От редакции: новость о том, что белорусская писательница Светлана Алексиевич получила Нобелевскую премию по литературе, не претендует на большую сенсацию. Имя уроженки украинского Ивано-Франковска уже не первый год присутствовало среди номинированных на премию литераторов. Хотя многие соглашались с тем, что это объясняется не содержательной глубиной, строгой объективностью изложенных фактов или выдающимися художественными достоинствами публицистических произведений Алексиевич, а тем, что ее фигура идеально вписывается в конъюнктуру, сложившуюся вокруг самой известной международной литературной премии. Как и в далекие советские времена, когда будущая нобелевская лауреатка получила за свою первую книгу Премию Ленинского Комсомола, Алексиевич умело влилась в мейнстрим «литературного процесса», и, с начала девяностых годов, говорила главным образом то, что ожидали услышать от писательницы из малоизвестной периферийной страны со специфической репутацией «последней диктатуры Европы». Благоразумно не вступая при этом в по-настоящему серьезные конфликты с белорусским режимом.
Полвека назад Жан-Поль Сартр, отказываясь от премии Нобелевского Фонда, заметил, что «в нынешней обстановке Нобелевская премия на деле представляет собой награду, предназначенную для писателей Запада или «мятежников» с Востока». В этом смысле, Светлана Алексиевич олицетворяет собой новый тип «конъюнктурного мятежника» – являясь любимицей европейской либеральной интеллигенции, которая регулярно балует ее разнообразными премиями, она, вместе с тем, принимает поздравления от белорусского руководства, которое желает засвидетельствовать свою просвещенность в глазах европейских партнеров. Хотя многие политические активисты по обе стороны баррикад усматривают в награждении «оппозиционной» писательницы прямой вызов белорусскому президенту накануне близящихся в республике выборов, и едва ли не часть плана по организации минского «майдана».
Как результат этого многолетнего идеологического дрейфа, последняя книга Алексиевич – «Время секонд хэнд» – содержит в себе набор стереотипных либеральных идеологем, обычных для творчества большинства постсоветских литераторов: с обязательными дозами антикоммунизма и ритуальным отрицанием «советского взгляда» на войну с нацизмом – несмотря на то, что именно эта тема принесла ей когда-то признание и популярность. LIVA предлагает своим читателям рецензию на эту работу нобелевского лауреата-2015, в авторском переводе известного белорусского публициста Дмитрия Исаенка.
В начале 2012 года белорусская пресса сообщила о скором выходе нового романа Светланы Алексиевич с интригующим названием «Время секонд-хэнд. Конец красного человека», который якобы рассказывает о белорусском майдане 19 декабря 2010-го года.
К сожалению, мы едва ли узнаем, что это был за Красный человек, и как он и его конец приложились к Площади-2010. Потому, что книга Светланы Алексиевич называется «Время секонд-хенд», а её единственный касающейся новобелорусской политики эпизод скорее напоминает попытку, как сейчас говорят в Интернете, «натянуть сову на глобус» – чтобы совсем уже не обидеть местных борцов с режимом.
Но почитать это все равно стоит.
Лично я котирую Светлану Алексиевич за то, что она пишет о том единственном, о чем имеет смысл писать белорусскому автору. Об отношениях мещанина с глобальным – с большой войной, большой катастрофой, большим проектом. И этим вплетает наш Хоббитон в мировой контекст, между делом напоминая читателю о том, что «реальность» болотистой восточно-европейской ложбинки, со всеми ее основами, мифами и смыслами – не более, чем пыль на ветру истории. За это ей спасибо, она у нас одна такая. Поэтому, не вижу особой трагедии в том, что очередная политическая катастрофа либеральной оппозиции не была вознесена до масштабов чернобыльской.
Книга «Время секонд-хенд» шире, чем Беларусь. Что не удивительно. Самые сочные плоды разрушения СССР достались другим республикам – борцы за «историческую справедливость» в наших краях не резали уши «врагам» из соседней деревни и бандиты не применяли против милиции боевые гранаты. А книга, как уже можно догадаться, о падении первого в мире социалистического государства и жизни после него.
Способ подачи материала хорошо знаком любому фан-бою Светланы Александровны – авторская нарезка интервью с «живыми свидетелями» – гражданами, на которых, так или иначе, оставило свою печать описываемое историческое событие.
Послевоенный гражданин («У войны не женское лицо», «Последние свидетели») был гордым – он ел в блокаде собаку, кормил в окопе вошь, выжил и считал себя победителем. Послеафганский («Цинковые мальчики») был обиженным – сержант из Афгана «видик» привез, а мне ногу оторвало. А послесоветский оказался сломанным и раздавленным. Потому что часть советских граждан ждала «какого-то другого социализма», часть – «какого-то другого» капитализма, и в обоих случаях этот какой-то другой был очень нетребовательным, дружественным потребителю, с пряниками и плюшками. А в реальной жизни «очевидные» для советского обывателя решения, вроде «раскрепощения» частной инициативы и свободного предпринимательства, обернулись кошмаром нищеты и криминального разгула.
Таким образом, перед нами разворачивается калейдоскоп индивидуальных судеб. Тут и старые аппаратчики, которые всю жизнь были функционерами партии и не смогли стать её солдатами, когда понадобилось. И интеллигенты из исследовательских институтов, которые «верили Гайдару» и которых «невидимая рука рынка» опустила буквально на дно общества. Мать с дочерью, у которых бандиты «отжали» квартиру и успешный доктор, начавший с такими криминальными гориллами бизнес и за пару лет успешно переживший их всех.
Вообще, подойди автор к вопросу строго хронологически – что было, что хотели и что получили – это был бы смертный приговор Перестройке и её наследию. Парафраз реплики знакомого анархиста: «Можно как угодно относиться к СССР, но то чудовище, которое выползло из его трупа, будто Чужой, проломив грудину – не имеет права на существование». В таких тяжелых случаях на помощь приходит Кровавый Сталин. Который, волей автора и её собеседников, периодически появляется на страницах, чтобы объяснить читателю – при «советах» бывало и хуже.
В книге множество флэшбеков в прошлое. Прошлое – это конец 30-х годов или война глазами какого-нибудь криминально-партизанского отряда. Советские воины, партизаны и милиционеры в нем почти обязательно кого-нибудь убивают, пытают или хотя бы насилуют. И, конечно, все попадают в ГУЛАГ, где эта садо-эротика продолжается. А ведь девчата из «У войны не женское лицо» нам ничего такого не рассказывали. Скрывали ужасную правду – или ужасная правда была не правилом, а исключением из правил?
Все эти военно-бандитские брутальности в отношении советского общества 80-х напоминают все ту же историю про сову и глобус. Но, в результате, подвиги борцов за свободу из «горячих точек» и эксцессы «первоначального накопления капитала» перестают выглядеть на этом фоне совсем уже невероятной дикостью.
Какие из этого делаются выводы? Никаких. Дело в том, выводы в этом жанре должны делать те самые «свидетели» и сам читатель. А свидетели хлюпают носом и рассуждают не глубже чем «хотели как лучше» и «бывает и хуже» (в 1937-м в подвале НКВД, например), напоминая ребенка, которого злой шутник уговорил покормить шпилькой живущего в электрической розетке гномика. С тех пор кто-то боится электричества, а кто-то доказывает всем, что гномики существуют, но в этой стране не те розетки. Все, что угодно – кроме адекватных выводов.
И, кстати – все по прежнему ждут того самого дружественного к потребителю то-ли-капитализма, то-ли-социализма. А это значит, что не время, а грабли секонд-хэнд, с высоким потенциалом повторного использования, маняще лежат перед всеми нами.
И хорошо, кстати, что Светлана Александровна убрала куда-то этот «конец Красного человека». Потому что, если понимать под Красным человеком носителей коммунистических идей, то все не так и плохо. Вот и свидетели свидетельствуют:
«Мы думали, что он мертв. Навсегда мертв. Прошло двадцать лет… Захожу в комнату сына – и вижу: у него на столе лежит «Капитал» Маркса, на книжной полке – «Моя жизнь» Троцкого… Не верю своим глазам! Маркс возвращается? Это что – кошмар? Сон или явь? Сын учится в университете, у него много друзей, я стал прислушиваться к их разговорам. Пьют чай на кухне и спорят о «Манифесте коммунистической партии».
А если считать Красным человеком советских аборигенов, то и они, пускай и не все, но, в основном, живы. Некоторые даже адаптировались, и, как бактерии, потихоньку расщепляют остатки советского наследия – на немецкие машины, итальянский кафель, финскую сантехнику и отдых в Турции.
Рассуждения о «конце» пригодны разве что для наших западных друзей. У них всегда что-то заканчивается – то история, то Красный человек. Ну а мы, как потомки этого самого человека, в курсе, что «история развивается по спирали».
Дмитрий Исаенок
Читайте по теме:
Станіслав Маковецький. Білоруські уроки для України
Дмитрий Исаенок, Татьяна Стрельцова, Лидия Михеева. «Оценка казни расколола общество Беларуси»
Юрий Глушаков. «Создать альтернативу «альтернативе»
Борис Кагарлицкий. «Беларусь. Падающего подтолкни?»
Дмитрий Галко. «Почему я левый либерал. Взгляд из Беларуси»
Артем Кирпиченок. «Не будь скотам» у Лукашенко! Будь скотом у буржуев?»
Сергей Одарич. Новая память Минска
-
Економіка
Уолл-стрит рассчитывает на прибыли от войны
Илай Клифтон Спрос растет>> -
Антифашизм
Комплекс Бандеры. Фашисты: история, функции, сети
Junge Welt Против ревизионизма>> -
Історія
«Красная скала». Камни истории и флаги войны
Андрій Манчук Создатели конфликта>> -
Пряма мова
«Пропаганда строится на двоемыслии»
Белла Рапопорт Феминизм слева>>