Кен Лоуч: «Правящий класс щелкает кнутом»

Где-то посреди интервью я, помнится, назвала Кена Лоуча садистом. Весьма кроткий, слегка смахивающий на крота режиссер моргает, хихикает и продолжает разговор. Мы говорим о ключевом аспекте его режиссуры – неожиданности. Лоуч все время изображал обычных людей, как можно более правдоподобно рассказывая об истории рабочего класса. Сцены он снимает всегда по порядку, часто использует непрофессиональных актеров, поощряет импровизацию. Актеры обычно не читают заранее весь сценарий – и во время съемок они, также как и будущий зритель, еще не знают, что «скрывается за углом».

Я спрашиваю Лоуча: какие моменты съемок ему запомнились более всего? Неловко посмеиваясь, он рассказывает об одном случае: актер заходит в ванную и внезапно находит там свою напарницу со вскрытыми венами. «Момент неожиданности нелегко сыграть, а его реакция в тот момент была очень правдоподобной». Однажды актриса уже во время самой съемки батальной сцены узнала, что ее героиня погибает в ходе этой сцены – и была весьма этим довольна.

Но с наибольшей неожиданностью столкнулась Крисси Рок в фильме «Божья коровка, улети на небо» (1994) – замечательная, до глубины души пробирающая актриса. Она была уверена, что играет в жизнерадостном, добром, душеспасительном фильме. «Она думала, что будет по роли счастливо растить двоих детишек» – улыбается Лоуч. На самом же деле фильм был о том, как социальные службы отбирают детей. В сцене, когда пришли за последним ребенком, Крисси Рок «не могла в это поверить, она была шокирована».

Именно в этот момент я смеюсь и обзываю Лоуча садистом. Хотя, вероятно, правильнее было бы назвать его бескомпромиссным. В июне ему исполнилось 75 лет – и в следующем месяце Британский Институт Кино начинает ретроспективу его фильмов: от ранних телепроектов, включая достаточно резкий фильм 1966-го о бездомных – «Кэти, возвращайся домой», и до последнего фильма Лоуча «Ирландский маршрут» – о частных военных контрактниках в Ираке. Я спрашиваю, каким из своих фильмов он более всего гордиться – но он не может выбрать. «Фильмов, которые заставляли бы меня задирать нос, совсем немного. Но это уже другой вопрос».

Его документальный фильм «Спасите детей», частично профинансированный благотворительными организациями, демонстрируется сейчас впервые. Хотя он и был снят для телевидения еще в 1969-м, но так никогда и не был показан. Фильм должен был быть снят к 50-летию одной благотворительной организации, и легко было представить ожидания заказчиков: минимум анализа, максимум лести. Лоуч избрал иную тактику. Фильм рассматривает потенциальные проблемы, вызываемые благотворительностью как таковой – чрезмерную опеку и патернализм со стороны благотворителей. Он пришел с камерой в школу для бездомных детей, находящуюся под управлением организации «Спасите детей» в Кении. Школа была организована по образцу британской общеобразовательной школы. Дети маршируют, трубят в горны, читают английские детские книжки. Но в фильме появляется и группа молодых кенийских активистов, один из которых говорит, что не может себе представить где-либо в мире другую школу, где родной язык находится под запретом.

Документальная лента показывает не только работу благотворительных организаций, но и обычную жизнь британских экспатриантов: холеная женщина говорит, что «они тут очень круто проводят время», и она чувствует, что кенийцы «несмотря на нищету в основном счастливы», считая, что поднимать их жизненные стандарты, вероятно, не стоит. Фильм поднимает ряд неудобных вопросов: рамки филантропии; отношения опекуна и подопечного, продуцируемые благотворительностью; мелкие и отнюдь не мелкие проблемы колониализма. Фильм заканчивается комментарием: «Нам следует решить вопросы собственности, и тогда мы сможем изменить человека. В этом единственное реальное решение, а все остальное – пропаганда».

Фильм был снят для телекомпании LWT, и благотворительная организация финансировала лишь одну треть съемок – поэтому Лоуч думал, что он и его съемочная группа могут «позволить себе независимую точку зрения, а телекомпания их в этом вопросе поддержит». Иногда кажется, что сама его наивность произрастает из некоего морального стержня. «Когда управляющие благотворительного фонда заявили, что подадут на нас в суд, телекомпания тут же отписалась от нас и совсем не поддержала».

И это был не единственный фильм Лоуча, завалявшийся на полке. Телесериал «Вопросы лидерства», критикующий реакцию руководства профсоюзов на политику Тэтчер, снятый в начале 1980-х, тоже так и не был показан – возможно, из политических соображений. Я спрашиваю, угнетает ли его цензура или снятие его фильмов с показа. Лоуч отвечает: «Это злит – и не только потому что это касается тебя самого, а потому что не дают высказаться самим героям твоего фильма. Вот у вас, допустим, есть профсоюз и обычные, рядовые его члены никогда не были на телевидении. У них никогда не брали интервью, им не позволяют высказаться. Просто возмутительно. И вы наблюдаете подобное вновь и вновь. Я вот что имею в виду: мы ведь практически не слышали, что говорят сами дети – участники нынешних бунтов. Слышно лишь что-то невнятное, доносящееся из-под капюшонов. Но очень немногим из них на самом деле дают высказаться».

Фильмы Лоуча – это зачастую либо призыв к оружию (напоминание о жутких и мерзких условиях, с которыми многие сталкиваются в жизни), либо же портрет конкретного политического движения. «Ветер, что колышет ячмень» – об ирландской войне за независимость. «Хлеб и розы» – о группе уборщиков в Лос-Анджелесе, ведущих борьбу за справедливую зарплату. «Земля и свобода» – о молодом безработном ливерпульском коммунисте, направляющемся в Испанию, чтобы воевать в милиции против Франко.

«Земля и свобода» обладает всеми элементами величайшего фильма: тут и страстный главный герой, и прекрасная героиня, и романтические отношения, и батальные сцены. Но в нем присутствуют также и другие, не менее увлекательные моменты: беседа между членами коммунистической милиции и жителями испанского городка о преимуществах коллективизма. Следует ли разделить землю города между его жителями? Оставить ли что-то в частной собственности?

Когда я спрашиваю, может ли Лоуч назвать себя социалистом, он говорит, что социализм – непростое, весьма девальвированное слово. Его «невозможно понять без Маркса, но если говоришь, что ты марксист, то правая пресса сразу же привязывает это слово тебе кирпичом на шею». Лоуч – один из немногих режиссеров, ярко и жизненно передающих вопросы политической структуры.

Лоуч – спокойный, мягкий человек (опустим мою фразу о садизме). Он, кажется, абсолютно лишен тщеславия, и похож на обычного заботливого школьного учителя. Мы поговорили о недавних бунтах и последовавших за ними судебных репрессиях. «Следующий раз они будут расстреливать людей за кражу овцы, не так ли? К тому же, как только происходит что-либо достаточно серьезное, каждый отступает на свою территорию – и консерваторы привычно принялись за урезание пособий, выселение людей из жилья и ужесточение судебных приговоров. Что б там ни происходило – они просто этого хотят. Бунты для них лишь повод сделать то, что они и так намерены сделать».

Я напомнила ему, что двоих британцев осудили на четыре года за попытку спровоцировать бунт через Фейсбук. Лоуч, пожав плечами, заметил, что их дело еще пойдет на апелляцию. «Это ведь правящий класс щелкает кнутом, не так ли? Отвратительно. Нам нужно организовываться. Говоря словами американского профсоюзного лидера Джо Хилла: Не плачьте – организуйтесь».

Извиняясь за свои поучения, Лоуч продолжил: «Думаю, что в основе бунтов лежат причины, очевидные каждому, у кого есть глаза…. Мне кажется, что у нас уже уничтожена сама экономическая структура, способная дать молодым будущее. Традиционно молодых людей постепенно вводили в мир труда, в мир взрослых, которые, хотя и могли над ними подшутить («послать за несуществующей леворукой отверткой»), но молодежь при этом обучалась – училась ответственности, ремеслу, приобретала навыки. Все это уничтожили. Тэтчер уничтожила это. Она сознательно уничтожала рабочую силу: железнодорожников, шахтеров и сталеваров. Вместе с этим сознательно и намеренно уничтожался сам переходный период от юности к взрослой жизни».

«Я не припомню, чтобы подобный нигилизм процветал среди детей лет 40-50 назад. А сейчас детям попросту нет места в этом мире. Так что, думаю, несмотря на некий материальный прогресс, сейчас стало хуже». У нас, похоже, нет и политического класса, который понимает, каково это – стоять перед перспективой безработицы. «Ребята из Баллингдона (элитное сообщество Оксфорда, членом которого является также Дэвид Кэмерон – прим. перев.) никогда с подобным не сталкивались. Парни из Баллингдона разгромят ресторан и… просто потом заплатят за погром кучу денег. Ну, или их родители отвалят денег».

Я спрашиваю, снимает ли он фильмы с целью вызвать политические перемены? Лоуч надеется, что «люди смогут взглянуть на вещи по-иному. К примеру, они увидят, какие перемены могли бы произойти в Испании – но этому помешало сектантство левых. Они увидят, что можно организовать профсоюз, почувствовать собственную силу, почувствовать, что все может быть по-иному. И вот они – примеры из прошлого, которые это демонстрируют».

Сейчас сложно себе представить, что молодые люди могут рисковать своей жизнью ради левых идеалов, как это было в Испании? Лоуч не согласен: «Есть интернациональные добровольцы, направляющиеся в сектор Газа – это тот же тип людей, что ехал в Испанию. Люди будут оказывать сопротивление, они будут бить в ответ, и они чувствуют, что такое солидарность».

Может ли в Великобритании наступить революционная ситуация – после финансового кризиса, скандалов, связанных с растратами парламентариев, скандалом с прослушкой и раскрытием взаимоотношений между полицией и империей Мердока?

«Нужно лишь руководство. Это как паровоз. Один лишь пар не приведет его в движение – если нет мотора, если нет кого-то, кто будет бросать уголь в топку». В недавней истории, считает Лоуч, был конкретный момент, когда можно было поднять движение – во время маршей против войны в Ираке 2003-го.

«В конце маршей должны были стоять сотни столов. Вот ручка, впиши фамилию. Мы, как известно, против приватизации и против войны. Это как ленинские декреты о мире и о земле. Если подпишешь – ты станешь членом организации, демократической организации без всяких там тщеславных личностей, пытающихся ею рулить; и мы сможем написать программу, создать движение, на основе которого сможет возникнуть партия. Тогда по всей стране был огромный подъем. Никто из политиков не говорил за нас. Так что, революционный момент был – но он упущен».

Лоуч вырос в индустриальном городке Ньюнитон. Его дед был шахтером, отец – диспетчером на машиностроительном заводе. В те времена Кена Лоуча мало интересовала политика. Его отец читал «Дэйли экспресс», и был тори из рабочего класса. Кен Лоуч был единственным ребенком в семье («не потому что они не хотели больше детей, а просто это стало невозможно по некоторым причинам»). Он очень любил тогда театр. Они жили в 30 милях от Стрэтфорда-на-Эйвоне: «лет в 12-13 у меня возникла настоящая страсть к театру – я постоянно ходил в этот город – смотреть пьесы». Однажды он упал в обморок, стоя на галерке во время представления «Тита Андроникуса» с Лоуренсом Оливье и Вивьен Ли в главных ролях. «Ей отрезали язык, но она шла, ручейки крови стекали, а я перед этим долго ехал на велосипеде… и упал в обморок».

Лоуч ходил в местную грамматическую школу. В нее ежегодно отбирали по 60 мальчиков из 70 000 населения города. «Мне там было хорошо – но ведь было это за счет сотен других мальчиков моего возраста, которым таким образом уже с 11-ти лет закрывалась дорога к высшему образованию». Если ты не посещал грамматическую школу, то твоя академическая карьера вероятнее всего быстро закончится. Лоуч хотел стать юристом. Я спрашиваю его, не было ли это вызвано стремлением к справедливости. Он смеется: «Никоим образом. Мне просто нравился их костюм – я был помешан на театре, но считал, что пойти работать в театр нереально».

После двух лет службы в королевских военно-воздушных силах, Лоуч стал изучать юриспруденцию в Оксфорде – но все свое время посвящал театру. «Я не ходил на лекции больше года – позор мне. Я получил «актерский» диплом – зазубривал всё за последние шесть недель». Затем Лоуч вместе с другом хотел создать театр – но средств не было, и тогда он стал дублером комедийного актера, игравшего в паре с Кеннетом Уильямсом. «Я тогда абсолютно не знал роли и, слава богу, мне так и не довелось выйти на сцену». Уильямс, по словам Лоуча был «весьма дружелюбен, но если бывал не в духе, то мог тебя запросто уничтожить – а я тогда был еще наивным простаком».

Лоуч подчеркивает, что был плохим актером («я бы себя не взял на работу») и поэтому на год стал помощником директора репертуарного театра Нортхэмптона. Затем в 1963-м он стал стажером на ВВС. «Попасть туда было невероятным везением, так как на ВВС при генеральном директоре Карлтоне Грине господствовали либеральные настроения». Вскоре на Лоуча повлияли политические пристрастия окружавших его людей, и он стал много читать о левом движении.

Режиссерская работа Лоуча началась с телесериала Z Cars. Затем ему предложили съемки фильма «Игры по средам». За первый год своей режиссерской деятельности он успел поработать над шестью фильмами «снятым по оригинальным сценариям, транслировавшимся затем в прайм-тайм, сразу же после новостей, когда и телеканалов-то было два с половиной – так что, все их смотрели, что предоставляло невероятные возможности». Лоуч работал с серьезными писателями – в том числе с Неллом Дунном, Джереми Сэндфордом и Дэвидом Мерсером. Джимми О’Коннор написал сценарий к фильму о приговоре к смерти «Три ясных воскресенья». «Он сам когда-то был арестован и осужден за убийство, приговорен к повешению, и ему дали несколько дней отсрочки. Он был очень хорошим писателем».

За последовавшие четыре-пять лет Лоуч работал над ставшими уже классикой: Up The Junction, «Кэти, возвращайся домой» и первым своим полнометражным художественным фильмом «Бедная корова». Все эти фильмы рассказывали о жизни рабочего класса. Целый ряд причин притягивал Лоуча и его зрителей в этих историях. «И одна из них – это тот факт, что драматизм наиболее ярко выражен среди людей, которым практически нечего терять. Их жизнь очень насыщена, их ставки очень высоки, так как у них нет определенной суммы на «черный день». Они представляют интерес, так как находятся на передовой классовой войны: как рабочие без работы, так и эксплуатируемые на работе рабочие. Я полагаю, что интерес к ним вызывают и политические соображения: я и сейчас считаю, что если перемены и произойдут – то только снизу. Перемены не творят люди, которые могут многое от них потерять. Их делают люди, которые должны обрести все». После недолгой паузы Лоуч, смеясь, добавляет: «А еще у них самые лучшие шутки».

Период работы на ВВС, по словам Лоуча, «просто опьянял» – и не только из-за огромной аудитории, но также и потому, что режиссеры должны были защищать там свои работы и свои политические взгляды. «О вашей работе не только писали рецензии. Вас также приглашали на программу Late Night Line-Up – на дискуссию с критиками, где тебя просто порвут в клочья, если не знаешь свой материал. Мы всегда считали, что занимаемся политикой, даже когда ставили спектакль. Сейчас, насколько я замечаю, если кто-то и говорит режиссерам о политике, то большинство из них сразу же отступает со словами: «О, нет. Фильм не политический, мы этого не имели в виду… и отступают. Мы, как вы знаете, так не поступали. А вы почему?».  

guardian

Перевод Дмитрия Колесника