Калеки

Предисловие переводчика: Одиннадцать лет назад, в октябре 2001-го, международные силы во главе с США вторглись в Афганистан. С тех пор тысячи американских военнослужащих вернулись домой покалеченными – как физически, так и морально. «Афганский синдром», хорошо знакомый на постсоветском пространстве, обрел свою заокеанскую версию.

Многие из служивших в Афганистане американских солдат (как-то когда-то многие ветераны Вьетнамской войны) стали активистами антивоенных и протестных движений, и теперь получают пули в голову уже от своего правительства – как, например, Скотт Олсен, тяжело раненый во время протестов в Окленде. Кто-то из бывших солдат пытается таким образом искупить свою вину. Кто-то желает забыть «страшный сон». А кто-то, как нередко бывало в истории, задается вопросом: «Кто же настоящий враг»? Именно к ним была обращена следующая речь. Писатель и публицист Крис Хеджес, лауреат Пулитцеровской премии, долгое время работавший военным корреспондентом в Афганистане, произнес ее перед бывшими солдатами возле Мемориала Ветеранам Вьетнамской войны в Нью-Йорке, в 11-ю годовщину начала войны в Афганистане.

Многие из вас, присутствующих ныне здесь, несут в себе смерть. Тошнотворный запах гниющих и разлагающихся трупов. Крики раненых и вопли детей. Выстрелы. Оглушительные взрывы. Страх. Запах пороха. И унижение, которые вы ощущаете, когда сдаетесь на милость преследующего вас ужаса и молите о пощаде.

Потеря товарищей и друзей. Жесточайшее «похмелье». Отчуждение. Немота. Ночные кошмары. Бессонница. Невозможность нащупать мостик, связывающий вас с другими людьми, в том числе и с любимыми. Сожаление. А тем временем, повсюду и далее раздается отвратительная ложь о чести, героизме, доблести. Абсурд. Тщетность. Все зря.

Лишь только изувеченный человек знает, что такое война. И все мы калеки. Мы сломаны и изувечены. Мы просим прощения. Мы жаждем искупить свою вину. Мы тащим на своем горбу страшный крест смерти – ведь сама сущность войны, это и есть смерть. Тяжесть этого креста пригибает нас, вгоняет нас в землю по самые плечи – она пожирает наши души изнутри. Нам нести на себе этот груз всю оставшуюся жизнь – тащить вверх и вниз, тащить по всем дорогам, которые мы пройдем. Он будет с нами всегда. От этого груза не спрятаться нигде. Он не отпустит вас никогда. Наши близкие хорошо знают, что внутри нас сидит само зло, непередаваемое словами. Это наше личное, интимное зло. Мы не произносим имени его. И зло это – то, что мы совершили, и то, что мы могли бы сделать, чтобы избежать его, но не сделали.

Имя этому злу – война.

Мы не любим говорить о войне. Но сама война сквозит в пустом взгляде, в безмолвии, в дрожащих пальцах, в воспоминаниях, которые мы тщательно пытаемся похоронить в глубине подсознания... в слезах.

Лик войны невозможно отобразить. Любые рассказы о войне, пусть даже антивоенные, пытаются лишь рационализировать иррациональное. Сделать непостижимое постижимым. Нелогичное – логичным. Постыдное – красивым. Любые слова и фотографии, любые дебаты и фильмы, любые разговоры о войне, какими бы они ни были – все они непристойны. Ведь сказать нечего. Есть лишь шрамы и раны. И все это мы несем в себе. Выразить это невозможно. Ужас. Ужас. Ужас.

Война дает убийце силу бога – возможность отнять жизнь. И сейчас здесь среди вас есть те, кто это делал – те, кто ощущал эту силу и использовал ее. Здесь те, кто когда-то посчитал человеческие существа лишь неодушевленными объектами. И, убивая других, вы сами стали неодушевленными объектами, машинами, инструментами смерти. Вы сами одновременно и палачи и жертвы войны. И вы не хотите стать машинами снова. Никогда.

Мы бредем сквозь жизнь, неся внутри себя саму смерть. И нет никакой возможности избавиться от нее. Выхода нет. Мира и спокойствия для нас никогда не будет. Мы знаем жуткую истину, экзистенциальную истину. Война проявила для нас всю ложь патриотизма. Она показала, чего стоят все громкие фразы о «благе государства», которые нам твердят в церквях, школах, в газетах, фильмах, книгах. Она показала, чего стоит всё, что правительство твердит нам о самом себе и том, кто мы такие. Мы научились видеть то, что кроется за этими иллюзорными представлениями. Мы видим сквозь пелену иллюзий. Но те из нас, кто осмеливается говорить правду, становятся отверженными. Призраками. Чужаками в чужой для них отныне стране.

Так кто же наши братья и сестры, спрашиваю я вас? Кто наша семья? И кем же мы теперь стали? Мы стали теми же, кого когда-то презирали. Мы стали теми, кого убивали. Мы стали ими. Мы стали своими врагами.

Это наша мать плачет над убитым вами ребенком – ведь это мы убили его в том богом заброшенном поселке Афганистана или на занесенном песком кладбище в иракской Фаллудже.

Это наш отец лежит сейчас на соломенном тюфяке в нищей хибаре – лежит, потому что он парализован от взрыва нашей осколочной гранаты. Это наша сестра-нищенка побирается сейчас в лагере беженцев в пригороде Кабула, потому что рано овдовела и вынуждена теперь одна растить детей. И разве это не наш брат – да, именно наш брат – воюет сейчас в рядах Талибана, иракских повстанцев или Аль-Каеды? У него в руках автоматическая винтовка и он убивает. Сейчас он становится нами. Война – это всегда одна и та же чума, и она заражает всех одним и тем же смертельным вирусом. Война учит нас не видеть в другом человека. Она учит нас не признавать ценностью бытие человека. Она учит нас убивать и убивает нас же самих.

Иногда нам всем так хочется, чтобы всё было, как прежде. Нам так хочется сбросить с себя этот крест. Мы завидуем тем, кто в блаженном неведении все еще верит в то, что Америка несет добро или верит в праведность войны. Мы иногда даже завидуем тем, кто до сих пор славит то, что на деле оказалось столь омерзительным.

Иногда мы желаем себе смерти – чтобы, наконец, обрести мир и покой. Но мы знаем жуткую истину, о которой когда-то писал Джеймс Болдуин (афроамериканский писатель и драматург – прим. пер.): «Люди, которые закрывают глаза, чтобы не видеть реальности, просто способствуют собственным силам смерти и разрушения. А те, кто настойчиво пытается остаться в состоянии блаженного неведения и невинности уже после того, как невинность эта мертва – они становятся чудовищами». И пусть уж мы лучше останемся навсегда калеками – людьми, изувеченными войной; пусть уж мы лучше будем испытывать эту боль, чем вновь станем чудовищами – такими, какими некоторые из нас совсем недавно были.

Мне нечем помочь вам. Я не излечу ваши душевные раны. Их ничто и никогда не излечит. Я не смогу унять боль ваших ран – как видимых, так и незримых. И я не могу обещать, что вам хоть когда-нибудь станет легче. Я не могу наделить вас тем жизнерадостным детским оптимизмом, который стал настоящим проклятием Америки. Я могу лишь сказать: встаньте, возьмите свой крест и несите его. Я говорю вам: всегда – до конца дней своих сопротивляйтесь силам, которые пожирают изнутри вас и пожирают весь наш народ – сопротивляйтесь чуме войны.

«Иногда я чувствую себя ребенком без матери.
Вдали от дома

Вдали от дома»

(Начало песни афроамериканских рабов, вошедшей в репертуар Пола Робсона, Луиса Армстронга, Пита Сигера и др. – прим. пер.).

Повсюду над нами возвышаются громады банков и прочих финансовых институтов, которые наживаются на войне. Для них война – это всего лишь бизнес. Вся наша страна опутана лабиринтами объектов военной промышленности, которая не производит ничего иного, кроме инструментов смерти. Именно этим силам вы раньше служили. А теперь мы должны сопротивляться смерти и попрать ее – не нашу собственную смерть, но индустрию смерти.

Черная первобытная жажда власти и личного обогащения, гипертрофированный маскулинный язык войны и патриотизма – всё это служит для оправдания обычной бойни – убийства слабых, беззащитных и попрания самой идеи справедливости. Поэтому мы не будем использовать язык войны.

Но мы не можем убежать от зла. Некоторые из нас пытались скрыться от него. Кто-то пытался найти забвение в алкоголе и наркотиках. Но зло всегда пребудет с нами, м именно потому мы оказываем ему сопротивление. И мы знаем, что дело не только в нас. Дело в тех, кто остался лежать там – на обочине дороги. Отвергая все наши присяги и верования, отбрасывая прочь нашу религию и национальность, мы должны опуститься и поднять нашего врага. Любые наши действия, которые мы совершим во имя исцеления другого и во имя любви - а противодействие войне и есть утверждение любви – это будет наш крик, адресованный всем властителям мира. Хоть мы и изломанны и покалечены, но мы не беспомощны. Насколько бы нами ни овладело отчаяние, но надежда, все же, еще теплится в нас.

Насколько бы мы ни ощущали себя слабыми перед господствующими силами, но мы будем всегда, всегда, всегда - сопротивляться их гнету. И только так – в акте сопротивления – мы сможем обрести спасение.

Крис Хеджес

Truthdig

Перевод Дмитрия Колесника

Читайте по теме:

Крис Хеджес: Карьеристы 

Кристиан Паренти: Идеология и электричество

Тернел Эббот: «Occupy Oakland» и «Железная пята» (+фоторепортаж)