Масла в огонь

Редакционная статья рождественского выпуска The Spectator называлась так: «Почему 2012-й был самым лучшим годом». В ней выражалось несогласие с утверждением о том, что мы живем в «опасном и жестоком мире, и ситуация лишь ухудшается».

Вот ее начало: «Что бы там нам ни казалось, но 2012-й был величайшим годом во всей истории человечества. Возможно, это утверждение и покажется неким преувеличением, однако оно отнюдь небезосновательно. В нашем мире никогда ранее не было меньше голода, меньше болезней и больше благополучия. Хотя на западе все еще наблюдается экономическая депрессия, но большинство развивающихся стран продвигаются вперед, и люди там выходят из нищеты быстрее, чем когда бы то ни было. Количество смертей, вызванных военными действиями и природными катастрофами тоже на относительно низком уровне. Мы живем в золотом веке».

Ту же самую идею систематически продвигает целый ряд бестселлеров: от «Рационального оптимиста» Мэтт Ридли до книги «Добрые ангелы нашей природы: почему уровень насилия снижается» Стивена Пинкера. В ходу и более примитивная версия той же идеи – ее нередко озвучивают различные масс-медиа, особенно в не-европейских странах: Кризис? Какой кризис? Да посмотрите на так называемые страны БРИК (Бразилию, Россию, Индию и Китай) или на ту же Польшу, Южную Корею, Сингапур, Перу и даже на целый ряд стран Африки к югу от Сахары – все они прогрессируют.

Западная Европа и в какой-то степени США, конечно же, в проигрыше от этого. Однако мы имеем дело отнюдь не с глобальным кризисом – просто происходит определенный сдвиг процессов развития, и теперь прогрессируют не страны Запада. И разве не является показателем такого сдвига процессов развития тот факт, что в последнее время жители погрузившейся в кризис Португалии возвращаются в Мозамбик и Анголу – бывшие португальские колонии – но уже не в качестве колонизаторов, а в качестве иммигрантов, переезжая туда по экономическим причинам?

И даже если взглянуть на ситуацию с правами человека, то разве в Китае и России дела с этим обстоят сегодня не лучше, чем 50 лет назад? Когда мы определяем нынешний кризис, как глобальный феномен, – говорят нам – разве это не является типичным проявлением евроцентризма тех левых, которые обычно как раз гордятся своим анти-евроцентризмом? Наш «глобальный кризис» - это, в сущности, лишь просто локальный и временный откат в общей истории прогресса.

Только не стоит так уж радоваться. Нужно задать только один вопрос: если в упадок приходит только Европа, то кто займет вместо нее господствующее положение в нашем мире? Ответ: «капитализм с азиатскими ценностями», который, конечно, не имеет отношения к народам Азии – это достаточно четко определившаяся нынешняя тенденция в развитии капитализма, характеризующаяся ограничением или даже отсутствием демократии.

Данная тенденция ни коим образом не противоречит столь восхваляемому прогрессу человечества – как раз наоборот, она является его неотъемлемой чертой. Все радикальные мыслители: от Маркса до интеллектуалов из лагеря консерваторов, задавались вопросом: какова же цена прогресса? Маркс был в свое время очарован капитализмом и вызванной им неслыханной ранее производительностью, но, тем не менее, он постоянно утверждал, что успехи капитализма порождают новые антагонизмы. И нам следует сегодня смотреть на вещи аналогичным образом – мы не должны упускать из виду оборотную сторону глобального капитализма, из-за которой и вспыхивают народные восстания.

Народ восстает не тогда, когда всё действительно очень плохо, а когда он разочарован, когда не оправдываются его надежды. Французская революция произошла именно тогда, когда король и аристократия стали ослаблять хватку за власть. Антикоммунистическое восстание в Венгрии 1956-го вспыхнуло после того, как Имре Надь уже два года являлся премьер-министром, а среди интеллектуалов страны велись (относительно) свободные дебаты.

В Египте народ восстал в 2011-м году благодаря тому, что при Мубараке, все же, наблюдался определенный экономический прогресс – что вызвало рост класса образованной молодежи, включенной в глобальную цифровую культуру. Поэтому и китайские коммунисты небезосновательно паникуют: ведь люди в среднем живут сейчас лучше, чем 40 лет назад – порог их требований теперь гораздо выше, что в свою очередь разжигает социальные противоречия между нуворишами и всей остальной массой.

В этом-то и заключается проблема, связанная с такими понятиями, как развитие и прогресс. Развитие всегда происходит неравномерно, порождая нестабильность и новые антагонизмы. Прогресс порождает новые требования, а они не удовлетворяются. К примеру, в Египте, накануне «Арабской весны» большинство населения проживало в условиях относительно лучших, чем прежде – но и стандарты, на которые ориентировались эти люди, оценивая свой уровень (не) благополучия, тоже повысились.

Для того чтобы не упустить взаимосвязанность таких понятий, как прогресс и нестабильность, следует обратить внимание на те моменты, которые сначала кажутся всего лишь признаками несовершенной реализации социального проекта – однако свидетельствуют о неотъемлемо присущей ему в целом ограниченности.

Здесь вспоминается история (хотя, я и не ручаюсь за ее достоверность), связанная с Джоном Гэлбрейтом – экономистом и сторонником левого кейнсианства. Незадолго до поездки в СССР в конце 1950-х годах он писал своему другу антикоммунисту Сидни Хуку: «Не волнуйся, Советы меня не соблазнят, и по возвращении я не стану заявлять, что у них там социализм». Хук ответил ему следующим образом: «Это-то как раз меня и беспокоит – что, вернувшись, ты скажешь, что в СССР нет социализма!»

Хук в данном случае опасался наивной защиты чистоты самой концепции: если в процессе строительства социалистического общества что-то и пошло не так, как надо, то это никоим образом не свидетельствует о несостоятельности самой идеи – это говорит лишь о том, что ее неверно реализовывали. И разве вы не замечаете такой же наивности в рассуждениях современных фундаменталистов свободного рынка?

Во время недавно проходивших во Франции теледебатов философ и экономист Ги Сорман заявил, что демократия и капитализм неизменно сопутствуют друг другу. Я тогда не смог удержаться, чтобы не задать ему вполне естественный вопрос: «А как же тогда насчет Китая»? В ответ он резко огрызнулся: «В Китае нет капитализма!». В понимании Сормана, фанатичного приверженца капитализма, если некая страна не является демократической, то, стало быть, она не является и капиталистической. Он мыслит точно так же, как сторонник демократического коммунизма, считающий, что сталинизм просто не являлся подлинным коммунизмом.

Нынешние апологеты свободного рынка, совершая своеобразный идеологический плагиат, точно таким же образом интерпретируют кризис 2008-го: он, дескать, был вызван отнюдь не несостоятельностью самой концепции свободного рынка, а всего лишь чрезмерным государственным регулированием, что говорит о том, что у нас была не подлинная рыночная экономика, а экономика зажатая в тисках государства всеобщего благоденствия.

Если мы не допускаем несостоятельности самой концепции рыночного капитализма, списывая все его неудачи на случайности, то в итоге мы приходим к наивному «прогрессизму», для которого решение проблем сводится к необходимости более «подлинной» и «чистой» реализации некой идеи. Таким образом, мы лишь подливаем масла в огонь.

Славой Жижек

Guardian

Перевод Дмитрия Колесника

Читайте по теме:

Славой Жижек. Слепой ведет слепого

Славой Жижек. Капитализм радикализуется

Славой Жижек. Спасите нас от наших спасителей