумой за плечами, с подсчитанной суммой
всемирной любви, что осталась на сдачу
от слез и улыбок, падений и взлетов.
Мы — слепки, мы клоны судьбы и удачи,
сбежавшие воины из терракоты.
Луна под ногами дрожит и трепещет,
когда по весне над затопленым полем
плывут наши песни — туда, где обещан
нам тихий причал в камышовом раздолье.
2008 г.
Поздняя осень. Эклектика IV. Свиной грипп
Когда пойдет дождь — постарайся не думать о вечном,
трогая влажный нос поджарого города.
Не мир в эту ночь пришли принести, но меч нам
шорохи улиц. Лезвием света вспороты
тени.
Напалм интифады разлит по бруcчатке.
Студенты-арабы от грязной свиной заразы
прячут суровые лица под арафаткой
и тщательно моют руки перед намазом.
Молва пролетела, что там, на чумных просторах,
где солнце садится над твердью границ шенгенских,
на хелловин превратилась в тыкву карета «скорой»
и реки отравлены горькой звездой инфлюэнцы.
***
Холодным утром плацкартный вагон из Львова
привозит в город командировочного Христюка.
Бросают под ноги ему без единого доброго слова
проклятия, хлорную известь, зубцы чеснока.
Он хочет поведать всем, пересилив кашель,
как пятью упаковками тамифлю
накормил толпу —
но только хмельная вокзальная шлюха Маша
слушает, гладя рукой по горячему лбу.
Ловит слова и его утирает пот — но
он замолкает, чтоб, наконец, обнять ее…
А на билбордах рекламное место свободно
для самого главного в этом сезоне
распятия.
***
Пройдет сорок дней и эксперты объявят о чуде:
в крови его не было вирусов и даже холестерина.
Тогда, сняв повязки, прозревшие разом люди
восславят невинно убитого божьего сына.
Макдоналдс включит в меню три вида причастий,
свободная касса затянет в экстазе соло:
Ешь его плоть, ешь, ешь, разрывай на части!
И запивай вспененной Кока-колой.
***
За миг до безвременья он с ней
успеет проститься.
Скажет: не убоюсь своры клыкастой и пиршества наглецов.
Но когда пойдет снег, когда упадет плащаница —
не смотри, милая,
не смотри, нежная,
на
мое лицо.
2009 г.
Еретик
Тот, Кто бросил на кон Иова,
Кто подставил Иуду и Каина —
о тебе не замолвит Слова.
Держись своей правды. Не отпускай — она
будет ждать тебя на закате
звездой гореть над пепельным полем.
Без акафиста, без проклятий
один в поле — волен.
2009 г.
Осінь
Тьмяними фресками споминів
серце укрите досі.
Обрієм нагодовані
очі твої. Осінь.
Світло старих ліхтариків
до тебе дворнягою тулиться.
І горобини спалахи —
сірі лякають вулиці.
Строфи у змоклому зошиті
небо дощами косить.
Сни твої — згадки непрошені.
Очі твої — осінь.
2008 г.
If
Если хочешь услышать меня — звони
в колокольчик, летящий над городом птицей.
Я откроюсь тебе пожелтевшей страницей
про зеленые наши дни.
Если хочешь увидеть меня — скользи
по спине моей черной упругой тенью.
Отражение памяти прикосновенья
тонкой кистью на холст наноси.
Поспеши, между нами растут леса,
они с каждой минутой сильней и выше.
Слышишь, спелое время прерывисто дышит?
Видишь, трепетны небеса?
Если хочешь меня дочитать — прости
мне беспамятство форм, запятые и точки.
Если до оглавленья осталась хоть строчка —
то меня еще можно спасти.
2008 г.
Возвращение
Автостопщик, юродивый, дервиш, засранец —
вгрызся в спину видавший все виды ранец.
Ты пророс у дороги лесной
подорожным знаком, бродячей собакой,
червленым маком.
И поднятая рука — твой единственный проездной.
Заозерный край, комариный рай...
Чем чернее чай, тем светлей печаль.
Ты дорогой навеки мечен.
А в пути нет любви и нет своего угла.
Есть только закон мирового тепла,
которого — сколько ни трать — не становится меньше.
Говори со мной, матерись и пой,
где же этот Ной, что возьмет с собой
и расскажет про дивный град,
куда возвратиться надо нам
Вскоре сонные травы разбудит гроза,
негде спрятаться — просто закрой глаза.
А когда раскроешь — в небе будет сиять радуга.
Через день станет кожа на вкус соленой —
пропитаешься солью земли обожженной,
ее стронцием, цезием.
Эта трасса отточенным серым лезвием
нас разделит.
Давай, не грусти...
От Кассиопеи
за час до рассвета
пойдут фуры, груженные звездным светом.
Тебе с ними по пути.
2008 г.
***
Місяць, блідий і щербатий, виходе
на варту холодну. У сутінках, вранці,
виводить свою завершальну коду
на нотному стані лінійних станцій.
Конають зомлілої ночі ознаки,
сховавшись у черев брунатних вагонів.
І морди на землю поклавши, собаки
оплакують зниклі в пітьмі ешелони.
Об гуркіт коліс розіб’ється мовчання.
Тремтить на стовпах розіп’ята ліра.
По всіх перегонах лунає скавчанням
вагітної суки
світанок
сірий.
2009 г.
Небо глядит сквозь тебя
Бывает, что буришь небо зрачками сухих глаз.
А оно ускользает, оно глядит сквозь тебя —
не ругая, не чувствуя, не скорбя...
Видит тех, кто стоит за спиной.
А ты думаешь: может, не в этот раз.
Или не со мной.
Оглянуться не страшно — страшно увидеть мглу
вместо лиц, которые ты не пытался забыть.
Ты привык на плечах этот туман носить.
Уходить от вопросов и прятать взгляд.
Под ребро иногда втыкать тупую иглу,
чтобы не захотеть назад.
Но больнее всего — не то, что ты потерял.
Больнее всего — то, что ты побоялся взять.
Раскаленный песок, на который не смог встать,
и уже не дойдешь до воды.
Не добрался, не выстрадал, не дочитал.
Не зажег. Только дым.
Когда покидаешь тех, кто без спросу любил —
сутулишь спину, чувствуешь — западня.
все чаще с надеждой ждешь из тумана огня.
Но чувствуешь бездну. Боишься ее понять.
Хочешь обнять. Но не хватает сил.
2011 г.
Всеволод Петровский
Читайте по теме:
Всеволод Петровский. Важность совместной борьбы
Андрій Мовчан. «До смерті й довше»
Андрей Манчук. Будущее наступило
Жан-Поль Сартр. Письмо об «Ивановом детстве»
Андрей Манчук. Come as you are
-
Економіка
Уолл-стрит рассчитывает на прибыли от войны
Илай Клифтон Спрос растет>> -
Антифашизм
Комплекс Бандеры. Фашисты: история, функции, сети
Junge Welt Против ревизионизма>> -
Історія
«Красная скала». Камни истории и флаги войны
Андрій Манчук Создатели конфликта>> -
Пряма мова
«Пропаганда строится на двоемыслии»
Белла Рапопорт Феминизм слева>>