Зубная боль

Предисловие переводчика: Тихие лагуны с прозрачной водой; пальмы, склонившиеся под тяжестью плодов; гостеприимные добродушные островитяне – такой образ рая обычно рисуют туристические агентства и рекламные ролики батончиков «Баунти». Потребительский же рай, как известно, заключается в приобретении массы вещей широко рекламируемых брэндов – одежды, украшений и техники. Однако как совмещаются в реальности оба эти представления о рае? Как выглядит этот «рай в квадрате»? Что есть потребительский рай или «карго белого человека», принесенное на острова Полинезии, Меланезии и Микронезии? Мы предлагаем вашему вниманию рассказ Джозефа Вераму – писателя с архипелага Фиджи, который описывает события конца 2006-го года, когда на Фиджи был совершен военный переворот, сопровождавшийся погромами магазинов. Что касается контекста переворота, он был вызван противостоянием двух общин: «чистокровных» фиджийцев и потомков от смешанных индийско-фиджийских браков. Толчком к усилению противоречий стал процесс приватизации тех самых «райских» лагун и пляжей, а также отправка фиджийского контингента на войну в Ираке. Американский генерал Джон Браун сначала поддерживал индо-фиджийцев, а затем, впоследствии, США поддержали другую общину. Принцип «разделяй и властвуй» – основа неоколониальной политики, позволяющей богатым туристам нежиться под солнцем островов Океании, предоставив островитянам право гнить в трущобах и гнаться за призрачным счастьем, украшенным брэндом той или иной корпорации – «карго белого человека».

«На прекрасных побережьях из громадных кораллов, раскинулись отличные курорты, которые смогут удовлетворить самого изысканного туриста с самым экзотическим вкусом. Воистину, правильно отмечают многие посетители многочисленных островов и островков, архипелаг Фиджи – это настоящий тихоокеанский рай». (Из рекламы туров в Океанию).  

Когда на Фиджи был совершен военный переворот, на улицах массово погибали люди. Как правило, это были случайные прохожие, попавшие под перекрестный обстрел двух враждующих группировок. И когда потом бедняки на похоронах погибших ели жареную свинину – редкий деликатес, – то их несколько смущал тот факт, что вдоволь поесть они могли только вот так – на похоронах таких же бедняков, как и они.

Джиуита Ромисивеини тоже ел со всеми жареную свинину на похоронах. Задумавшись, он стал ковырять ногтем в зубах и поцарапал себе десну – она стала кровоточить, но он не придал этому значения. А через неделю у него невыносимо разболелся зуб. Зубная паста и щетка – роскошь для бедняков на Фиджи, да и помогли бы они, может быть, лишь на начальной стадии.

Джиуита жил в Вейдого – квартале трущоб. Здесь обитали бедняки, которым редко доводилось вдоволь поесть. Народ стекался в эти трущобы со всех окрестных островов. Ведь почти все они считали, что в городе им представиться больше возможностей. И все они неизбежно оказывались в таких местах, как квартал Вейдого.

Хижины здесь строили на стволах мангровых деревьев, а во время прилива все пространство между ними заполнялось плавающими грудами пластиковых бутылок, пакетов, консервных банок из-под макрели с яркими наклейками и прочих отходов. Обитатели квартала с детства привыкали к тошнотворному смраду, который источали горы гниющего мусора. Муниципалитет отказывался убирать свалки, ведь обитатели квартала не могли оплатить расходы на уборку.

Таков парадокс нашей жизни – думал Джиуита – на островах, откуда приплыли в городские трущобы их нынешние обитатели, море всегда давало им пищу в изобилии, и никто там не голодал. Даже для самых ленивых росли дикие фрукты и ямс, а после прилива легко можно было насобирать на берегу раковины, скрывающие сочных моллюсков. И было что-то иррациональное в том, что они покинули свой рай, устремившись в перенаселенные трущобы этого города, где постоянно голодали и, фактически, жили на свалке.

Они все пришли сюда словно загипнотизированные, уверив себя, что «карго белого человека» снизойдет на них. Несмотря на жуткую нищету, они продолжали терпеливо ждать того счастливого дня, когда, наконец, разбогатеют. Однако лишь на похоронах люди могли вдоволь поесть жареной свинины – в обычные дни они не могли себе позволить столь редкий деликатес. Джиуита сознавал всю иронию подобной ситуации – люди могли вдоволь поесть, лишь когда кто-то из них умирал. Свиньи, которых жарили к похоронам, питались в основном отходами и дохлыми крысами, поэтому даже жареное мясо отдавало запахом свалки.

Во время таких трапез Джиуита с тревогой думал о том, что счастье, к которому он так стремился в этом перенаселенном городе, на самом деле достижимо лишь на небесах. И в такие минуты он начинал завидовать умиротворившемуся покойнику.

А зубная боль меж тем с каждым днем усиливалась. Щеку раздуло так, что он стал похож на какую-то горгулью. Нищета не позволяла ему заплатить десять долларов, которые потребовал бы частный стоматолог. Такую сумму зарабатывала его жена за 12-часовой рабочий день на трикотажной фабрике, где она шила одежду модных брэндов, продававшуюся потом в мегаполисах по очень дорогой цене.

На следующий день, в 8-30 утра, Джиуита пришел в больницу при «Мемориале колониальной войны» – и сразу понял, что ждать и мучиться от боли ему придется еще долго. Здесь действительно оказывали помощь бесплатно, но врачей и медсестер явно не хватало. А те, кто работал, были настолько перегружены и платили им так мало, что свою работу они обычно делали чисто механически. У них просто не было сил оказать нормальную помощь всей той массе людей, которые днем и ночью шли в больницу нескончаемым потоком.

Приемная была забита до отказа. И в этом было нечто ирреальное: на явно нищих людях была дорогая одежда модных брэндов...

Двумя днями ранее в стране произошел переворот и в течение нескольких дней на улицах царил хаос. Людьми овладела массовая истерия. Забыв обо всем, они ринулись грабить магазины. Тысячи людей растаскивали товары, забивая ими тележки из супермаркетов. Джиуита, как и тысячи других обитателей трущоб, не преминул воспользоваться подвернувшейся возможностью. И вскоре трущобы приобрели сверхъестественный вид – на ветхих хижинах, прилепившихся к мангровым стволам, были развешаны разнообразные символы богатства.

Повсюду можно было встретить нищих с часами «Ролекс» и в дорогих дизайнерских костюмах. Кое-кто из подростков щеголял в кроссовках Nike. Рядом с Джиуитой, сжимая Библию, стоял человек в очень дорогом костюме итальянского покроя. Он постоянно морщился от боли и тёр себе левое ухо. Здесь же находилась девушка с ангельским личиком в белом декольтированном топе и в желтых бриджах. Она стояла у стены, сложив руки в молитвенной позе, словно сама непорочность. На ней были золотые серьги и часы Cartier. Единственным признаком, говорившим о бедности, были ее грязные вьетнамки. Возле нее стоял, уставившись в пустоту, юный полинезиец – раньше Джиуита часто видел его в парке Сукуна, где тот подолгу сидел на лавочке, просто смотря на фонтан. Джиуита заметил, что каждую неделю паренек перекрашивал волосы – сегодня они были розовые.

Хотя все они прихватили себе в разграбленном городе кучу дорогих шмоток, в самом их поведении чувствовалась крайняя растерянность. Все они покинули свои безмятежные острова в поисках иллюзорного «карго белого человека». И вот, в разрушенном городе, в котором и сейчас был ощутим запах сгоревших магазинов, они, наконец, обрели свое карго. Все они были одержимы мечтой разбогатеть. И когда их мечты приобрести рекламируемые товары наконец реализовались, они ощутили себя потерянными в этом лабиринте бетонных джунглей. Они пытались хоть как-то изменить свою нищенскую судьбу, но были явно разочарованы – результат не оправдал их надежд.

Джиуита стоял позади всех и отчетливо видел, что всех, пусть и в разной степени, мучила боль. На секунду ему показалось, что эта боль была вызвана именно этими дорогими костюмами и атрибутами богатства. Джиуита взглянул на собственный джемпер Reebok и спортивные штаны Puma – на все это «карго белого человека», которое он прихватил в магазине «Tapoos and the Sports World» – и попытался отогнать навязчивую мысль о связи всех этих шмоток и испытываемой ими боли.

Он подошел к окошку регистратуры и записался на прием – но, судя по номеру в очереди, ждать ему предстояло очень долго. Медсестра в регистратуре громко чавкала жевательной резинкой. Когда она сердилась, то надувала жвачкой пузырек, едва видимый между сухими пурпурными губами. Она записала Джиуиту под номером 380. А в этот момент вызвали только номер 18.

Джиуита подсчитал в уме, сколько еще ждать, и понял, что врач примет его не раньше, чем в два часа ночи – то есть, мучиться от боли ему предстоит еще минимум 18 часов. Хотя, может быть, и еще дольше – ведь работавшие здесь китайские и филиппинские врачи сейчас попросту боялись выходить на работу. Местные же врачи нынче стояли в очереди в британское, австралийское и новозеландское посольства, пытаясь получить визу и побыстрей уехать из страны. Однако американское посольство только предложило желающим выехать сыграть в лотерею, чтобы получить «зеленую карту». Сотрудники посольств уже устали от разного рода беженцев.

Время шло, и боль усиливалась, в конце концов, став совсем непереносимой. Острая боль пульсировала – в голову словно бы впивались раскаленные иглы. Джиуита едва не терял сознание. Он решил подойти попросить аспирин к человеку, который, прижимая к груди Библию, постоянно тер левое ухо. Но тот лишь покачал головой и заговорщически прошептал, что он сейчас слушает раздающиеся у него в левом ухе голоса: «Если ты слышишь голоса, то ты не чувствуешь боли». И подняв правую руку, добавил: «Ангелы поют. О, как это прекрасно! Чистые непорочные голоса поют Аллилуйя! Аминь! Аминь!» – глаза у него при этом исступленно блестели – «Отстань, пожалуйста. Не мешай мне». Его раздражало то, что Джиуита помешал ему спокойно наслаждаться ощущением наконец-то приобретенного материального достатка и пребывать в том ирреальном мире, где он только и мог ощущать довольство своей жизнью.

Джиуита выпил воды и стал бродить по приемной взад и вперед, чтобы хоть как-то успокоить боль – но  от этого зуб болел только еще сильнее. Чтобы попросить таблетку аспирина, Джиуита подошел к той самой девушке с ангельским личиком в дорогом белом топике. Когда она призывно взглянула на него, соблазнительно изогнув шею, Джиуита понял, что ангельское личико – тоже иллюзия. В ее глазах читалось, что угодно, но только не невинность. Джиуита так засмотрелся на девушку, что забыл, зачем подошел к ней. И она, конечно, неправильно поняла его намерения.

– Я не могу пойти с тобой. Я думаю, у меня сифилис. Поэтому-то я и здесь. К тому же, у тебя неприятный запах изо рта – прошептала она – так что ничего не получится».

– Ты меня неправильно поняла – с раздражением сказал Джиуита – я просто подошел спросить, нет ли у тебя случайно аспирина?

– Миленький, да разве я была бы здесь, если бы могла себе позволить аспирин? Во время переворотов аспирин не достать. Всё этот чертов комендантский час. Людей массово увольняют, не выплачивая заработанного. А когда люди остаются без денег и без работы, то они думают сначала о смерти, а потом о детях и женщинах – именно в такой последовательности. Бизнес у меня идет плохо. Я, конечно, могу на время успокоить страхи мужчин, но им нечем за это заплатить.

И девушка покорно опустила плечи, как бы подчиняясь своей судьбе.

– Я же говорю, ты неправильно меня поняла – я подошел не ради того, о чем ты подумала.

– Ой, да все вы так говорите – вздохнула она – но вы только и хотите, чтобы в темноте со мной ощутить, как ваши страхи на время отходят прочь.

Тут девушка внезапно осеклась и резко отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Джиуита отошел. Он решил уже даже и не просить аспирин у стоявшего рядом парня с ярко розовыми волосами, но тот словно прочитал его мысли.

– А у меня ты аспирин спросить, значит, не хочешь? – сказал он, четко выговаривая каждое слово.

Джиуита лишь поморщился от боли, но не проронил ни слова.

– Я понимаю, ты даже не думаешь, что у меня вообще может быть аспирин – сказал он заговорщическим тоном.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы все: ты, я – все мы испытываем боль, но никакой аспирин тут не поможет. Это наша местная боль, чувак, и никакие лекарства белого человека не помогут избавиться от нее.

– Я часто видел тебя в парке Сукуна – сказал Джиуита, просто для поддержания разговора. Он не говорил, что ему всегда казалось странным поведение этого парня, который часами сидел, уставившись на фонтан, словно надеясь, что его исцелят бьющие в небо струи воды.

– Ты такой же, как и я. Ты тоже чувствуешь эту боль – но это внутренняя боль. Никакой аспирин белого человека не избавит нас от нее. И все мы оказались здесь потому, что мы потеряны, сбиты с толку.

Джиуита уже не слышал его. Сначала резкая боль, потом внезапная слабость. Силы покинули его, и он упал, придя в себя уже на больничной койке. Санитары принесли его сюда и тут же забыли о нем. Палата была переполнена ранеными, бившимися в агонии. Многие случайно попадали под обстрел – со стороны повстанцев или правительственных солдат. Многих сбивали машины, так как водители были слишком перепуганы, и даже не сворачивали при виде пешехода. В больнице практически не осталось врачей. Большинство из них сидели, забаррикадировавшись по домам. Нескончаемым потоком в больницу доставляли раненых и мертвых. Больных и раненых просто оставляли умирать в палате – в больнице не было медперсонала, который мог бы даже просто подойти к ним.

Джиуита вновь ощутил пульсирующую боль. Вокруг него были свалены люди, истекавшие кровью – раненые, которые уже не стонали и не хрипели. Лишь его сосед с  вздувшимся животом еще тяжело дышал, продолжая бороться за жизнь.

Джиуита периодически терял сознание и потому постоянно пропускал время раздачи еды. Он просыпался по ночам, когда санитары обходили ряды кроватей, проверяя, жив ли еще пациент. Мертвых сразу же относили в морг. Джиуита почувствовал холодное прикосновение. Спросонья, он резким движением сбросил с себя руку санитара и заорал: «Я еще жив, не трогайте меня».

– Да не ори, мы не глухие. Мы заберем тебя, когда окоченеешь – а пока просто проверяем.

– Почему у вас холодные руки? Вы призраки? – Джиуита был настолько истощен и измучен, что уже не разбирал: наяву это происходит или во сне. Дошло до того, что он боялся спать – ему постоянно казалось, что санитары посчитали его мертвым и увозят в морг.

– Я живой. Я не умер. Не хороните меня! – кричал он во сне.

Однажды он проснулся и увидел, что его сосед уже не дышит – на лице его, раньше выражавшим лишь страдание, теперь навеки застыла маска умиротворения.

Джиуита видел все словно в тумане – глаза застила пелена, а разум не отличал яви от сна. И в этом состоянии ему показалось, что причиной его боли были именно те шмотки, которые он прихватил в разграбленном городе. Он мысленно проклял «карго белого человека». Ему казалось, что вместе с ним он приобрел нечто, извратившее его душу. Он должен был изгнать из себя этого демона – очиститься от «карго белого человека» со всей его динамикой потребления. Резким движением Джиуита сорвал с себя джемпер Reebok, снял штаны Puma – и ему действительно стало немного легче. На следующее утро Джиуиту отвели к стоматологу. Добродушный врач-филиппинец взглянул на него, затем быстро вырвал гнилой зуб и дал Джиуите какие-то таблетки.

Все еще ощущая слабость от недоедания и недосыпа, Джиуита, пошатываясь, медленно побрел прочь, завернувшись в больничную простыню. Он чувствовал облегчение оттого, что избавился от всего, что прихватил в магазинах – из одежды на нем остались лишь трусы и майка. Больничную простыню он тоже решил вернуть.

Так, пошатываясь, он добрел до автобусной остановки, возле которой в дорожной выбоине сверкала лужа. Джиуита подбежал, чтобы взглянуть на свое отражение в воде. В бреду ему постоянно казалось, что, приняв «карго белого человека», он лишился собственного отражения. И лишь увидев огонь, горевший в его глазах, Джиуита смог вздохнуть с облегчением.

Джозеф Вераму

LibLiterature

Перевод Дмитрия Колесника