«Необходима культурная революция»

Чилийский писатель, переводчик, журналист и путешественник Олег Ясинский, который недавно прочитал несколько лекций для украинских левых, подробно рассказывает о противоречиях культурно-политического процесса в Чили и других ключевых странах южноамериканского континента. 

– Олег, как можно охарактеризовать текущий политический момент Чили в контексте студенческих протестов?

– Прежде всего, колоссальным кризисом доверия к партийной системе. По-моему мнению, все нынешние политические партии находятся в глубочайшем кризисе – и так во всем мире. Политическая партия как инструмент политики принадлежит больше прошлому, чем будущему. Нужно изобрести некие новые, более адекватные формы социальной организации. В своей время чилийская Компартия была самой мощной после итальянской компартии в капиталистическом мире. Однако в сегодняшней Чили все партии, – как правые, так и левые, – лишены народного доверия.

Нынешний президент Чили, экс-пиночетист Пиньера на плебисците 1988 года призвал голосовать против диктатуры – чем вызвал уважение левых. Когда умирала от рака Гладис Марин – генсек Компартии Чили, очень яркая личность (ее можно за многое критиковать, но она всегда называла вещи свои именами) – тогда Пиньера, хозяин крупнейшей в стране авиакомпании, бесплатно отправил ее лечиться. Когда же он стал президентом, все стало на свои места. Это чилийский Берлускони – человек малокультурный, малообразованный, с огромными амбициями, не знающий что делать с властью. Было роздано множество несбыточных обещаний – он наобещал чилийцам больше, чем все предыдущие правительства вместе взятые. Сейчас популярность его правительства около 20% – даже меньше, чем некогда было у Пиночета.

Пиньера напомнил чилийцам, кто такие правые. Но разница между властью и оппозицией в Чили состоит лишь в том, что левая оппозиция когда-то боролась с Пиночетом – сохранив после победы над ним его неолиберальную модель. Сегодня чилийское общество выносит вотум недоверия всем чилийским партиям. Ведущие университеты Чили активно протестуют против неолиберальной образовательной системы, в стране разворачивается мощное социальное движение, которое не позволило партиям манипулировать собой. Лидер движения Камила Вальехо – красивая, умная девочка, в которую влюбилось все Чили (и не только), член Компартии Чили. Но когда Компартия попыталась использовать авторитет Камилы, чтобы договориться о своем участии в следующем правительстве, Камила проиграла выборы в студенческом движении. Победили левые студенты, которые не относились к компартии.

– Протесты студентов что-то изменили в образовательной сфере?

– Нет, политика государства не изменилась – и потому протесты продолжаются. Проблема образования очень серьезна. По сути, у нас существуют два разных образования – образование для хозяев страны и для остальных. Средний класс уже не в состоянии оплатить образование своих детей, не может себе позволить брать на это кредиты, попадая в огромные долги. Месяц обучения в чилийском университете стоит сейчас 700-800 долларов (при минимальной стоимости не ниже 350 долларов). При Пиночете был принят декрет о свободе образования – можно было открыть любой сарай и назвать его университетом. Теперь в Чили 700 университетов, из которых лишь около 20-30 дают качественное образование. Традиционные государственные вузы только на 10-15% финансируются государством. Единственный способ оплатить образовательные услуги – влезть в долги. Студенты требуют гарантированного государственного образования и госкредитов.  Однако нынешнее правое правительство на это не пойдет – ведь образование является сейчас огромным бизнесом. Государство аргументирует сохранение старой системы отсутствием средств – но в куда более бедных Эквадоре и Уругвае и в разграбленной в ходе неолиберальных реформ Аргентине сегодня можно получить хорошее бесплатное образование. Чилийское студенческое движение работало с лучшими экономистами, создавало проекты решения этой проблемы – однако правительство их даже не рассматривало. Зато оно подталкивало студентов к насилию, обвиняя их в терроризме. Пресса способствовала этой политике дискредитации – однако, на сегодня студентов поддерживает более 80% чилийского общества.

История студенческой борьбы только начинается. Это еще и борьба поколений – поколение бунтующей молодежи выросло без страха, но их родители еще боятся говорить вслух.

– Есть ли надежда что студенческие требования будут выполнены следующим правительством?

– Надежда существует всегда. Во время студенческих протестов я прочитал на стене интересное граффити: «Медь дарится. А образование продается». Только за счет справедливых налогов на медь, 40% мировых запасов которой принадлежит Чили, можно финансировать государственное образование. Нынешнее правое правительство доживает последние полтора года. На них жалко смотреть. Они не справились, у них нет даже кадров на замминистров и советников. Ожидается возвращение к власти Мишель Бачелет, «Демократического концерта» социалистов и христианских демократов – и они пытаются упасть на хвост студентам. Однако народ  разочаруется в них окончательно, и у нынешних социальных и студенческих движений будет время до 2018 года – для создания какой-нибудь политической альтернативы и объединения левых сил. Это является сейчас главной проблемой. Ведь все хотят быть лидерами – и никто не умеет договариваться.

– Как в Чили борются с полицейским насилием, которое активно применяется против участников студенческих протестов?

– При Пиночете в Чили был создан репрессивный аппарат карабинеров. В девяностых годах новые власти провели демократизацию этих органов. При правительстве Бачелет карабинеры, превышавшие свои полномочия, попадали в тюрьму и увольнялись. Они приблизились к  обществу.

Пиньера все изменил – карабинеры получают приказы действовать жестко, и с ними сейчас борется Фонд Виктора Хара, с которым сотрудничают врачи и адвокаты. Очень много школьников и студентов оказались с перебитыми носами и поломанными руками. При этом у карабинеров низкие зарплаты – у них конечно есть привилегии, но в основном туда идут выходцы из низов. Для многих лучше идти в карабинеры, чем в кассиры или преступники. Поэтому, у них есть еще чувство классовой обиды. В 1973 году солдаты из низов участвовали в пытках и убийствах. Сегодня если карабинерам попадаются в руки левые студенты из более обеспеченных и культурных слоев, они вымещают на них свою злобу.

– Существовало ли когда-нибудь «чилийское экономическое чудо»?

– Я думаю, точно так же можно было бы говорить об украинском экономическом чуде –  если привести инвесторов на какое-нибудь блестящее образцовее предприятие, не замечая всего остального. О дальних странах вообще легко рассказывать чудеса. При Пиночете шло строительство казарменного капитализма, с раздавленными профсоюзами и уничтоженным гражданским обществом. Около миллиона чилийцев покинули страну по политическим причинам. Чилийские продукты конкурентоспособны, чилийцы – трудоголики. Но это экономика действовала и действует лишь в интересах 10% общества. При этом, пропаганда чилийского чуда была настолько сильна, что о ней говорили далеко за пределами Чили. Однако, чилийское общество почти полностью живет в долг – с тех пор как в восьмидесятых годах население посадили на кредитную иглу.  Среднестатистический чилиец задолжал свою зарплату на четырнадцать месяцев вперед. Все что люди получают за свой труд, идет на оплату долга.

В результате реализации воззрений «чикагских мальчиков» такие категории населения как молодежь, пенсионеры и индейцы оказались балластом для неолиберальной экономики.

Чилийские неолибералы рассуждают  людоедским образом –  рынок должен сам себя регулировать, даже если вымрет половина населения. Есть ли здесь разница  с  фашизмом? В Чили нет коррупции – но ее почти не было и до переворота.

– Похоже, пиночетисты уже не способны на реванш.

– В июне в Чили состоялась презентация фильма «Пиночет», который победил  на международном фестивале документальных фильмов в Майами – потому что это был единственный фильм конкурсной программы, на фестивале, созданном специально для победы этого фильма. Я, конечно, пошел на это мероприятие пиночетистов и фашистов – упустить такое было нельзя. Сам сюжет фильма таков: в богатом пригороде Сантьяго светловолосая молодежь садится в хороший автомобиль своего дедушки, и едут по этому району – 5% всего Сантьяго – где все вылизано и блестит. Это напоминает все что угодно, только не Латинскую Америку. И внуки спрашивают дедушку – почему же их в школе учат о страшном Пиночете, просят рассказать им правду, скрытую коммунистами. Все настолько бездарно, что и у Латыниной вышло бы лучше, без знания местной специфики.

– Насколько существенны региональные различия в развитии Чили?

– Различия скорее появляются в составе населения. В богатых «верхних» районах Сантьяго население в среднем более «белое», чем население Киева. А на бедных окраинах живут индейцы, которые сами себя индейцами не считают. Каждый вспомнит о том, что у него была немецкая бабушка или итальянский дедушка. И все называют себя средним классом. Это тоже проблема идентичности. Но среднего класса почти нигде не осталось.

Население в Чили достаточно однородное – есть, конечно, индейские регионы на севере и юге, край озер и вулканов, где живут потомки немецких колонистов, а в южной Патагонии живут потомки англичан и югославов. По сравнению с Боливией, Перу, Эквадором, различия незначительны. В Мексике и Аргентине по акценту можно понять из какого региона приехал человек. В Чили же все чилийцы говорят на одинаковом языке с небольшими различиями. Чили, очень централизованная страна – все решается в Сантьяго, все ненавидят Сантьяго, но почему-то там живут. На всех выборах обещают дать больше автономии регионам, но безрезультатно.

– Что сделало возможным социальный эксперимент периода правительства Народного единства?

– Вся чилийская история ХХ века – это история организации и объединения чилийских трудящихся и рабочих. Также это был мощный культурный процесс, главную роль в котором играл средний класс, который составлял в семидесятых 30-35% населения страны. Среди них было много людей с левыми убеждениями, мечтавших о социализме с человеческим лицом без стрельбы и без насилия. Народное единство состояло из довольно разных проектов. В Народном единстве было все, кроме единства. То, что сейчас происходит в Боливии, напоминает то, что было в Чили при Альенде. Альенде был одинок, его же Социалистическая партия критиковала его за буржуазный реформизм. За Альенде голосовали средний класс и самые бедные. В шестидесятые годы США сделали в Чили ставку на христианскую демократию – как единственную альтернативу кубинскому варианту событий. И христианские демократы шестидесятых в Чили были радикальнее современных чилийских социалистов. В итоге правые в Чили назвали их лидера Фрея Керенским, открывшим дорогу большевикам.

– Какова была роль призывной части армии в перевороте 1973 года в Чили?

–До последнего времени в Чили была всеобщая воинская повинность. От службы было легко отмазаться. В армию шли лишь самые бедные, для которых это была возможность получить хоть какое-то образование. Рядовые солдаты в Чили – это выходцы из низов, а вот чилийское офицерство – это элита, и у них свои классовые интересы. Во время переворота 1973 года солдатам сказали, что с юга наступают советские войска, а с севера – кубинцы. И нужно покончить с внутренним противником. Солдат-южан отправляли на север, а северян – на юг, чтобы они не встретились случайно с родственниками. Потом многие почувствовали себя обманутыми. Многие офицеры и солдаты, отказавшиеся выполнять приказы, были расстреляны как предатели. Школу молодых офицеров в Сан-Бернардо, где все отказались участвовать в перевороте, бомбардировали с воздуха.

– А могла ли история пойти тогда по другому?

– Чили не могла избежать периода «Народного единства». Вся история Чили в ХХ веке была историей классовой борьбы и социальных движений. Чем-то это должно было закончиться. До 1973 года чилийцы себя считали свою страну Швейцарией. Они говорили – в отличие от диких боливийцев у нас не будет военных переворотов, в отличие от кубинцев мы не будем стрелять в друг друга, и, несмотря на разные взгляды, всегда сможем договориться. Никто не представлял себе той степени жестокости, которые принесут военные. Для сторонников переворота это был даже больший шок, чем для его противников. Чилийцы очень мирные люди, которые не хотели брать в руки оружие без необходимости – за что их называли «партизанами с гитарой».

Альенде рассчитывал на поддержку СССР – однако, он ее не получил. С середины 1960-х до конца 1980-х годов в Чили господствовали два течения левых – такие, как геваристы из движения «МИР» и компартия, которые как сказал Луис Корвалан, действовала по принципу «мы безусловные болельщики Советского Союза». И между этими тенденциями шла война. «МИР» и социалисты осуждали вторжение в Чехословакию, а коммунисты его поддерживали. Доходило до уличных драк.

Левое революционное движение «МИР» – очень интересное движение, критичное к советскому опыту, возникшее в среде студентов и выходцев из буржуазии. Многие из них учились в Европе и США. Для них образцом была Куба, продвигавшая вооруженный путь борьбы. А для вот коммунистов Че Гевара не был тогда героем.

На эту борьбу тратилось очень много энергии. «МИР» жил под лозунгом «Вперед без остановок!» и официально не являлся частью правительства Народного единства – но личная охрана Альенде состояла из миристов. С точки зрения этики и порядочности мне ближе миристы. Коммунисты на многое закрывали глаза. Корвалан не видел много того, чего не хотел видеть, хотя он не был сталинистом и говорил мне, что ненавидит Сталина. Но как только он появлялся на людях, то становился скучным и политкорректным, как газета «Правда».

В этот момент у левых сил не было единства, не было опыта управления государством и была ошибочная оценка международной ситуации. Корвалан и Альенде поняли возможность правого переворота раньше, чем  Соцпартия. Альенде искал компромисса с христианскими демократами, когда те уже стучали в ворота казарм. Альенде готов был уступить власть, и на 11 сентября 1973 года была назначено объявление плебисцита о досрочных выборах. Это произошло бы – из-за хаоса в стране, чилийцы проголосовали бы за досрочные выборы. Многие хотели революции, но мало кто готов был идти на жертвы ради нее. Но Пиночет знал о готовящемся плебисците и ускорил переворот. Реакция хотела крови, чтобы установить режим террора и уничтожить профсоюзы и левых. Чили дало пример мирного прихода к власти левых – и такие примеры больше не должны были повторяться, согласно мнению правительства США.

Советский Союз не считал Чили приоритетом. Уже в 2000-х годах чилийским правым удалось найти в российских архивах доклады о бесперспективности чилийского революционного процесса. Советские деньги шли лишь на покупку и аренду офисов для Компартии, но по сравнению с вливаниями США в переворот эти деньги были смешными. Одна лишь газета «Меркурио», принадлежащая христианским демократам, получила на критику Альенде 1,5 млн. долларов.

Все это сейчас повторяется в Эквадоре и Венесуэле, проявляясь во вливании денег в масс-медиа, которые критикуют Чавеса и Корреа. Оппозиционные партии там настолько беспомощны, что «независимая» пресса выполняет их роль, чтобы создать атмосферу страха и хаоса.

– Как сейчас складываются отношения Чили и США?

– Чили сильно дорожит отношениями с США. Эво Моралес когда-то назвал Чили «Израилем Латинской Америки» – и это было достаточно точное определение. Но можно вспомнить инцидент, случившийся, когда президентом был социалист Рикардо Лагос – очень образованный человек, борец с диктатурой и одновременно неолиберал, благодаря красивой демагогии которого были осуществлены самые вредные реформы. Тогда, в 2003 году, Чили была членом Совета безопасности ООН. Грядет голосование за вторжение в Ирак – а Чили находится на пороге подписания договора о свободной торговле с США и почти все чилийцы настроены против войны в Ираке. И когда Буш позвонил Лагосу, Лагос ответил ему «нет». Буш не протестовал, и подписал договор. Когда же проголосовать отказалась Мексика, президенту Фоксу высказали из Вашингтона все, что о нем думают.

Конечно, они вынуждены уважать Чили больше, чем Мексику. Когда Буш прибыл на ужин к Лагосу в резиденцию «Ла Монеда», и его охранники собрались проверять гостей чилийского президента, Лагос просто отменил ужин – иностранные спецслужбы не будут обыскивать гостей чилийского президента. Чили сохраняла в 2000-е годы хорошие отношения и с Бушем и с Чавесом. Сейчас все отношения с Чавесом испорчены.

– Какое культурное влияние оказывает на Чили США?

– Чили – это самая североамериканизированная страна в Южнй Америке. Большего количества гамбургеров и кока-колы, чем в Чили, нигде нет. Рыбу или моллюсков в Чили с ее береговой линией едят либо богатые, либо туристы. Чилийцы едят мясо, не рыбу. В Чили слушают американскую музыку. Пабло Неруда, Виолетта Парра, и 80% культурных деятелей Чили были коммунистами. Их имена не могли запретить во время диктатуры – но о них стремились забыть. И они стали частью левой культуры, а несколько поколений чилийцев попросту не ознакомили с их творчеством. В 2011 году, когда вышел фильм «Виолетта ушла на небеса», его премьера совпала со студенческими протестами – и фильм занял первое место по кассовым сборам. Диски с фильмом размели с прилавков. Это был неожиданный сюрприз. Для меня этот фильм – часть возвращения исторической памяти. Виолетта Парра играет в Чили ту же роль, что и Высоцкий в советской культуре. Это великая женщина, определившая вектор направления в чилийской культуре надолго вперед.

В Чили уважают старую музыку, но уже ее не слушают. Есть правда социальный реп и хип-хоп, который слушает молодежь – например, «Calle 13», группа из Пуэрто-Рико, которую слушает мой семилетний сын. Время сжалось, метафоры 70-х не действуют – хотя на телевидении в Чили стало меньше самоцензуры. Там даже показывали расследование убийства Виктора Хары и сериал о времени диктатуры – «Архивы кардинала». Есть очень интересный проект, газета «The Clinic», названная в честь ареста Пиночета в лондонской клинике – там много разных интересных точных зрения.

Люди мало читают. Роберто Боланьо – интересный чилийский писатель, но и его мало знают. Чилийский народ отучили от чтения, ведь после переворота солдаты сжигали книги. Сжигали книги о кубизме – думали, что это книги о Кубе. Было опасно иметь дома русскую классическую литературу. Сжигали Достоевского, Чехова – причем, люди сами сжигали свои библиотеки. И страх читать так и остался. Самыми читающими нациями в Латинской Америке долгое время были Аргентина и Уругвай. Сейчас это, наверное, Венесуэла.

– Почему выстрелила Венесуэла?

– Венесуэла выстрелила, потому что ей необходима культурная революция. Тринадцать лет назад венесуэльцы лишь пили ром и танцевали сальсу. Колумбия была тогда куда более культурной и читающей страной – несмотря на ее гражданскую войну. В Латинской Америке нет лучших книжных магазинов и театрального фестиваля чем в Боготе.

В Венесуэле происходят очень интересные процессы. Чавеса можно понять только изнутри, понимая венесуэльские реалии. Ни в какой другой стране он бы не стал президентом. Так как Чавес очень харизматичен и любит читать, он каждый раз приходит на программу «Алло, президент» с новой книжкой. То Троцкого принесет, то «Дон Кихота». Это служит примером.

Благодаря запасам нефти эту страну называли Саудовской Венесуэлой – и самые бедные люди долгое время жили там не так плохо. Люди пили дорогой виски и рассуждали о Че Геваре. Но в результате неолиберальных реформ, осуществленных при участии всех партий, страна стала нищей. Все традиционные политические силы скомпрометировали себя. И в этот момент на сцене появляются Чавес и военные.

Но чтобы процесс изменений стал необратимым, он не должен зависеть от харизматических личностей. В Латинской Америке к этому относятся скептически. Но венесуэльская история сложилась так, что сейчас реальной замены Чавесу нет. Необходима культурная революция, венесуэльцы должны читать, учиться думать и управлять страной. Это уже происходит – это то, что я видел в Венесуэле. Хотя все очень сложно – есть госаппарат, который тормозит перемены, и есть уже народ, который чувствует себя участником истории, и который не позволит, чтоб ему говорили, за кого надо голосовать.

Одна история  Венесуэлы вдруг прекратилась – неолиберальные реформы привели к разрухе, и в 1989 году, когда цены на товары первой необходимости вдруг подняли сразу в три раза, вспыхнуло городское восстание «Каракасо».

Против народа отправили войска, и погибло две-три тысячи человек. Однако, венесуэльским военным не понравилась роль палачей – ведь в венесуэльской армии доминируют выходцы из народных низов. В этой среде возник боливарианский заговор, который вылился в восстание 1992 года. Военные опирались на народную поддержку и не желали диктатуры. Они хотели принять новую конституцию, поменять систему и уйти. Восстание провалилось – и когда это стало ясным, в стране, где никто не брал на себя ответственность и валил все на других, Чавес взял ответственность на себя и призвал сторонников сложить оружие, сказав, что готов ответить за всех. Так он стал героем в глазах многих людей.

Когда же в 2002 году реакция устроила переворот против Чавеса, две семидесятилетние бабушки в провинции угнали грузовик и отправились в Каракас, спасать своего президента. В Венесуэле много таких историй. Венесуэльцы критикуют Чавеса за многое, но я думаю, он победит на выборах в октябре.

– В чем же состоит заслуга Чавеса перед венесуэльцами?

– Заслуга Чавеса в том, что страна изменилась – и, несомненно, в лучшую сторону. Люди стали обеспеченнее, уменьшилась бедность. Люди участвуют в политике, в стране нет политзаключенных и цензуры, нет страха. Там очень трудно заставить кого-то замолчать. В Колумбии люди боятся говорить о политике, в Венесуэле же от этих разговоров просто устаешь.

Сам Чавес говорит о социализме XXI века – но я думаю, он сам не знает, что это. Он строит некапиталистические отношения в обществе. Рафаэль Корреа в Эквадоре говорит о «гражданской революции» – это более конкретный термин. В Венесуэле нефть реально работает на социальные программы и латиноамериканскую интеграцию. Сейчас создается единая энергосистема и система автодорог через сельву Амазонии. Причем, в таких проектах участвует даже колумбийское проамериканское правительство. Идеологические различия опускаются, региональный проект работает, и в этом заслуга Чавеса. Жизнь в Венесуэле реально изменилась – и если бы у Чавеса не было высокой поддержки, его бы давно сместили.

– А как складывается политическая ситуация в Боливии?

–  Все левое  и индейское движение в Боливии расколото. От Эво все ждали чудес –  а чудес не бывает. Его обвиняют во всем, что не получается. Эво Моралес проигрывает в силу недостатка образования и кадров, в силу нетерпеливости революционеров, которые прежде всего думают о себе. Главная угроза для него заключается в позиции левых, которые считают, что он все делает неправильно, не так как они хотят. И это напоминает времена Альенде в Чили.

Напротив – президент Эквадора Рафаель Корреа, которому не давали столько авансов, оказался гораздо более успешным.

–  Произошли ли какие-то изменения в Перу, после избрания Ольянты Умалы президентом?

– После избрания президентом Умалы в Перу ничего не изменилось – я был там в феврале. Расизм в Перу был и остается реальностью. Но что меня приятно удивило – в Мачу-Пикчу носильщики и местные жители говорят на индейских языках и гордятся этим, а не стыдятся как раньше. Это очень важно. Еще тридцать лет назад многие красили там волосы светлой красой, чтоб не быть индейцами. Национальное самосознание проникает и в верхушку общества. Почему бы не воспринимать различия как взаимодополняющее культурное богатство?

– Какова роль католической церкви в меняющейся Латинской Америке?

– Католическая церковь слишком близка к власть имущим и сдает позиции евангелистам. Папа Иоанн Павел II похоронил и «теологию освобождения», и прогрессивную роль католической церкви в регионе – а в результате евангелисты отвоевывают позиции у католиков в Центральной Америке и Андском регионе. На сегодня 20% населения Чили – агностики и атеисты.

– Каким вы видите политическое будущее Украины?

– Мне кажется, президент Янукович еще более успешно выполняет свою неолиберальную миссию, чем президент Пиньера. В 2010 году, когда я был в Киеве, чувствовалась усталость населения от политики. Сейчас появилась злость. Злость – это лучше, чем усталость. Если б мне в 2010 году сказали , что в следующем году в Чили случится студенческое восстание, я бы никогда не поверил. Подводные социальные течения выходят на поверхность. Происходят процессы, невидимые нашему глазу. Надеюсь, что то, что происходит в Чили, будет полезно для Украины. Мир един, различия  между странами стираются, и нам противостоит одна и та же  неолиберальная и антигуманная экономическая модель.

Беседовал Георгий Эрман