Дух времени

«На карту земли, на которой не обозначена Утопия, не стоит и глядеть, потому что карта эта игнорирует страну, к которой неустанно стремится человечество. Прогресс – это реализация утопии» – писал Оскар Уайльд, социалист XIX века, чей дух оживает ныне в  юных идеалистах, которые и выходят на протесты против зарвавшегося глобального капитализма, овладевшего миром после распада Советского Союза.

«Оккупанты» Уолл-стрит, поселившиеся на захваченной ими территории в самом центре финансового квартала Нью-Йорка, выражают протест против самой деспотической системы финансового капитала – этого зараженного алчностью вампира, которому чтобы жить, просто необходимо сосать кровь бедных. Протестующие выражают свое презрение к банкирам, финансовым спекулянтам, их медиа-наемникам, что неустанно продолжают твердить: «альтернативы не существует». Поскольку система Уолл-стрит господствует и в Европе, здесь тоже возникли аналогичные протесты. Именно «оккупанты» Уолл-стрит в основном оказали влияние на протесты в Великобритании – а не «возмущенные» Испании или бастующие рабочие Греции, что еще раз подтверждает: США ближе Великобритании, чем Европа. Молодежь, которую нью-йоркская полиция травит слезоточивым газом, может, еще и не выработала своих требований и желаний – но они, черт возьми, знают, против чего выступают. А это уже хорошее начало. 

Как мы пришли к этому? Вслед за распадом Советского Союза в 1991-м году общепринятой «мудростью века» стала идея Эдмунда Бёрка о том, что «во всех классовых обществах определенный класс обязательно должен занимать высшее положение, а апостолы равенства лишь изменяют и извращают естественный порядок». Деньги развратили политиков, большие деньги – развратили их абсолютно. В ведущих капиталистических странах сформировалась двухпартийная система: республиканцы и демократы в США, лейбористы и тори в вассальной Великобритании, социалисты и консерваторы во Франции, разнообразные коалиции в Германии, умеренно-правые и умеренно-левые скандинавских стран. Двухпартийная система практически всегда преобразовывалась в единое, эффективно действующее правительство, так как основным игроком здесь является рыночный экстремизм. Наступление капитала на самые священные социальные гарантии обычно подавалось как «необходимые» реформы. Нормой стал даже тот факт, что частные финансовые институции могут «наказывать» общественный сектор, а отдельные страны (как Франция и Германия), которые движутся в неолиберальный рай недостаточно быстрыми темпами, регулярно клеймят позором в «Economist» и «Financial Times».

Если кто-либо решался оспорить подобную политику: встать на защиту общественного сектора, государственной собственности коммунальных предприятий или против массовой распродажи общественного жилищного фонда – его тут же называли «консервативным» динозавром. Отныне каждый был скорее потребителем, чем гражданином. Молодые и амбициозные лейбористы в своих статьях обращаются к тем, кто вынужден читать их сочинения, как к «потребителям» – как бы говоря, что сейчас мы все капиталисты. Социальная и экономическая элита отражала уже некую новую реальность – вместо государства богом в ней стал рынок.

Те, кто проглотил тогда эти идеи, не задавались вопросом: почему это произошло? Ведь, в сущности, государство было необходимо для того, чтобы подобный переход стал возможен. Если речь шла о государственных интервенциях ради поддержки рынка и помощи богатым, то все было очень даже хорошо. А поскольку ни одна партия не предлагала какой-либо альтернативы, в Северной Америке и Европе полностью доверяли политикам и шли к пропасти, словно во сне.

Одурманенные таким триумфом капитализма политики-центристы, оказались не готовы к кризису, разразившемуся на Уолл-стрит в 2008-м году – впрочем, как и рядовые граждане, обманутые масштабной рекламной кампанией (предлагающей дешевые кредиты) и ручными медиа, не позволявшими себе критиковать подобную политику. Лидеры того времени отнюдь не были харизматичны, но они прекрасно знали, как обращаться с этой системой – «оставьте все на усмотрение политикам». Сейчас мы и расплачиваемся за ту апатию – за то, что целиком полагались на существующие институты. Надо отдать должное ирландцам и французам, которые предчувствовали катастрофу и озвучили свои опасения в аргументах против неолиберальной конституции ЕС – но их мнение тогда проигнорировали.

В то же время для многих экономистов уже тогда было очевидно, что Уолл-стрит сознательно планирует надуть пузырь рынка жилья. Миллионы долларов тратились на рекламную кампанию, побуждавшую людей решиться на вторичную закладную жилья и увеличивать свой долг ради того чтобы слепо потреблять все больше и больше. Пузырь должен был лопнуть – и когда это произошло, сама система пошатнулась, но государство спасло банки от тотального коллапса. Социализм для богатых. Когда же кризис распространился по Европе и ЕС стал предпринимать меры по спасению экономики – сами правила единого рынка и конкуренции были вдруг смыты в унитаз. Ради удобства были отброшены все рыночные правила. Правых экстремистов – немного. Левых – почти нет. В политической и социальной жизни доминирует лишь экстремистский центр.

Когда коллапс охватил экономики Исландии, Ирландии, Греции, а Португалия, Испания и Италия стояли на грани пропасти, ЕС (по сути, БС – «банковский союз») вводит режимы экономии – для того чтобы спасти банковские системы Германии, Франции и Великобритании. Существование трений между рынком и демократией уже нельзя было ничем замаскировать. Греческую элиту вынудили согласиться на полное подчинение институтам ЕС, а навязанные ими меры экономии, которые буквально по живому режут население Греции, поставили страну на грань революции. Греция сейчас – слабое звено европейского капитализма, а греческая демократия утонула в волнах капиталистического кризиса. Всеобщие забастовки и массовые протесты весьма осложнили задачу экстремистам центра. Кадры из Греции, на которых полиция силой пытается помешать десяткам тысяч граждан войти в здание парламента, говорят о том, что правители этой страны не смогут долго продержаться.

Недавно я был в Салониках, куда меня пригласили для участия в литературном фестивале, но аудитория там интересовалась не столько литературными, сколько политико-экономическими вопросами. Какова альтернатива существующему положению вещей? Что делать? Дефолт и немедленно – ответил я. Бегите из еврозоны, возвращайте назад свою драхму, вводите социальное и экономическое планирование на местном, региональном, национальном уровне, вовлекайте больше людей в дискуссии о мерах стабилизации экономики страны не за счет бедных. Богатых следует вынудить расстаться с деньгами (специальным налогообложением), которые они последние десятилетия накапливали с помощью различных махинаций. Лишь ослепленные политики, стоящие у руля системы, не приемлют эти идеи. Многие из них состоят на зарплате у той кучки людей, что владеет и контролирует экономические ресурсы страны.

Погрязшие в долгах США (где Обама, несмотря ни на что, продолжил политику своего предшественника) стали свидетелями зарождения нового протестного движения, распространившегося на все крупные города. Энергичность юных «оккупантов» не может не восхищать. Весна так долго избегала появляться в самом политическом сердце Америки. Морозные зимы времен Рейгана и Буша не растопили ни Клинтон, ни Обама – пустышки, управляющие пустопорожней системой, где деньги превыше всего, а глубоко больное государство используют лишь для сохранения финансового статус-кво и финансирования войн XXI-го века.

Но замешательство проходит и туман рассеивается. Люди ищут альтернативу – но альтернативу без политических партий, так как практически все они не выдержали испытаний, оказались недейственными. Оккупации проходят в Нью-Йорке, Лондоне, Глазго, да и повсюду. Они существенно отличаются от протестов прошлого. Сейчас они происходят на фоне роста безработицы, когда само будущее кажется весьма мрачным. Большинство нынешних молодых людей (как бы власти с пеной у рта ни заявляли об обратном) не получат высшего образования, если не смогут как-то наколдовать себе огромной суммы денег. Вскоре им к тому же придется лично столкнуться с тем, что представляет собой «двойная система здравоохранения». Сегодня сама капиталистическая демократия изначально предполагает существование фундаментального соглашения между основными парламентскими политическими партиями. Поэтому их внешние политические разногласия (в рамках центризма) не имеют абсолютно никакого значения. Иными словами, граждане более не могут решать, кто и как контролирует богатства страны, в основном созданные руками этих самых граждан.

Если уж столь важные вопросы, как: распределение ресурсов, социальных пособий и богатств более не является предметом реального обсуждения на представительских собраниях, то почему тогда такое удивление вызывает тот факт, что молодежь чувствует отчуждение от политики мейнстрима, чувствует разочарование в Обаме и его подражателях в других странах? Именно это отчуждение и разочарование выводит людей на улицы городов. Политики отказываются признать, что кризис 2008-го года произошел именно благодаря той неолиберальной политике, которой они следовали с 1980-х. Они полагали, что могут и далее продолжать в том же духе, словно бы ничего не произошло – но низовые движения бросили вызов их самоуверенности. Оккупации и уличные протесты против капитализма можно в некотором роде считать аналогом крестьянской Жакерии. Неприемлемые условия жизни приводят к восстаниям, которые обычно затем либо подавляют, либо они сами идут на спад. Но здесь важно то, что они обычно являются предвестниками будущих восстаний, неизменно происходящих, если условия остаются прежними. Никакое движение не может выстоять, если не создаст постоянно действующую демократическую структуру, сохраняющую политическую преемственность. Чем большей народной поддержкой пользуется какое-либо движение, тем острее возникает необходимость в некой форме организации.

Это подтверждает и опыт латиноамериканских восстаний против неолиберализма и глобальных институций. Массовая и успешная борьба против МВФ в Венесуэле, против приватизации водных ресурсов в Боливии, против приватизации компаний-поставщиков электричества в Перу, создала базу для последующей победы на выборах новых политических сил (в Венесуэле, Боливии, а затем и в Эквадоре и Парагвае). Новые правительства сразу же начали исполнять обещания и проводить социальные и экономические реформы, хотя и не всегда удачно. Совет профессора Дикинсона в New Statesman, отвергнутый британскими лейбористами еще в 1958-м году, был принят боливирианскими лидерами в Венесуэле почти сорок лет спустя: «Если государство всеобщего благосостояния необходимо сохранить, то государство должно самостоятельно найти источники его финансирования и заявить о своих приоритетных правах на эти источники перед… получателями прибыли. Я вижу единственный такой источник – собственность на средства производства. Государство должно тем или иным образом «владеть» большей частью земли и капиталов страны. Возможно, эта политика будет не популярной, но иначе невозможно будет улучшать социальные службы в интересах того же народа. Вы не можете долго социализировать средства потребления, если сначала не социализируете средства производства».

Правителям нашего мира кажется, что это утопия – и они ошибаются. Необходимо просто проводить настоящие структурные реформы, а не те, которые пытается проводить изолированное от народа руководство ПАСОК в Афинах. Если и далее следовать по такому же пути, то впереди ожидают еще большие лишения, большая безработица и, в конце концов, социальная катастрофа. Необходим полный разворот курса – но прежде необходимо, чтобы общество осознало, что система Уолл-стрит не работает, не может работать и, следовательно, должна быть отвергнута. Британские сторонники системы Уолл-стрит, как и все новообращенные, даже с большей жестокостью и хладнокровием следовали идеологии рынка (при поддержке государственной неолиберальной машины), принимая лишь рынок в качестве истины в последней инстанции. Если они решатся следовать и далее по этому пути, им необходимы будут новые механизмы господства, и от демократии останется лишь выеденная скорлупа. Оккупирующие Уолл-стрит чувствуют это инстинктивно, поэтому и выходят на улицы. Не чувствуют этого лишь центристы-экстремисты.

Меня восхищают молодые люди, оккупирующие улицы и площади городов по всему земному шару. Они бросают вызов правителям, делая это с юмором, куражом, с щегольством. Но всех этих кислорожих банкиров и политиков – хозяев этого мира, не так-то легко будет убрать. Чтобы победить, нужны десятилетия организованной борьбы. Почему бы нам не объединиться все вместе, пусть и без какого-либо списка требований, и не выйти к парламенту, представляющему интересы лишь богатых? Выйти осенью огромным миллионным протестным маршем. Пусть закон (принятый после Реставрации 1666-го) и запрещает шумные демонстрации перед парламентом – но мы ведь можем (как и каждый адвокат) интерпретировать слово «шумные» как нам будет угодно. 

Counterpunch

Перевод Дмитрия Колесника