«Мы – результат пятидесяти лет войны»

Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный сезам,
Появились стрелки, на помине легки, –
И взлетели стрекозы с протухшей реки.

Эти слова из песни Высоцкого неожиданно вынырнули из моей памяти, когда я читал этот фрагмент интервью колумбийской партизанки Камилы Сьенфуэгос журналисту Хуану Мальдонадо: «…Если вы проанализируете, каким образом нам наносятся эти удары, вы поймете, что это не следствие ни военного гения нашего противника, ни результат открытых вооруженных столкновений. Пилот закладывает программу с нашими координатами, прилетает авиация и сбрасывает на нас бомбы по 500 фунтов, не одну, а тысячи. Люди просто исчезают и остаются огромные кратеры. И пока самолеты продолжают бомбить и поливать нас пулеметным огнем, на канатах спускаются «герои» Колумбии. Они приземляются и видят обезумевших от ужаса людей,  людей со внутренностями наружу, без ног, без рук… Это не преступления против человечности? Нет, это «нейтрализованные партизаны», «ликвидированные в бою». Они добивали наших мужчин и женщин, моливших о пощаде, и потом пинали их трупы. Но это мы – безжалостные террористы, убийцы, палачи… Я рассказываю об этом, потому что сама все это видела и все наши товарищи могут подтвердить это…»

 Продолжая небольшое предисловие к русскоязычной версии этого материала, хочу опередить несколько вопросов

 1. Для определения крупнейшей партизанской организации Колумбии в русском языке есть две аббревиатуры – совпадающая с испанским оригиналом ФАРК (FARC, Fuerzas Armadas Revolucionarias de Colombia) и русская РВСК, отражающая перевод (Революционные Вооруженные Силы Колумбии). Хотя при этом полное официальное название – FARC-EP (Fuerzas Armadas Revolucionarias de Colombia – Ejército del Pueblo) – РВСК-AH (Революционные Вооруженные Силы Колумбии – Армия Народа). По привычке и для удобства я буду использовать здесь более привычный термин - ФАРК.

2. Очень поверхностное мнение команданте Бенкоса о причинах поражения советского проекта и некоторые серьезные несоответствия в его «марксистском анализе» социальных процессов – очень важный для меня элемент портрета человека, как результата его воли и обстоятельств. В предыдущих поколениях командиров ФАРК были интеллектуалы и аналитики с очень серьезной образовательной базой. Выживших среди них практически не осталось. Поколение Бенкоса - это в большинстве своем люди, не получившие даже полноценного начального образования, огромным личным усилием преодолевшие собственную маргинальную данность в поисках собственной правды и справедливости. Они занимались самообразованием в условиях подполья, войны и преследований. Было бы абсурдно требовать от них академического анализа далеких от них реалий, но их нынешние достижения в самообразовании на фоне хронического невежества латиноамериканской глубинки бесспорны и вызывают уважение. В этом интуитивном партизанском самообразовании одновременно и сила и слабость организации.

3. Очень удивила наивная, почти детская вера собеседника во всесилие международных организаций и движение солидарности. Мы долго и бесполезно об этом спорили. Не сомневаюсь в существовании плана физического уничтожения бойцов и командиров ФАРК в момент, когда они без оружия покинут сегодняшние лагеря. Ни один из описанных ими механизмов возможных гарантий безопасности, не показался мне сколько-нибудь надежным. Хочется верить, что в вопросах безопасности у ФАРК есть скрытые козыри, которые они пока не показывают. Но боюсь перепутать желаемое с действительностью.

Эти короткие интервью – не более, чем фотография маленького фрагмента этой истории, конец которой сегодня никому не известен. Быстрота развития событий и неравнодушие фотографа неизбежно делают этот снимок несколько смазанным.

В Колумбии часто говорят, что департамент Чоко – самое дождливое место Америки. Этот, один из множества невидимых миру уголков страны нельзя назвать местом, покинутым государством, потому что государственного присутствия здесь никогда и не было. Когда я впервые попал в одну чокоанскую деревушку, расположенную возле столицы департамента городка Кибдо, и поэтому далеко не самую бедную, местный ребенок лет 12-ти взялся меня сопровождать, чтобы показать кусочек своего мира. Поскольку мусорников в тех краях не существует и их роль выполняют реки, я в какой-то момент я задумался, куда бы выбросить жвачку. Мальчик сказал, чтобы я не волновался, взял ее у меня и продолжил жевать... Потом, в этом и других местах Колумбии пришлось видеть вещи наверняка гораздо более страшные. Белые флаги на выходе из одной школы, бесполезно молившие о прекращении регулярных перестрелок между армией и партизанами как раз в этом месте. Как в “Апокалипсисе сегодня” пролетающие над нами военные вертолеты и бомбы, разрывающиеся в сельве всего в паре километров от нас, пока мы во дворе дома евангелистов, где молятся за мир сто или больше человек одновременно. И много, множества страха говорить, слушать и  смотреть. Достойнейшие люди, которые куда лучше меня знают цену слову или молчанию. Но все-таки тот эпизод со жвачкой остался в моей памяти, как будильник, для того чтобы каждый раз говоря о колумбийской или латиноамериканской реальности пытаться смотреть на нее из нутри ее самой, а не из наших теорий и философских предпочтений.

Кроме невероятного разнообразия культур и пейзажей, Колумбия влюбляет неотразимой симпатией своих людей – жизнелюбов, мечтателей и тружеников. Из ее больших городов почти невозможно себе представить, что в стране идет самый долгий и кровавый вооруженный конфликт американского континента. Ведущие колумбийские и мировые средства массовой информации указывают нам на главного виновника: партизан, Революционные вооруженные силы Колумбии, ФАРК. Поэтому было так важно посмотреть им в глаза. После разных поездок и множества историй о них из первых, вторых и третьих уст, накопилось вопросы, на которые пресса отвечать не привыкла.

Эта возможность представилась, когда в феврале этого года колумбийская неправительственная организация Funuvida, которая уже много лет сопровождает мирный процесс, пригласила меня на Кубу, в Гавану, где почти три года представители ФАРК и колумбийского правительства ведут сложный и противоречивый диалог о прекращении войны.

Уже больше 20 лет я разделяю взгляды аргентинского философа Марио Луиса Родригеса Кобоса (Сило) и не верю в вооруженные пути к лучшему будущему. Но при этом понимаю, что в условиях нынешних дичайших реалий, посеянных неолиберализмом по всей планете, искушение простых решений при помощи насилия  будет только расти. Я убежден в необходимости латиноамериканской и мировой антинеолиберальной революции, но путем активного ненасилия,  что, разумеется, очень сложно, поскольку требует неизвестных до сегодняшнего дня уровней организации и гражданского сознания. Но другого выхода у нас нет, и вооруженное насилие, как метод преобразования общества, провалилось еще в конце прошлого века.

Поэтому будут темы, взгляды и элементы анализа, в которых я никогда не соглашусь с ФАРК. Но тем более я никогда не присоединю свой голос к официальной прессе, той что систематически врет, клевещет и демонизирует этих мужчин и женщин, которые уже больше пяти десятилетий, совершенно одни и в самых неравных условиях борются и умирают за идеалы, которые мы несомненно разделяем. Сегодня они приняли мужественное решение продолжить эту борьбу без оружия. Они знают, что это будет стоить им многих жизней и что строительство мира станет порой делом более трудным и опасным, чем продолжение войны. Они заслуживают нашего уважения и поддержки. И более того, наш долг – предоставить им всю возможную человеческую и политическую поддержку, причем срочно и без каких бы то ни было предварительных условий.

Познакомившись лично и проведя несколько часов в беседах с ними я избавился от множества собственных предрассудков и не смог не почувствовать симпатию к ним. Я почувствовал их искренними, простыми, думающими и самое главное – очень чувствительными, именно в этой черте им привыкла отказывать официальная пресса. И я еще раз подумал о том, как огромна власть СМИ, успешно сеющих среди нас столько недоверия, предрассудков и взаимного отторжения. Я совсем не идеализирую ФАРК, наверняка совершивших вещи страшные и не имеющие оправдания, но критикуя преступления колумбийских партизан, прошу учитывать весь контекст полувека «грязной войны» против них при активной поддержке США и брошенные на это ресурсы, и систематическое уничтожение уже десятков тысяч миротворцев,  профсоюзников и бывших партизан, сложивших оружие, чтобы продолжить борьбу только политическими методами.

В результате огромного военного и технологического неравенства и нарастающем участии США в колумбийском конфликте, в течение последних лет ФАРК понесли особо тяжелые потери. Несмотря на все это, они продолжают контролировать множество труднодоступных территорий, где партизаны, благодаря поддержке значительной части населения и географическим особенностям местности, являются единственной властью. Эта война может продолжаться еще десятилетия и ни одна из сторон не может всерьез говорить о возможности окончательной военной победы. Эта хроническая взаимная бойня без шансов военного решения становится все абсурднее и служит идеальным поводом для поддержания высочайшего военного бюджета, демонизации всех левых сил без разбора и оправдания растущего военного и экономического вмешательства США.

Через несколько дней после нашего прибытия на Кубу начались проблемы. Готовящиеся к подписанию мира партизаны, в нескольких удаленных точках страны начали встречи с местными общинами чтобы обсудить с ними варианты будущей политической организации. Колумбийское правительство обвинило ФАРК в «вооруженном прозелитизме» и потребовало немедленного прекращения этих встреч, угрожая разрывом диалога. Оно напомнило, что ФАРК остается в Колумбии запрещенной и незаконной организацией. Когда мы были должны официально передать делегации ФАРК материалы исследования на тему основных мер, которые необходимо предпринять для предупреждения риска возобновления вооруженного конфликта, нам сообщили, что колумбийские власти выразили свое крайнее недовольство кубинскому правительству за то, что оно, будучи официальным гарантом мирного процесса допускает «пропаганду ФАРК», разрешая встречи делегации партизан с журналистами. Чтобы не давать колумбийским ультраправым дополнительных поводов для осложнения переговоров, делегация ФАРК приняла решение отказаться от встречи и прекратить интервью. К счастью, в предыдущие дни мы успели достаточно пообщаться с ними.

Недовольство колумбийского правительства встречами делегации ФАРК с прессой – лишь один из примеров абсолютного неравенства в возможностях доступа двух противостоящих сил к средствам массовой информации. Если точка зрения колумбийского правительства в течение 24 часов присутствует в основных СМИ и формирует настроения в обществе, позицию ФАРК легально и напрямую можно было узнать до сих пор только при личных встречах с ними в Гаване.

Я слышал две версии причин, по которым колумбийское правительство начало переговоры с ФАРК. В обоих случаях решение было принято США, полностью определяющими сегодняшнюю колумбийскую политику. Первая версия заключается в том, что транснациональные корпорации планируют овладеть последними уголками колумбийской сельвы, находящимися сегодня под контролем партизан. И вторая – в том, что если США решатся на вторжение в Венесуэлу, из-за географических особенностей этой части карибского побережья, по морю оно будет невозможно и произойдет по суше с колумбийской территории. Значительная часть граничащей с Венесуэлой колумбийской сельвы контролируется ФАРК, которые являются препятствием для этих планов.

Североамериканские службы безопасности дали добро на подписание мира, только потому что для них этот мир является синонимом исчезновения ФАРК. Иностранные и местные правые убеждены, что партизаны без оружия не смогут превратиться во влиятельную политическую силу. В то же время, вчерашние ультраправые боевики, известные сегодня под новой торговой маркой бакрим (bandas criminales – преступные банды) и направляемые креольским олигархическим фашизмом, уже наверняка планируют массовые расправы над разоружившимся противником… как это уже столько раз повторялось в здешней истории. Только в период этого правительства – один из самых спокойных за нынешние десятилетия - в Колумбии было убито 346 защитников прав человека и 16 бесследно исчезли после похищений. В последние недели поступают новости об активизации групп ультраправых боевиков в местах, где ожидается разоружение партизан. Средства информации в очередной раз представят массовое уничтожение бывших партизан, как результат сведения счетов между разными преступными группами.

Вот хроника прошлой недели, согласно колумбийскому журналу Semana: «7 марта киллеры убили Уильяма Кастильо в Эль-Багре, в департаменте Антиокия. Он был правозащитником и возглавлял движение, которое боролось против крупных и нелегальных горнодобывающих предприятий в регионе. Накануне, прямо на футбольном поле в Соаче, в департаменте Кундинамарка, неизвестные застрелили молодого коммуниста Клауса Сапату, журналиста, писавшего для левых изданий, и ставшего активистом поддерживавшим мирный процесс. За неделю до этого, 1 марта в Тамбо, в департаменте Каука, убили крестьянскую руководительницу Мариселу Томбе, а в Попайяне был застрелен индейский лидер Александр Ойме. Эта волна преступлений продолжилась в пятницу смертью в департаменте Араука коммуниста Милтона Эскобара. Но это далеко не всё. В Путумайо убиты девять социальных активистов. В Тумако – еще одна серия убийств… В департаментах Чоко и Бахо-Каука наблюдалась серия боев между совместными силами ФАРК и АНО (Армия Национального Освобождения, вторая в стране после ФАРК партизанская организация) против так называемого Клана Усуга (одна из групп ультраправых боевиков) и в Баудо происходит массовый исход населения, чего не наблюдалось уже почти десятилетие».

Поэтому так необходимы активное участие, солидарность и поддержка этого процесса со стороны всех социальных сил и движений Латинской Америки и мира. Солидарность и поддержка, которые пока минимальны.

В течение бесед в Гаване, члены делегации ФАРК очень уверенно говорили о том, что подписать мирный договор с правительством до 23 марта этого года, как это было запланировано сторонами полгода назад, практически невозможно. Все это время правительство пыталось ускорить процесс, чтобы успеть к дате. Его высокопоставленные чиновники готовятся войти в историю как выдающиеся миротворцы, а президент Хуан Мануэль Сантос уже наверняка видит себя лауреатом Нобелевской премии мира. Время от времени они делают жесткие заявления, предупреждая ФАРК о том, что «не собираются терять время» и если процесс не движется в желаемом для них ритме, сообщают, что правительство может покинуть стол переговоров. У партизан приоритеты совершенно другие. Есть договоренности о проведении некоторых умеренных социальных реформ, но пока очень в целом, без уточнения механизма контроля за их выполнением. Мне говорили о 48 нерешенных спорных моментах и в оставшиеся дни технически невозможно все это обсудить и договориться. И если для правительственных чиновников речь идет о наградах и возможностях для политической карьеры, для партизан это вопросы смысла всей их борьбы – права на владение землей, возможности для реального участия в политике и наконец вопрос личной жизни и смерти после оставления ими оружия. Важен именно это термин – оставление, а не сдача оружия, поскольку сдают оружие победителям только побежденные. Несколько дней назад появилась официальная новость о том, что обе стороны согласны, что дата подписания мирного договора 23 марта не реальна и ими будет согласован новый срок. Может быть, 23 будет официально провозглашено окончательное прекращение огня, то, что на практике сохраняется уже больше чем полгода, впервые за последние десятилетия.

Ниже я привожу фрагмент бесед с Бенкосом Биоо, команданте ФАРК, ответственным за регион Чоко-Антиокия, и Камилой Сьенфуэгос, координирующей связи ФАРК с международной прессой.

Бенкос – прекрасный собеседник, внимательный, с прекрасным чувством юмора и глубоко убежденный в своих идеях. Но главной неожиданностью для меня стало другое – его очень рассудительная и неортодоксальная манера восприятия сложных тем, очень отличающееся от карикатурного имиджа партизана из ФАРК, фанатика и догматика, обычно изображаемого прессой. Его хорошо описывает находившийся с нами аргентинский журналист Хуан Карлос Ромеро: “…этот человек мог бы быть учителем или музыкантом, он одет в яркие веселые цвета, у него искренняя улыбка и твердые убеждения, он не избегает ответов на вопросы об источниках финансирования партизан в виде революционных налогов на наркобизнес, группировок, действующих на подконтрольных партизанам территориях. При этом он категорически отрицает какое-бы то ни было прямое участие ФАРК в этом бизнесе… ”.

Камилу – молодую и очень симпатичную женщину, выдавала глубокая грусть в глазах. Беседуя с ней, я еще не знал о ее невероятно трагической личной истории, полной потерь и смерти, не знал, что она была схвачена армейской разведкой в Боготе, выдержала несколько суток дичайших пыток и после всего этого смогла бежать из тюрьмы. В эти последние дни я узнал, что она вновь в Колумбии, в партизанских лагерях. Когда мы смотрели сделанные ей фотографии, она рассказала мне, что после войны хотела бы стать фотографом и делать портреты детей, стариков и цветов. Я так и не смог представить ее в униформе с автоматом в окопе.

Надеюсь, однажды я смогу встретиться с ними в Колумбии и услышать их новые истории борьбы за наши вечные мечты, но на этот раз без необходимости умирать и убивать.

Олег Ясинский

Беседа с Бенкосом:

– Путешествуя по Колумбии, я слышал о вашей организации много разных мнений. Не все из них хорошие. Большая часть моих собеседников была настроена по отношению к вам критично или очень критично. Что вы сделали, чтобы заслужить такую дурную славу? Что в этих историях правда, что ложь и какова ваша ответственность за это?

 – Мы живем в состоянии войны. Любой, хоть немного знающий войну изнутри, знает, что первая жертва войны – любой войны – это правда. И первый удар, который ты наносишь по противнику, это тот, что позволит обезличить его… разрушить его идеи, его имидж, его слово. Если ты начинаешь войну, твоя первая задача – заставить врага замолчать. И даже не обязательно, чтобы он перестал говорить, куда важнее сделать так, что если он что-то скажет, его бы не услышали. А если его вдруг и услышат, чтобы у этих слушателей уже была заведомо сформированная идея в отношение тех, кого услышат. И таким образом… Мы – результат более чем пятидесяти лет войны. И не надо быть знатоком истории, чтобы заметить, что с тех пор, как Колумбия называется Колумбией, наша страна не прожила ни 5 лет в мире. Никогда не существовало никакого ни политического ни общественного соглашения о создании нашей страны. Наша страна это юридическая химера, а не общественная реальность, и эта реальность в определенный момент истории начинает проецироваться в виде вооруженного самовыражения народа, силой открывающего пространство для создания своей страны, во времена, когда все остальные пути перед народом были закрыты. Краеугольный камень, на который опирается колумбийское государство это пустота… Какие негритянские общины были в 1819 году проконсультированы по поводу основ нашего законодательства? Ни одна. Индейские народы? Ни один. Белые бедняки? Ни один. Это белая креольская элита добилась независимости своих интересов от Испании. Но ни о какой независимости от экономических и социальных структур, унаследованных от Испании, не шло и речи. Пока остальные страны континента в той или иной степени сумели прийти к общественному соглашению и создать свои страны.

Колумбии по сей день этого не удалось. Необходимо создать страну. Не страну, как фикцию или повод для флага или гимна, не футбольную нацию, как у нас говорят, где в нашей футбольной сборной на равных представлены люди всех цветов и классов… но только в футбольной сборной. Наша попытка построить страну демонизировалась постоянно, начиная с 50-х годов. С тех пор, листая страницы прессы, ты можешь видеть только чудовищ. Но чудовищ, изобретенных кем? Противником. Так или иначе, противник провозгласил себя единственным законным представителями колумбийского государства и народа. Но всегда в своих интересах. И чудовища, которых ты видишь, изображены по заказу всех ветвей власти нынешнего государства. Раньше чудовищ придумывала церковь. Теперь это делают средства массовой информации. Что касается восприятия нас со стороны… мы, находящиеся в рядах сопротивления, должны рассуждать следующим образом: если о нас говорят плохо, значит что-то мы делаем хорошо, и когда заговорят о нас хорошо, это будет сигналом о том, что мы начали что-то делать плохо. Борьба за независимость, борьба за освобождение всегда получала такие ярлыки: из просто бандитов мы превратились в террористов и из просто террористов в наркотеррористов, потому что всегда надо привязать к тебе концепцию чего-то вызывающего всеобщее осуждение и не допускающего того, чтобы твои аргументы были выслушаны. И ты увидишь это в работе всех крупных средств массовой информации, которые стремятся навязать эти стереотипы всем и круглосуточно. Так создаются чудовища, по образу и подобию тех, кто контролирует  средства информации…  

– В Колумбии мне рассказывали много некрасивых историй о прививках (военных налогах, требуемых партизанами) и о чудесном лове рыбы (похищениях с требованием выкупа).

– Это часть военных операций в условиях затяжной войны… Это совершенно неизбежно. В процессе национально-освободительной борьбы, если она действительно автономна и не зависит от интересов и помощи никаких сверхдержав, эти элементы всегда неизбежны. И если ты всерьез проанализируешь все обстоятельства, ты поймешь это.  Ты не можешь финансировать войну, выращивая фасоль или юку. Тем более, если эта война выходит на уровень современных технологий. При такой войне ты не можешь думать о прогулках с ангелочками. Тебе необходимо покупать современное оружие. И ты не сможешь этого сделать, выращивая юку. Ты обязательно должен добиться того, чтобы получить эти ресурсы от противника. И противник дарить их тебе не будет. И сделать это тебе придется с применением грубой силы, и никак по-другому. В войне все вопросы решаются с помощью силы. Поэтому необходимо прекратить ее. Если у какой-то армии в каком-то бою какой-то войны заканчивается какой-то материал или боеприпасы, ответственные за снабжение сообщают об этом куда следует и вопрос решается. Есть у них необходимость прибегать к насилию для решения этого вопроса? Нет у них этой необходимости. А у нас других выходов обычно нет. Здесь нам следовало бы поговорить, почему мы прибегаем к тем или иным методам. Я не пытаюсь оправдать это, я тебе просто объясняю, почему… К сожалению, это так и не может быть по-другому.  

– Что с вами случилось, когда вы узнали об исчезновении Советского Союза? 

– Ничего с нами не случилось, потому что русские нам никогда ничего не дарили.

– О чем вы подумали, когда до вас дошла эта новость?

 – Если у тебя есть какая-то парадигма, цель или модель, и когда эта модель вдруг и по каким-то неизвестным тебе причинам терпит поражение, ты, естественно, задаешь себе вопросы. Ты должен попытаться понять причины этого поражения. Лично я думаю, что революция была сделана в основном в России. Но остальные части Советского Союза своей революции не сделали. Эти народы так и не поняли, откуда им достались многие блага, которыми они пользовались. И когда тебе что-то ничего не стоит, ты обычно этого не ценишь и начинаешь мечтать все о большем и большем… Исходя из марксистского анализа мы знаем, что на территории бывшего СССР были общества, жившие практически на феодальном этапе развития и вдруг там был построен социализм… Мужики (использовано именно это слово) продолжали мечтать о частной собственности на землю… Или я не прав? Они предпочли бы, чтобы им сказали: «земля не будет государственной, она может стать твоей». они только хотели ее более справедливого распределения…  

– В течение многих десятилетий у нас было прекрасное образование, мы читали много хороших книг и в нашей бывшей стране существовала замечательная система ценностей, на мой взгляд намного боле гуманных, чем в любом западном обществе… И ничему это особо не помогло.

 – Смотри, есть ботинки для всех и есть ботинки разных цветов. Мне говорят, что очень важно и нужно, иметь ботинки разных цветов. Мне говорят, что моя мечта в жизни – иметь ботинки разных цветов. И в результате мне внушили уверенность в том, как хорошо иметь ботинки разных цветов, но при этом от меня утаили, что есть люди у которых нет никаких ботинок.

– Люди, которых сделали невидимыми… и средства информации в роли продавцов ботинок.

 – Конечно, потому что как можно смириться, что все твои ботинки черные, одной и той же модели и вдобавок купить их можно только раз в 6 месяцев! Тем временем, как где-то есть ботинки тысячи цветов и ты можешь купить их в любой момент. Тебя только забыли предупредить, что слово «купить» предполагает наличие у тебя покупательной способности. И вдруг оказывается, что ты поменял твои некрасивые черные ботинки на отсутствие ботинок.

– Бенкос, когда в Колумбии левые придут ко власти, каким образом можно будет избежать этой вечной истории повторения поражений?

– Не будучи догматиками и учитывая местные особенности. Я читал немного Грамши и классиков марксизма. Но марксизм не может быть догмой. Марксизм – это европоцентристский взгляд на историю. В Латинской Америке мы отождествляем нашу историю с идеями Боливара. Но мы должны ко всему подходить творчески и гибко. И возвращаясь к теме марксизма – хочу подчеркнуть, что несмотря на то, что это не рецепт для применения в виде догмы, это тем не менее главный инструмент социального анализа, который нами используется и ФАРК всегда стараются применить его принципы к колумбийской действительности. Мы стремимся к построению новой социально-экономической системы, которая позволит максимально удовлетворить главные потребности человека. Речь не идет о строительстве социализма или коммунизма по рецептам, а о максимальном проявлении нашего воображения и нашей способности соединить в нашем проекте жизненные элементы, необходимые для лучшего развития и удовлетворения человеческих потребностей.

– Каковы главные человеческие потребности?

– Признание и участие.

– Возможно неучастие в реальной политической жизни рядового советского гражданина и оказалось одной из главных причин поражения системы.

– Кроме наших физиологических потребностей, питания и остального, вся человеческая деятельность вращается вокруг этих двух элементов. Признание и участие. Это и станет основой для новой экономической модели, которая будет направлена на поиск настоящего человеческого развития. Единственное, что на сегодняшний момент совершенно ясно – это то, что чистый капитализм, т.е. в том виде, в котором он развивается в настоящее время, эти проблемы решить не способен. И немногие попытки построить лучшее общество с опорой на марксистскую доктрину, в большинстве случаев потерпели поражение. Они провалились из-за нашего непонимания, каким образом человечество пришло к капитализму. Или, например, из-за нерешенности темы правильного стимулирования человеческого труда и творчества на благо общества. Пора признать, что при социализме воспитывались общественные паразиты… потому что мы забыли о словах Розы Люксембург о том, что «на первой фазе социализма наше правило должно быть – каждому по потребностям, но уже на второй – каждому по его способностям». Необходимо постоянно стимулировать человека, чтобы его участие, его творчество и его отдача на благо общества гарантировали рост качества его жизни. Когда ты говоришь кому-то «твое благосостояние гарантировано», ты создаешь паразита. Но когда ты говоришь своему сыну, что он не один и ты его всегда поддержишь, но он должен сам приложить усилия, чтобы выучиться и работать, это уже совсем другое…  Этот практический поиск, кроме множества красивых теорий, должен превратиться в опыт, который будет двигать общество вперед. Это невозможно путем прыжка и не может быть установлено по декрету. Это всегда зависит от творческих возможностей общества и уровня его развития.

– Каковы должны быть первые шаги в Колумбии для изменения этой реальности?

– В нашей стране есть огромные городские массивы, возникшие как результат войны. Миллионы наших людей, мягко говоря, «мигрировали» в города. Мигрировали? Их согнали с их земель пулями, они рисковали жизнью и поэтому поселились на кордонах нищеты, окружающих крупные города. Почему? Дешевая рабочая сила, как часть процесса начальной индустриализации, и по странному совпадению вместе с индустриализацией начинается это выдавливание жителей из сельской местности. Это ухудшает положение только что созданных профсоюзов. Почему? Когда массы крестьян оседают на окраинах городов, возникает новый сценарий, при котором появляется масса ребят без начального образования, но владеющих тем или иным ремеслом, и там, где раньше был один техник, сегодня вырастает очередь из 25 тысяч. Ты вступишь в профсоюз? Тогда до свидания и твоего места уже ждет очередь из 25 тысяч таких как ты. И люди, прибывшие из провинции, слишком разочарованы, устали, запуганы и прекрасно знают, что не могут вернуться и что найти любую работу для каждого из них огромная привилегия.

– И при этом происходит постоянная потеря их крестьянской идентичности, их культуры, социальная ткань разорвана, корни теряются.

– Тем временем землевладельцы концентрируют в своих руках все больше земель, с которых согнаны крестьяне, и изгнав оттуда в города крестьян они понизили цены на рабочую силу для своих родственников промышленников. С какой стороны не глянь это беспроигрышный бизнес. И заодно они лишили своего главного противника социальной базы. Потому что опустошение села проводится еще и для того, лишить социальной базы нас, восставших с оружием. Идеальный бизнес. Учитывая все это, с чего нужно начать изменения в стране? Первое – это изменить территориальное распределение населения. Но это невозможно сделать правительственным постановлением типа: «Эй, народ, все возвращаемся в деревни!». Сначала в сельской местности надо создать условия, чтобы людям захотелось туда вернуться. За последние 20 лет вооруженный конфликт согнал с земли почти 4 миллиона человек. Они не вернутся, если им не будут обеспечены минимальные условия. В стране есть множество людей, которые абсолютно ничего не производят и даже не являются частью потребителей, потому что у них нет потребительской способности. И наступает момент, когда ты начинаешь задавать себе эти вопросы: Есть условия для производства? И эта продукция будет тебе гарантировать возможность доступа к основным благам и продуктам современной цивилизации? Колумбия – опустошенная страна. Ее основное население сконцентрировано в 7 главных городах. Остальная часть страны пустует. Почти половина страны практически пустует. В сегодняшней Колумбии больше миллиона гектаров земли находится в руках транснациональной промышленности тем временем как страна импортирует продукты питания.

– И когда будет подписан мир, в руки транснациональных кампаний попадет, возможно, еще больше земель. Многие видят в подписании мира новые возможности для бизнеса, инвестиций и пр.

– Это один из взглядов одной из сторон на эту ситуацию. Что если в сельской местности не будет никаких рисков, транснациональные кампании смогут получить больше прибыли.  Но мы настаиваем на том, что процесс построения мира невозможен без решения конфликта о праве на землю, и если наши уже достигнутые договоренности не будут выполнены, этот процесс невозможен. И без международной поддержки и участия в проверке соблюдения всех пунктов наших договоренностей с правительством нам не обойтись. Мало подписать все документы, необходимо все это выполнить и проверить выполнение. В противном случае это может послужить поводом к еще более страшной войне.

– Я слышал версию, согласно которой мирный процесс в Колумбии стал возможен благодаря тому, что транснациональным кампаниям не терпится войти в некоторые отдаленные зоны, чтобы окончательно взять под контроль все природные ресурсы страны. Поэтому власти США надавили на колумбийское правительство, чтобы оно начинало с вами договариваться. Это преувеличение или может быть правдой?

– Это одна из возможностей. Но посмотрим, допустят ли это социальные организации и движения. Поэтому мы заняты политической реорганизацией. Единственное, что мы хотим этим сказать, давайте прекратим бои и начнем дебаты. Просто-напросто это.

– Какие могут быть реальные гарантии неповторения истории Патриотического Союза (колумбийская политическая партия Патриотический Союз была создана в 1985 г. различными группами партизан из разных организаций, решивших сменить вооруженную борьбу на политическую. В течение нескольких месяцев тысячи участников Патриотического Союза были уничтожены ультраправыми боевиками и агентами безопасности колумбийского государства) и стольких подобных?

– Это то, что мы пытаемся предусмотреть. Поэтому нас удивляют рассуждения некоторых наших партнеров по переговорам: так, этот пункт решен, переходим к следующему, следующий тоже в целом понятен, двигаемся дальше. Таким образом мы продвигаемся слишком быстро по отношению к реальной сложности нашего конфликта. Три года это ничто. На сегодняшний день в переговорной тематике у нас остается 48 нерешенных вопросов. Мы еще не доработали 4 центральных оси соглашения. И нам говорят – это мелочи, до 23 марта все должно быть подписано… Это невозможно. Если, конечно, речь идет об исторической ответственности, а не о фотографии.

– Ты уверен, что подписать договор до 23 марта невозможно?

– Совершенно невозможно. Мы предпринимаем огромные усилия и совершенно искренне хотим этого. Но реальность другая. Необходимо еще очень многое обсудить и внимательно проанализировать.

– И все-таки, существует ли возможность серьезных и заслуживающих доверия гарантий вашей безопасности, когда вы отложите в сторону оружие?

– Именно в этом вопросе роль международного сообщества должна быть ведущей… с участием и поддержкой социальных сил и движений мира.

– Мир смотрит сегодня на Ближний Восток, на Европу и на всю эту огромную тему мигрантов. Латинская Америка находится сегодня вне объективов ведущих средств информации.

– Да, но сам факт достижения мира в Колумбии неизбежно вызовет эхо во всем мире и привлечет к нам внимание. Какие конфликты смогла разрешить ООН за последние годы? Ни одного. И мы им только что отправили мандат на участие в уже готовеньком успешном проекте, который вот-вот разрулим сами. И это единственное, что сможет сегодня вернуть доверие мира к этой организации. И мы уверены, что в ближайшие 10 лет они будут беречь наш мирный процесс, хотя бы чтобы иметь как минимум это в качестве оправдания существования ООН как таковой.

– Это профессиональные бюрократы и коньюнктурщики, которые всегда профессионально найдут тысячу уважительных причин и предлогов, чтобы заниматься тем, чем занимаются обычно – ничем. Я помню, как после землетрясения на Гаити, при котором погибли из чиновники, единственное, что их по-настоящему волновало это сохранить в бюджете организации средства для полетов первым классом для оказания помощи гаитянскому народу. Это их modus operandi и я бы не ожидал с их стороны никаких чудес.

– Но все-таки им необходимо чем-то оправдывать свое существование.

– Недавно я был в Боготе с моей знакомой, работающей с жертвами сексуальной эксплуатации. Ее жизни много раз угрожали и судебные власти предоставили ей постоянную охрану. Ее телохранитель – бывший профессиональный солдат, 6 лет воевавший с ФАРК. Он сказал мне, что не испытывает к вам никакой личной ненависти, потому что война есть война, и тоже очень надеется на заключение мира. Единственное, что ему кажется несправедливым, это то, что после подписания договора демобилизовавшийся партизан будет получать достаточно солидную государственную компенсацию, а бывший солдат, который тоже воевал за родину и выполнял то, что считал своим долгом и остался инвалидом, будет и дальше получать нищенскую пенсию и останется социально незащищенным. Он просил меня передать вам этот вопрос. Потому что для построения настоящего мира, без взаимных обид и обвинений, необходимо добиться от государства одинаковых условий для бойцов обеих сторон, потому что в конце концов, и те и другие – дети самой бедной части народа. Дети хозяев Колумбии на войну не идут. Мне не известны детали достигнутых между вами и правительством договоренностей, но я хотел передать тебе эту просьбу и спросить – вопрос этот – результат его невежества и информационной манипуляции или эта проблема реально существует?

– Это дезинформация. Если проверить договоренности, достигнутые на настоящий момент, все строится на одинаковых гарантиях для обеих сторон. Нет ни буквы, говорящей об односторонних льготах для бойцов ФАРК. Мы ищем не безнаказанности, а правды о том, что произошло за последние 50 лет войны и ни в одном, повторяю – ни в одном из подписанными нами до сегодняшнего дня документов нет ни пол буквы, устанавливающей односторонние льготы для ФАРК или ее бойцов.

– Подписывая с ФАРК мир, не может ли правительство использовать этот момент для концентрации сил и неожиданного и окончательного удара по АНО и другим партизанским группам?

– Мы очень надеемся, что правительство так не поступит. Кроме того, мы совершенно уверены, что участие в мирном процессе товарищей из АНО – необходимое условие для достижения мира в колумбийском обществе.

– Я хотел порасспрашивать тебя о твоей личной истории. Как ты вступил в ФАРК?

– Я сын тех, кто как я тебе рассказывал, бежали из сельской местности в город. Так что я полностью горожанин, в кавычках. Я родился в городе и вырос в городе, на этих кордонах нищеты, которые возникли в результате массовой миграции из сел в города. В местах, где приходилось постоянно бороться за самые элементарные удобства. Или самим с нуля создавать их. И говорилось, – мы живы, есть крыша над головой, о чем еще можно мечтать. Но потом ты растешь и начинаешь задумываться, что если есть питьевая вода, если есть электроэнергия, мы тоже этого заслуживаем. И начинаешь за это бороться. Бороться, не в смысле требовать всего этого от государства, а самим создавать все это. Но в стране, где основные потребности человека – избирательный фактор, люди рассуждали следующим образом: а, такой-то идет в депутаты. Поможем ему, чтобы когда его выберут он помог нас с электричеством, с водой… А мы говорили, – нет! Мы не будем голосовать ни за одного из них, мы сами своими руками все это порешаем, мы сами скинемся и купим нужные провода и трубы… и такой подход неизбежно приводит тебя к конфликту с системой… Сначала тебя пытаются купить, тебя приглашают, тебе делают разные выгодные предложения. Но когда видят, что не могут тебя купить, тебя пытаются тебя уничтожить. Это и была причина, по которой я попал к партизанам. Потому что в этом процессе социального строительства и борьбы за общее дело или тебя покупают или ты восстаешь.

– В каком возрасте ты восстал?

– Я попал в ФАРК, когда мне было 20.

– Сколько тебе сегодня?

– Едва исполнилось 50. Но в сельве я был всего 22 года, потому что первые 8 лет я выполнял разные миссии в городе. Потому что знаком с городской жизнью. Так что представь себе – ты восстаешь по причине городких социальных проблем, но попав в сельскую местность ты вдруг понимаешь, что ситуация там в разы более драматическая, чем та, что тебя заставила восстать.

– И что теперь?

– Сегодня у нас большие надежды на то, что начало этих дебатов будет значить конец войны. Но конец войны, а не конфликта и тем более не сдачи никого из нас. Это будет продолжением нашей борьбы, но при помощи других методов, и поэтому нам будут необходимы новые союзники. Нам совершенно необходима поддержка социальных движений континента. Уже давно наша борьба стала частью этого большого всеобщего проекта и поражение любого из нас в любой точке континента неизбежно становится поражением всех. Нам необходимо перешагнуть через все наши вчерашние догмы и научиться воспринимать реальность и самих себя в ней критически. Всем нам есть чему у других научиться. И нашими собственными силами нам будет необходимо суметь создать наши собственные средства информации. Потому что к примеру скорость освещения новости традиционным средством информации, которому необходимо отправлять корреспондентов к месту событий, никогда не будет той же, как у нас, постоянно находящихся в самом месте события. Потому что есть люди, которые узнают о новостях соседа, только когда телевизор им это покажет.

– Как готовятся бойцы ФАРК к заключению мира?

– Сейчас наши товарищи находятся на этапе размышлений и адаптации к новым условиям. Необходимо подготовится к интеграции в общество, к другим, совершенно гражданским отношениям, надо научиться использовать механизмы гражданского участия и вообще освоить множество этих новых элементов и привыкнуть к ним. Необходимо за совсем мало времени научиться очень многому. Поэтому мы много ездим и постоянно сменяем наш персонал в разных местах. Прилетаем сюда, улетаем отсюда. Например, половина нашей нынешней делегации для переговоров на Кубе сейчас в Колумбии, и большая часть состава нашей первой делегации прилетевшей сюда три года назад, сейчас там, в лагерях, с нашими товарищами.

– Какие книги читают бойцы ФАРК?

– У нас есть правило. Минимум 500 книг на 500 человек. Это обязательно. И это очень разные книги, самые разные, ты даже не представляешь, насколько разные. Все они – коллективная собственность и мы ими постоянно обмениваемся.

– Какие книги оказались самыми важными для тебя?

– Я много читаю Эстанислао Сулету – есть такой колумбийский писатель. Хотя он много всех критикует, включая и нас. Но мне он очень нравится. Что касается политической литературы, я читаю Альфаро. В определенный момент мне казался очень интересным Грамши. Но мы должны преодолеть европоцентистский взгляд на историю.

– А из русской или советской литературы, что попадает, или точнее, что еще остается в ваших лагерях?

– Я часто вспоминаю одну прекрасную книгу. Не знаю, как правильно по-русски произносится фамилия ее авторов. Это братья. Братья Стругацкие. А книга называется «Трудно быть богом». В этой книге Стругацких есть интереснейшие мысли. Она одна из моих любимых. Кроме чтения Толстого, Достоевского и других классиков.

– Бенкос, каково положение женщины в ФАРК? В таком традиционном и мачистском обществе как колумбийское и зная, что 40% ваших бойцов – женщины.

– Чтобы мой ответ был полным, я дам тебе маленькое домашнее задание. Найди и прочитай декларацию ФАРК от 20 июля 1966 года и материалы Третьей конференции ФАРК. Это происходило, когда никто еще в Колумбии не говорил о половом равенстве. Там четко обозначено, как мы видим роль женщины в процессе строительства более справедливого общества. Проблема не в том, чтобы освободить женщину от мужчины. Проблема в том, чтобы освободить общество. И конечно, без полноценного участия женщин невозможно ни на шаг продвинуться в сторону более высокого уровня человеческих отношений. Пока в Колумбии женщины, составляющие почти 60% населения, практически не участвуют в принятии каких-либо решений, о какие серьезных изменениях в обществе можно говорить? В ФАРК задолго до того, как начались все эти сегодняшние разговоры, это уже было нашей практикой. Потому что сегодня модно подстраивать речи. Но, можно ли подстроить практику? Сегодня столько говорится о законе о равных квотах, но где это на практике? В случае ФАРК, задолго до модных сегодня разговоров на эту тему, уже была практика поисков равенства, с признанием того, что мы разные. Потому что во многих этих модных сегодняшних речах о равенстве говорится без признания нашей разности. А мы разные, морфологически разные. Равенство, которое мы должны искать – это равенство в общественных условиях, в участии, в признании.

– Правда ли, что вы, будучи партизанами, не можете иметь детей?

– Учитывая различные виды риска нашей борьбы и жесточайшей войны без правил, которая против нас ведется, было принято такое решение. Те, кто становятся партизанами, не могут иметь детей. Все вступающие в наши ряды об этом знают.

– А если партизанка забеременеет?

– Она должна будет принять решение. Она всегда сможет решить.

– Решить что? Сделать аборт или прекратить участие в вооруженной борьбе?

– Именно так.

Беседа с Камилой

– Камила, среди множества слов, которыми мы уже обменялись, есть одно, которого мы ни разу не произнесли, но оно всегда присутствовало в наших разговорах. Это слово – «боль». 

– Мы, партизаны и партизанки восстали с оружием, чтобы покончить с человеческой болью. Потому что у боли нет лица и она человека не выбирает.

– Но у боли есть взгляд, есть глаза.

– Да, есть глаза… И цвета тоже есть.

– Какой цвет у боли? 

– Это цвет, когда ты видишь весь мир обесцвеченным, посеревшим. А радость – суметь разглядеть краски спрятанные где-то там, за линией горизонта. Это цвета, которые носят с собой партизаны впечатанными в душу. На этот раз с надеждой добиться мира, но мира справедливого.

– Сколько времени ты в партизанах, Камила?

– 22 года.

– Говорят, что воспитанные люди этого не делают, но я все равно спрошу: сколько тебе лет?

– 34.

– Какой момент твоей жизни был самым счастливым?

– Раньше, когда мы с родителями ехали на каникулы в деревню. А сейчас это уже не моменты, а чувство неразрывной связи, которую мы строим каждый день и каждую минуту с нашими товарищами, потому что мы теперь разделяем с ними не только язык печали, любви, гармонии и нашей солидарности, но и язык, объединяющий нас вокруг строительства этого мирного процесса.

– Может быть сегодня поводов для печали уже немного меньше? Или пока еще очень рано говорить об этом?

– Пока говорить об этом очень рано. Пока грусти хватает с избытком. Я думаю, до того как она закончится должно будет пройти еще много времени. Понадобится еще немало времени до того, как этот наш любимый народ, эта Колумбия, такая для каждого из нас разная, поднимется, начнет залечивать столько ран и сделает свои первые шаги вперед.

– Если бы тебе надо было определить Колумбию в нескольких словах… Что такое для тебя Колумбия?

– Колумбия – это любовь. Колумбия – это нежность. Колумбия, это сила движущая нами, мужчинами и женщинами, пытающимися построить сегодня мир.

– Какую музыку ты слушаешь?

– Мне нравится сальса. Из групп мне нравится La Fania. Еще слушаю много Сильвио Родригеса. 

– А книги?

– Я очень очень люблю русскую литературу. Есть одна книга, которая сыграла в моей жизни огромную роль. Это «Как закалялась сталь» Островского. И еще – «Мать» Максима Горького. И как раз сейчас я читаю книгу, которая называется «У войны не женское лицо» Светланы Алексиевич. Там рассказаны истории, которые происходили и с нами. Независимо от политических идей писательницы, которые – другая тема. Я думаю, многие из нас могут почувствовать себя отождествленными с героинями этой книги. И я думаю, что если не восстановить эти истории пережитого советскими женщинами на войне, мы не поймем сегодня многих очень важных и глубоких вещей. Больше всего в книге поражает описание самого механизма превращения женщины в солдата. Того, чего происходить не должно, но происходило и происходит. Сама тема женщины на войне… Женщины – сестры, жены, подруги, невесты, товарища, поэта, уходящей на войну.

– Ты чувствуешь, что эта книга искренняя?

– То, что рассказывают эти советские женщины, пережили и многие из нас, колумбиек. И не только колумбийские партизанки, но и многие наши товарищи – женщины социальные борцы во всей Латинской Америке. И если ты поговоришь с любой женщиной бойцом или бывшим бойцом, она легко назовет тебе достаточно причин, почему она узнает себя в героинях этой книги. Потому что в войне всегда есть очень тяжелые моменты и есть моменты глубокой человечности. Но женского лица у нее не бывает никогда. К сожалению, наша жизнь пришлась на исторический момент, когда последнее слово практически во всем и всегда было за мужчиной, из-за этой патриархальной традиции, унаследованной нами из поколения в поколение уже почти на генетическом уровне, эта модель отношений, которая так удобна для власти. К счастью, внутри ФАРК мы, женщины, добились многого; есть реальное уважение, равенство прав и наши мнения и голоса так же влиятельны, как и мужские. Поэтому среди нас есть женщины команданте. Но это не только наша заслуга. Мы добились этого при поддержке наших товарищей мужчин.

– Если внутри партизанской группы появится пара лесбиянок, как на это посмотрят остальные?

– Вместе с развитием всего мира, сознание наших мужчин и женщин тоже должно развиваться и расширяться. И твоя сексуальная ориентация не должна влиять на отношение к тебе твоих товарищей. В традиционном патриархальном мачистском обществе обе категории – и геи и лесбиянки – являются объектом дискриминации. Но для женщины это еще сложнее. Потому что она женщина. Хотя очень многое зависит от твоего общественного статуса. 

– В смысле – от твоего дохода?

– Именно. Потому что если ты негр, бедный и гей, тебе гарантирована тройная дискриминация.

– А если ты женщина, негритянка, бедная и к тому же лесбиянка, дискриминация будет четверная.

– Или пятерная, если ты еще и некрасивая…

– Хотя красивое и некрасивое – понятия полностью обусловленные той или иной культурой.

– Да, потому что всё в конце концов определяется нашими стереотипами по поводу общества, мира и жизни.

– И таким же культурным явлением является много, слишком много литературы, поэтизирующей, почти очеловечивающей войну. 

– Очеловечить войну невозможно. С войной можно сделать все что угодно, кроме этого. И поэтому оправдано любое усилие или сверхусилие, чтобы покончить с ней. Многие акты насилия можно логически объяснить, но ни один из них не заслуживает оправдания. Мы, люди, – не животные. Хотя иногда так трудно в это поверить. Но не будем забывать о том, что против человечества ведутся разные войны. Например, война экологическая, которая не менее страшна, чем война с бомбежками. Потому что ее результат столь же разрушителен. Есть множество войн, невидимых для многих.

– Еще есть информационные войны. Которые превращают многих из нас в чудовищ. Например, вас. 

– Это одна из самых тяжелый и жестоких войн. Она создает дымовую завесу для расчеловечивания противника и аннуляции любого социального и политического содержания его борьбы. Меня бесконечно удивляют некоторые в принципе неглупые люди с которыми иногда мы достаточно близко общаемся, и которые искренне считают, что ничего страшного не происходит. Очень разный у всех порог восприимчивости. На уровне бытового примера это приблизительно так: ты зы рулем сбиваешь собаку. Поскольку эта собака не твоя, а чужая, ты не страдаешь по этому поводу и просто не думаешь о том, что должен чувствовать ее хозяин. Ты переживаешь только о том, что затрагивает твои личные интересы. И здесь вся эта тема уважения к чужой боли. Возможности поставить себя на место другого. Попробовать почувствовать мир через кожу другого. Не делать тебе того, что мне не хотелось бы, чтобы делали мне.

– И война – любая война – делает подобные отношения невозможными.

– Война всегда асимметрична.

– Да, но всегда симметрично обесчеловечивает все стороны. Она всегда разрушает нас всех. Даже самая справедливая война в мире. Я думаю, что нам не хватает культуры молчания. Той, которая позволила бы нам заглянуть себе вовнутрь. 

– Нам не хватает культуры нашего собственного размышления. Культуры самопознания. Все мы эксперты в области осуждения других.

– Потому что это часть навязанной нам культурной модели.

– Да. И еще мы привыкли скрывать от остальных живущего в нас ребенка. От страха выглядеть смешными. Например, крепко обнять кого-то, свободно выражая чувство радости и близости, но мы обычно не делаем из-за этого мелочного «что обо мне подумают». Мы должны освободить этого живущего в нас ребенка.

– Может быть, путь к миру это и есть путь к этому ребенку. Давно ждущему нас где-то там, за одним из поворотов истории.

– Ребенок, который ждет нас, чтобы мы его обняли, избавившись от всей этой нашей осторожности и предрассудков. Он ждет нас, чтобы провести спокойный вечер с семьей. Потому что уже много лет назад мир разучился жить этой спокойной и нормальной семейной жизнью. Сегодня телевидение и технологии отдаляют нас друг от друга все больше. Мир привыкает жить при такой динамике, когда даже такие простые и нормальные вещи, как подождать всех, чтобы вместе пообедать за одним столом, эта культура единой семьи продолжает разрушаться. В этом неудержимом наступлении общества потребления, в котором одни мы потребляем, а другие оказываются полностью на обочине. Одни не садятся с детьми и семьями за общим столом, потому что им нечего есть, а другие – чтобы не терять времени для зарабатывания денег.

– Может быть, эта семья, о которой мы с детства вспоминаем, как о символе наивысшей радости, это уже тоже часть другого исторического момента, который больше не вернется. Может быть мы всегда немного идеализируем прошлое, просто потому что попасть туда снова невозможно. При этой степени разрушения социальной ткани, при этих культурных парадигмах, заставлявших мечтать девочек о прекрасных принцах, а мальчиков… даже уже не помню о чем. Может быть, этот мир изменился настолько, что мы уже не сможем вернуться и необходимо изобрести себя заново и практически с нуля.

– А девочка, которая мечтала о прекрасном принце не знала, что этот принц был изобретен властью с помощью той же манипуляционной стратегии с участием церкви и государства, потому что девочку, ожидавшую принца, в дальнейшем ожидало подчинение, привычка к послушанию, к отказу от собственных идей, эта девочка видела в прекрасном принце своего будущего хозяина и готовилась стать его рабыней. В ней не оставалось места для будущей независимой женщины со своими собственными взглядами и убеждениями.

– В Медельине я очень удивился, когда узнал, что этот город именуют еще Силиконовой долиной, потому что чуть ли не большая часть женщин там оперированы, многие в совсем юном возрасте. Видимая нормальность этого показалась мне полнейшей дикостью.

– Потому что существует навязанный стереотип. И это происходит еще со времен фараонов: все женщины должны быть и красивы, и обаятельны и хорошо воспитаны, но все это – исключительно для удовлетворения мужчины. А у самих женщин не было права даже на собственные радости, собственную сексуальность, собственные эмоции и мечты; они уже являлись рыночным продуктом тех времен. И наша сегодняшняя борьба – против этого тоже. Кроме прочего.

Беседовал Олег Ясинский

Гавана – Сантьяго

Февраль – март 2016 г.

Читайте по теме: 

Имманиуил Валлерстайн. Гражданская война заканчивается

Эрнандо Кальво Оспина. Полвека в джунглях

Фил Гансон. Альфонсо Кано, некролог

Ханна Стоун. «Вооруженное крыло» бедняков

Дэн Ковалик. В логове льва

Альберто Арче: Как разгорается классовая война

Джо Емерсберг, Джеб Спрег. Венесуэла. Террор крупных землевладельцев

Нил Никандров. Нарковойна в Центральной Америке