Операция «Рептилия»

Возьмите автомат любого типа
после восьми или больше лет веры в торжество закона
и во время торжественной церемонии по случаю дня Независимости
откройте огонь по четырнадцати игрокам
превратившим страну в жалкую шахматную доску для игры без правил
затем убейте американского посла
оставив ему напоследок жасминный цветок в одном из отверстий лба
потом дайте очередь по ногам сеньора архиепископа
чтобы до того как вы его добьете услышать от него слова богохульства
после этого развейте по воздуху поры кожи двенадцати жирных полковников
успейте крикнуть да здравствует народ пока гвардейцы будут целиться
вспомните глаза детей
имя вашей единственной
вдохните поглубже и главное постарайтесь
не выронить из рук оружия
когда земля стремительно бросится вам навстречу

Роке Дальтон. «Искусство умереть»

Парагвайская столица Асунсьон, 17 сентября 1980 года, 11.20 утра. Перекресток улицы Америка с авеню Генералиссимуса Франсиско Франко. Сюда медленно выезжает и останавливается на красный сигнал светофора белый лимузин марки Мерседес-Бенц в сопровождении красного пикапа с вооруженной охраной. За рулем лимузина – Хулио Сесар Гальярдо, главный шофер и телохранитель бывшего никарагуанского диктатора Анастасио Сомосы. На заднем сидении – сам Сомоса и его экономический советник, гражданин США Джозеф Байнитин.

Когда загорается красный свет и первые три машины перед лимузином успевают проехать, стоявший на тротуаре напротив пикап вдруг трогается с места навстречу Мерседесу, и из его кузова поднимается фигура человека в маске с гранатометом. Лимузин резко тормозит, человек из кузова прицеливается и несколько раз нажимает на курок, но оружие заклинивает. Еще через три или четыре секунды водитель пикапа нападающих выскакивает из машины, выбегает наперерез лимузину и с плеча открывает по нему автоматный огонь. Одной рукой он беспрерывно стреляет, а другой тщетно пытается натянуть на лицо постоянно спадающую маску. Лимузин с убитым водителем, потеряв управление, останавливается на обочине. Автоматчик продолжает стрелять, целясь в глубину салона. Мерседес оказывается не бронированным и очереди легко пробивают лобовое стекло. Охрана диктатора, оправившись от неожиданности и укрывшись за углом ближайшего дома, открывает ответный огонь по нападающим. Автоматчик уже залег на асфальте и на несколько метров отползает от Мерседеса. В этот момент руководитель операции дает сигнал гранатометчику и со второй попытки гранатомет срабатывает. Взрыв невероятной силы, слышимый в двадцати кварталах от места событий, в дребезги разносит крышу и переднюю дверь лимузина. После этого охранники диктатора прекращают стрельбу и наступает тишина.

«Это не было актом мести, – рассказывал через много лет после событий командир операции Энрике Горриаран Мерло, действовавший в Парагвае под псевдонимом «Рамон», – Имелась была конкретная информация о том, что Сомоса стал посредником между начальником полиции Гондураса полковником Альваресом и аргентинскими военными, обучавшими контрас (наемников, действовавших с гондурасской территории против сандинстской Никарагуа – прим. авт.). В те годы в Аргентине правила военная диктатура, 30 тысяч аргентинцев «пропавших без вести», 500 их детей, похищенных военными… Аргентинская военная хунта, как и Сомоса считали, что США предали их в борьбе с коммунизмом. Сомоса лично финансировал эту борьбу и военную подготовку контрас, мечтая опять вернуться править Никарагуа. Если бы он отказался от власти и уехал спокойно доживать куда-нибудь в Испанию, мы бы не стали этого делать. Но это была не месть и не акт индивидуального террора, а военная операция в рамках необъявленной войны, которую он вел против собственной страны».

Анастасио Сомоса Дебайле, известный по уменьшительному прозвищу Тачито, родился в Никарагуа в 1925 году и был третьим сыном Анастасио Сомосы Гарсиа, который был диктатором страны с 1934 года. Его семья являлась одной из самых богатых в одной из беднейших стран Америки Никарагуа. Более того, сам Сомоса Гарсиа в 40-е годы входил в шестерку богатейших людей мира. Большую часть детства и юности Тачито провел на учебе в США. Позднее он любил хвалиться, что лучше говорит по-английски, чем по-испански, и в семейном кругу клана Сомосы все разговаривали между собой исключительно по-английски. Уже в конце 70-х, когда он правил Никарагуа и воевал с сандинистами, в ходе многочисленных международных пресс-конференций было вполне очевидно, что по-английски он изъясняется куда свободнее, чем по-испански. Многим запомнился его рост – 1.90 см., вовсе нетипичный для среднего никарагуанца.

В 1957 году диктатор-отец, о котором Рузвельт якобы сказал когда-то, что «это, конечно, сукин сын, но это наш сукин сын», назначил 23-летнего Тачито командующим главной репрессивной силой режима – Национальной гвардией. В 1967 году, после совершенно карикатурных «президентских выборов», он унаследовал власть от старшего брата, в свое время унаследовавшего ее от отца. Начало правления Сомосы-младшего ознаменовалось быстрым вступлением в никарагуанский рынок крупнейших североамериканских корпораций: Citigroup, Bank of America, Chase Manhattan Bank, Morgan Guaranty Trust, Wells Argo Bank, Banco de Londres y Montreal Limitado, Sears, Westinghouse и Coca Cola. В Никарагуа открылись крупнейшие в Центральной Америке торговые центры и дискотеки. Началось развитие туризма и первая леди страны, гражданка США госпожа Хоуп Портокаррера, открывала новые культурные и медицинские центры. В 1972 году Сомоса убедил США отменить торговое эмбарго, наложенное на Гаити, которой правил его коллега тиран Жана-Клод Дювалье. В благодарность Дювалье подарил никарагуанскому диктатору новый бронированный Мерседес и назвал именем Сомосы главную трассу из гаитянского международного аэропорта в столицу.

В 1972 году Сомоса на время передал формальную власть в стране так называемой «Национальной правительственной хунте», состоявшей из послушных политиков двух основных противоборствующих партий, и сохранил за собой контроль над Национальной гравдией, уже давно являвшейся ненавистной большинству никарагуанцев бандитской организацией на страже интересов клана Сомосы.

В декабре 1974 года сильное землятресение фактически сравняло с землей столицу Никарагуа, город Манагуа. Больше 10 тысяч человек погибло. Сомоса ввел в стране военное положение и вновь стал фактическим правителем. Позже выяснилось, что его семья присвоила большую часть гуманитарной помощи, направленной Никарагуа другими странами. Его близкий друг, североамериканский миллиардер Хауард Хьюджес, оказался одними из крупнейших аферистов в истории США. Сначала он прятался от правосудия своей страны в Никарагуа, а после того, как это стало известно, скрылся в неизвестном направлении. Несмотря на все это, в 1974 году Сомоса был «переизбран» президентом. Немедленно после выборов он ввел в стране цензуру и осадное положение, которые фактически не прекращались до падения его режима в 1979 году. С конца 60-х в никарагуанских горах уже действовали первые партизанские группы Сандинистского Фронта Национального Освобождения, боровшиеся против сомосистского режима и его гвардейцев. Политические убийства и пытки за подозрение в сочуствии левым партизанам стали в Никарагуа повседневной практикой.

Семья Сомосы владела в Никарагуа красивейшими дворцами, лучшими поместьями и десятками ведущих фирм, за пределами страны в собственности Сомосы находились роскошная вилла и два кондоминиума в Майями, дом в Вашингтоне, ранчо в Техасе и Калифорнии, виллы на Багамах и земли на севере Коста-Рики. Его компания была крупнейшим экспортером никарагуанского скота, ему принадлежал крупнейший отель в Коста-Рике и сеть отелей на испанской Коста-Браве. Рыболовецкая флотилия страны тоже была его собственностью. В Гватемале Сомоса владел множеством поместий и самым дорогим зданием центра, известным, как Треугольник, несколькими фирмами, главным предприятием городского и междугороднего транспорта и главной пивной компанией. У него были инвестиции в Панаме, Колумбии и Венесуэле, акции в ведущих американских банках и авиакампаниях, недвижимость в Англии, Испании и Канаде. В Никарагуа и Центральной Америке он владел бизнесом главных казино и ночных клубов, а только в столице Манагуа на его имя было зарегистрировано более 130 объектов недвижимости.

Вторым источником дохода клана Сомосы была горнодобывающая промышленность Никарагуа. У фирм, добывавших там золото, было два дополнительных налога, средства от которых попадали непосредственно в карман дитатора и составлявших около 2,25% от стоимости всей продукции.  Поэтому, когда журналисты говорили, что Сомоса превратил Никарагуа в собственное поместье, это была вовсе не метафора.

Еще в середине 70-х годов у Тачито завелась любовница – юная мисс Никарагуа Динора Сампсон. Когда первая леди Хоуп узнала об этом, она переехала жить в США и появлялась в Никарагуа исключительно в представительских целях, для официальных мероприятий и инаугураций.

Приход в власти в США в начале 1977 года администрации президента Джеймса Картера оказался началом конца правления Сомосы. Картер, в отличие от подавляющего большинства своих предшественников, реально озабоченный ситуацией с нарушением прав человека, прекратил военную помощь США никараганской диктатуре и несмотря на многочисленные и настойчивые просьбы Сомосы, отказался с ним встречаться.

В начале сентября 1978 года доведенный до отчаяния нищетой и террором национальной гвардии никарагуанский народ восстал против режима. Когда партизаны при активной поддержке населения занимали все новые города и районы Никарагуа, Тачито приказывал бомбить жилые кварталы. В ходе народного восстания от рук гвардейцев Сомосы погибло больше 50 тысяч никараганцев, в подавляющем большинстве являвшихся мирными жителями. Многие страны разорвали с никарагуанским режимом дипломатические отношения. Единственными странами, до конца поддерживавшими Сомосу оказались расистская ЮАР, и находившиеся по властью диктаторов Португалия, Аргентина и Парагвай. Даже Пиночет в Чили отказал столь одиозному режиму в поддержке. В то же время правительства Кубы, Венесуэлы, Коста-Рики, Панамы и Мексики предоставили сандинистам оружие, переправлявшееся в страну через освобожденные территории возле коста-риканской границы и эта помощь, несомненно, ускорила развязку.

В отличие от множества других случаев латиноамериканской истории, на этот раз США не спасли в последний момент ненавистный народу режим, и 17 июля 1979 года, за два дня до вступления в Манагуа двигавшихся на столицу со всех сторон колонн сандинистов, Сомоса отказался от власти и бежал из страны.

Правда, первое заявление об отставке Сомоса написал от руки еще 29 июня, и 18 дней носил его в кармане в ожидании гарантий политического убежища со стороны посла США в Никарагуа Лоуренса Пессульо. Таких гараний так и не последовало. Более того, второе и окончательное заявление об отставке было напечатано на машинке только после того, как госсекретарь США и председатель Организации Американских Государств в ультимативной форме потребовали от Сомосы оставить власть и немедленно покинуть страну. Короткий текст заявления об отставке гласил, о том что «я отказываюсь от должности президента на которую был избран волеизъявлением народа», что «я боролся против коммунизма» и что «когда правда станет известна, история признает мою правоту».

Сначала самолет с диктатором и его ближайшим окружением перелетел в Майями, где после 6 часов бесполезного ожидания ответа на просьбу о политическом убежище, вся компания пересела на яхту и направилась сначала на Багамы, а затем в обстановке полной секретности в Гватемалу, откуда были проведены переговоры с парагвайским диктатором Альфредо Стресснером, согласившимся принять Сомосу.

Ровно через месяц после бегства из Никарагуа, из Гватемалы в парагвайскую столицу Асунсьон вылетел чартер Паравайских Авиалиний. Транспортные услуги стоили 100 тысяч долларов и у контракте о них указывалось, что перелет должен быть беспосадочным.

В Асунсьоне Сомоса прибрел виллу, являвшуюся раньше посольством ЮАР, где поселился с любовницей, двумя племянниками и многочисленной прислугой. После этого он купил несколько поместий в Парагвае, общей площадью более 25 тысяч гектаров, виллу в Бразилии за 20 миллионов долларов, несколько угольных шахт в Колумбии и модный парагвайский журнал.

Есть несколько версий том, как возникла идея о казни Сомосы. Скорее всего, впервые этот разговор состоялся в Манагуа, в аргентинском ресторане Лос-Гаучос, где через несколько месяцев после победы революции, в последние дни 1979 года, как раз между католическим Рождеством и Новым годом собрались аргентинские бойцы-интернационалисты Уго Урурсун («капитан Сантьяго»), Энрике Горриаран («команданте Рамон») и еще несколько их соотечественников и соотечественниц. Все они участвовали добровольцами в войне за освобождение Никарагуа в составе Интернациональной колонны «Бенхамин Селедон» Южного фронта Сандинистского фронта Национального Освобождения. В этот первый год революции президентом США был еще Джимми Картер, и Штаты еще не начали необъявленную войну против Никарагуа (когда президентом станет Рональд Рейган, военная подготовка и финансирование «демократической оппозиции», вместе с минированием никарагуанских портов и спецоперациями ЦРУ по дестабилизации сандинистского правительства  станет официальной частью внешней политики США). Только что свергнутый и проклятый абсолютным большинством никарагуанцев Сомоса планировал возвращение к власти и начал финансирование вооруженных банд, именовавших себя «контрас», которые действовали с территории Гондураса.

Первыми инструкторами никарагуанских «контрас» были тоже оплачивавшиеся Сомосой аргентинские офицеры и происходило это в годы правления в Аргентине военной диктатуры. Можно еще вспомнить об одном из примеров двойного стандарта внешней политики СССР в отношениях с аргентинской военной хунтой. Когда целые семьи левых оппозиционеров «пропадали без вести» замешанные в бетономешалках или сбрасываемые в Атлантику с транспортных самолетов аргентинских ВВС, Советский Союз закупал в Аргентине пшеницу и мясо и политкорректно не вмешивался в ее «внутренние дела» – в отличие от официальной кампании солидарности с жертвами соседней чилийской диктатуры. Из всего «социалистического лагеря» только Куба в те годы говорила вслух о преступлениях аргентинских военных.

Существуют свидетельства о том, что первый транш «на борьбу с коммунизмом в Никарагуа» составил два миллиона долларов. Поэтому операция по ликвидации Сомосы, осевшего в соседнем с Аргентиной Парагвае, для аргентинских интернационалистов из геваристской «Революционной Армии Народа», была делом чести. Они обратились к никарагуанскому руководству, и после обсуждения при поддержке экспертов из только что созданной сандинистской службы безопасности был разработан план по уничтожению диктатора, который вошел в историю как Операция «Рептилия».

Руководителями операции стали Сантьяго (настоящее имя Уго Урурсун) и Рамон (Энрике Горриаран), они же назвали три основных и почти невыполнимых ее условия: «проникнуть в Парагвай не вызывая подозрений», «выполнить миссию, избежав задержания» и «покинуть страну не оставив следов». Рамон определил число участников и лично отобрал семь человек. Кроме него и Сантьяго это были: Хулия, Сусана, Армандо, Ана и Освальдо. Хулия была беременна от Рамона. Рассказывают, что в группе был один никарагуанец и именно ему было дано право выстрелить по Сомосе из гранатомета. Но изо всех известных достоверных интервью участников акции следует, что из гранатомета стрелял Сантьяго. Все они были аргентинцами, а рассказы о никарагуанце скорее всего не более, чем красивая легенда.

В начале 1980-го года бойцы направились из Никарагуа в Колумбию, где в течение двух или трех месяцев они проходили в одном из партизанских лагерей курс конспиративной и военной подготовки. После этого, приблизительно за полгода до операции, они под чужими документами перебрались в Парагвай.

Из отрывочных публикаций прессы им было известно, на какой из улиц проживает Сомоса, на каких машинах ездит и какая охрана его обычно сопровождает. Но когда они прибыли в Парагвай выяснилось, что экс-диктатор неожиданно сменил место жительства. Новый поиск занял три дня. Основным методом этого поиска были поездки на такси красивой белокурой аргентинки, которая «искала модную парикмахерскую в половине квартала от дома, где проживает некий Анастасио Сомоса, откуда-то из Центральной Америки». Помогла полиция. Один из заблудившихся в поисках таксистов догадался подъехать к полицейской заставе и спросить об этом, и ему с удовольствием начертили схему. Это произошло в начале июля 1980 года.

В целях конспирации Сомоса именовался подпольщиками «Эдуардо». Довольно быстро удалось выяснить номера четырех машин в его пользовании и стало ясно что главной трудностью проекта будет крайняя нерегулярность планов и маршрутов диктатора.

Окрестности виллы, где он проживал, считались самым безопасным районом Асунсьона. Средняя стоимость аренды дома составляла здесь в начале 80-х 1500 долларов в месяц и весь район был буквально нашпигован полицией и агентами службы безопасности.  Единственными возможностями для наблюдения за передвижением экс-диктатора могли быть соседний супермаркет, два сервис-центра и 45-минутные пешие прогулки вдоль десяти кварталов. Поэтому было принято решение о покупке газетного киоска в 250 метрах от дома Сомосы. Так Освальдо стал «торговцем прессой» и продавал полиции и охранникам Сомосы порнографические журналы, устанавливая с ними «доверительные отношения». Именно отсюда, из киоска, он даст 17 сентября по рации сигнал о выезде объекта из дома и начале операции.

Пока первая группа организовывала наблюдение за Сомосой, другая занялась приобретением на черном рынке оружия, его перевозкой и складированием в двух явочных домах на границе с Аргентиной.

Рассматривались разные планы операции: организовать покушение на Сомосу в одном из дорогих ресторанов Асунсьона, куда он время от времени ездил с охраной; арендовать грузовик для перевозки овощей и спрятаться там с оружием, дожидаясь приближения машин с Сомосой, и другие варианты. Но из-за полной непредсказуемости его планов от всех этих идей со временем пришлось отказаться. Тем не менее, чаще всего Сомоса выезжал по улице Америки и после светофора сворачивал оттуда по авеню Франсиско Франко, позже переименованную в авениду Испании. Поэтому именно на этом перекрестке был снят на три месяца двухэтажный особняк, c просторного балкона которого открывался вид на перекресток, а вход на первый этаж скрывали густые кусты. Оплатившие его аренду иностранцы представились продюсерами испанского певца Хулио Иглесиаса, «готовящего гастроли-сюрприз в Парагвай, так как он включил в свой последний диск три парагвайские народные песни». Квартиросъемщики просили хозяев квартиры не разглашать эту новость, поскольку «Иглесиас планирует прибыть в страну заранее и немного отдохнуть от поклонников и прессы».

Всего в 400 метрах от этого места находился Генеральный штаб парагвайской армии, а в 300 метрах – посольство США, и действовать следовало предельно осторожно. После 20 августа Сомоса вдруг исчез. По крайней мере Освальдо, практически не покидавший своего газетного киоска, не видел ни охранников диктатора, ни его лимузинов. Появился он так же внезапно как и исчез – через три недели, 10 сентября.

К этому моменту были отработаны последние детали операции. Был куплен пикап «Шевроле», который обычно не заводился сразу, но зато обладал широким полем для ведения огня из кузова. Утром 15 сентября все оружие уже находилось в «доме Хулио Иглесиаса»: автоматическая винтовка ФАЛ для Армандо, М-16 с 30 пулями в магазине и 9-миллиметровый пистолет «Браунинг» и советский гранатомет ПРГ-2 для Рамона. Согласно новому и окончательному плану, когда Освальдо увидит из киоска кортеж Сомосы, он по рации даст сигнал, которым будет цвет лимузина диктатора. После этого партизаны, скрывающиеся в «доме Иглесиаса» должны в течение 13 секунд покинуть укрытие и занять боевые позиции. Существует распространенная версия о том, что в лимузин Сомосы выстрелили из гранатомета с балкона второго этажа «дома Иглесиаса» – то же самое же мне говорили соседи этого дома в Асунсьоне. Это тоже миф. Покушавшиеся действовали наверняка и стреляли не балкона, а из кузова пикапа.

«Время 0» наступило в 10:35 утра 17 сентября, когда Освальдо, зарывшись в непристойные журналы – самый ходовой товар своего киоска – передал по рации: – Бланко! Бланко! – вышла игра слов, по которой в испанском языке понятия «белый» и «цель» выражаются одним и тем же словом. Следуя плану, Рамон со своим М-16 залег в саду «дома Иглесиаса», Армандо поставил свой пикап на краю тротуара, чтобы в любой момент перерезать путь сомосовскому кортежу, а в кузове пикапа, прикрытый сверху брезентом, лежал гранатометчик Сантьяго, в ожидании сигнала своих товарищей. В этот момент пути назад уже не было. Лимузин диктатора находился в сотне метров от них, за шестью машинами, ждущими зеленого света светофора. Свет поменялся, машины тронулись, Армандо рассчитал несколько секунд, чтобы пропустить первые три автомобиля, и надавил на газ…

События, которые последовали за покушением, представлены в достаточно обильной фото и видеохронике того времени. Охранники, удерживающие безутешную любовницу диктатора Динору Сампсон, которая услышала взрыв из дома и пыталась пробиться к оцепленному полицией обугленному лимузину. Торжественные похороны Сомосы в Майями, в окружении всех поколений профессиональных кубинских и никарагуанских антикоммунистов. Разрешение на эти похороны в США были личным достижением законной жены диктатора Хоуп Портокарреро, гражданки этой страны, в последний раз выполнившей представительскую миссию – на этот раз, миссию безутешной вдовы.

Но эта хроника не отразила дальнейшую судьбу, которые в тот же день, импровизируя и путая следы, бежали из Парагвая. Выжили все, кроме Уго Урурсуна – «капитана Сантьяго».

Уже через пятнадцать минут после покушения тело Сомосы было опознано властями. Еще через несколько часов по личному распоряжению Альфредо Стресснера были закрыты все аэропорты и границы Парагвая, а за любую информацию об «иностранных экстремистах» была обещана невиданная в этой стране премия в 50 тысяч долларов. Стресснер начал самую масштабную в истории Парагвая охоту на беглецов. Но никого из них, кроме Сантьяго, там уже не было. Спецслужбы диктатуры действовали достаточно эффективно и через 8 часов после покушения личность «капитана Сантьяго» была установлена. Ситуация осложнялась и тем, что рослый рыжебородый аргентинец легко выделялся на фоне большинства парагвайцев – низкорослых и с индейскими чертами. Сегодня уже никто не ответит на вопрос, почему в нарушение всех конспиративных норм и договоренностей о личной безопасности, Уго Урурсун вечером второго дня после убийства Сомосы, в разгар поисков подпольщиков, попытался вернуться на одну из явок в окрестностях Асунсьона, где оставалось спрятанное оружие и 4000 долларов. Скорее всего, он считал своим долгом вывезти из страны оружие и деньги, что являлось его личной ответственностью.

Известно только, что он попал в ожидавшую его там засаду, соседи слышали перестрелку и через несколько часов вышло официальное заявление парагвайских властей о том, что он был убит при попытке задержания. Вся правда об этом стала известна лишь несколько лет назад, когда в Асунсьоне были обнаружены некогда тайные «архивы террора». В этой стране с середины 70-х и до середины 80-х действовал главный координационный центр «Плана Кондор» – совместной спецоперации южноамериканских диктатур по физической ликвидации левых оппозиционеров, диссидентов и сочувствующих им людей. Парагвай – единственная страна в Латинской Америке, где уходящая диктатура не успела уничтожить свои архивы. В одной из папок журналистам удалось найти протоколы допросов Сантьяго и фотографии его тела со следами пыток. Не добившись от него нужной информации, его утопили в ванной с нечистотами.

Существует еще одна версия – о том, что спецслужбы Стресснера знали о готовящемся покушении на Сомосу, но не вмешались потому что, во-первых, присутствие бывшего диктатора Никарагуа привлекало к Парагваю и его режиму слишком много внимания международной прессы и правозащитников, во-вторых – вооруженная акция «международного коммунизма» в стране служила прекрасным поводом для дальнейшего «закручивания гаек», и в третьих – и эта «романтическая» история наиболее известна – Сомоса, известный своими скандальными и эксцентричными выходками в кругах провинциального парагвайского бомонда, попытался отбить у самого Стресснера какую-то любовницу, а настоящие мачо такого, как известно, не прощают.

Новость о смерти Сомосы встретили в Никарагуа с ликованием – и, наверное, излишне говорить, что дело здесь вовсе не в кровожадности никарагуанцев. Для президента США Картера операция «Рептилия», наоборот, принесла серьезные проблемы. Буквально за несколько недель до этого Картер с трудом убедил, а точнее, переубедил Национальный конгресс США в том, что сандинисты «не поддерживают международный терроризм» и полуразрушенной войной стране необходимо возобновить экономическую помощь. Казнь Сомосы в Парагвае поставила Картера в очень неудобное положение перед его оппонентами из Сената – и несмотря на то, что у властей США в тот момент не было никаких доказательств прямой причастности к этому сандинистского правительства, его полное неучастие в этой акции выглядело маловероятным, что сделало невозможным предоставление Никарагуа экономической помощи США при Картере. А при пришедшем на его место Рональде Рейгане, США начали против Никарагуа настоящую войну.

Знаменитый аргентинский писатель Хулио Кортасар мечтал написать книгу об этой истории, но его неожиданная смерть сорвала эти планы. Остались лишь воспоминания о встече Энрике Горриарана («Рамона») и Кортасара, когда они несколько часов беседовали как старые друзья. Оба поразили друг друга одним и тем же – простотой и застенчивостью собеседника, чертами столь редкими среди персонажей подобного масштаба.

Что было дальше?

Двое из участников: «Армандо» (Роберто Санчес) и «Сусана» (ее настоящего имени точно установить не удалось, предположительно – Клаудиа Лареу) – погибли в январе 1989 году, при героическом и абсурдном штурме армейской казармы Ла-Таблада в окрестностях Буэнос-Айреса. Энрике Горриаран тоже участвовал в этом штурме, но cмог уйти от преследователей, в 1995 году он был арестован в Мексике и экстрадирован в Аргентину, где попал в тюрьму. В 2003 году он Горриаран амнистирован и умер в 65-летнем возрасте от сердечной недостаточности в сентябре 2006 года в Буэнос-Айресе.

«Ана», «Хулия» и «Освальдо» продолжают жить под вымышленными именами – и, кажется, до сих пор бегут от стресснеровской полиции и призраков прошлого.

Штурм казармы Ла-Таблада – несмотря на то, что это было совсем недавно и произошло буквально на глазах у местной и мировой прессы, по сей день остается одной из самых запутанных страниц аргентинской истории. Это случилось вскоре после возвращения страны к демократии, когда на ключевых постах аргентинских вооруженных сил оставались лица ответственные за бесследное «исчезновение» тридцати тысяч соотечественников. Незадолго до штурма, Энрике Горриаран, вернувшийся в Аргентину и возглавивший подпольную организацию «Все за родину», получил откуда-то очень подробную и достоверную информацию о том, что в гарнизоне, на территории которого находятся казармы мотопехоты Ла-Таблада, готовится новый военный переворот чтобы покончить с хрупкой демократией президента Рауля Альфонсина. Очень вероятно, то переданная Горриарану информация была провокацией и планом военной разведки по «очищению» страны от леворадикальных элементов. 23 февраля 1989 года группа из 42 партизан атаковала казармы, в которых находилось 3600 пехотинцев. Бой продолжался больше 30 часов, армия применила против нападавших бронетехнику и вертолеты с использованием запрещенных международными конвенциями бомб с белым фосфором. Результат – 28 погибших партизан. Несколько из них, в том числе, Роберто Санчес были захвачены живыми и казнены  без суда и следствия. Со стороны противника – 9 погибших военных и 2 полицейских. Согласно свидетельствам очевидцев, некоторые их них погибли от вертолетных бомбежек своих сослуживцев. Тела большинства погибших и убитых партизан по «традиции» аргентинских военных «исчезли». Останки Роберто Санчеса, «Армандо», были случайно обнаружены и опознаны только в 2009 году.

Аурора Санчес, живущая в Испании сестра Роберто, кроме брата потерявшая в штурме Ла-Таблады, еще и двадцатилетнего сына, Ивана Руиса, вспомнает: – Ему не нравилось рассказывать об этой истории с Сомосой… он говорил, – просто мы должны были это сделать, и всё… Его совершенно не интересовала ни слава, ни деньги, доказательство этого – сама его гибель, он погиб как жил, без ничего, у него не осталось даже собственной квартиры… Когда мы виделись с ним в последний раз, я спросила его, когда будет следующий, на что он ответил: – Ты же знаешь, какое у меня ремесло. Может – на следующей неделе, а может и никогда. Я только об одном тебя хочу попросить… не делай глупости, если что, не надо возить мои кости на самолете, помни что мне нравится летать самолетами только живым… – Брат смеялся надо всем на свете… поэтому я написала в моей книге, что сегодня он наверняка наслаждается в руках судмедэкспертши, ласкающей его бедренную и берцовую кости. Как бы он над этим смеялся! Он был таким жизнелюбом… и еще – он обожал Никарагуа…»

Продолжая тему того, что было дальше, остается добавить немногое:

На месте казармы Ла-Таблада в Буэнос-Айресе сегодня построен супермаркет.

Вожди сандинистской революции Даниэль Ортега и Томас Борхе предали ее. И в сегодняшнем никарагуанском правительстве от сандинизма осталась только вчерашняя риторика, имена некогда легендарных лидеров и горькие воспоминания народа, когда-то кровью и в избытке заплатившего за эту преданную революцию.

Перемены к лучшему, которые, наконец, пришли сегодня в Венесуэлу, Эквадор, Боливию и некоторые другие страны континента, стали результатом не партизанских «очагов» и вооруженных восстаний, а мощных социальных движений, слева и снизу потребовавших прекращения неолиберальной экономической модели и поиска альтернатив капитализму. Вопреки вчерашним революционным библиям и догмам, основными характеристиками этой новой гражданской революции в Латинской Америке являются ненасилие – как метод и практика самого широкого идейного, культурного и религиозного многообразия, позволившие большинству дискриминируемых и эксплуатируемых меньшинств наконец почувствовать себя большинством. На смену вчерашней представительской демократии было предложено нечто более демократическое – демократия участия широких кругов населения в реальных политических процессах. И именно эта организационная сила латиноамериканских гражданских движений оказалась в наши дни куда эффективнее силы оружия, на которую делали главную ставку многие революционеры прошлого ХХ века. 

Когда я стоял на этом асунсьонском перекрестке, пытаясь представить себе события почти 33-летней давности, меня не покидало чувство того, что за мной наблюдает множество взглядов участников этой истории – никем никому не рассказанной и сегодня полузабытой. Возможно, это просто игра воображения. А может быть, это кровь известных и неизвестных героев нашей единой общечеловеческой истории, которая стремится стать памятью и скрепить воедино обломки миров и надежд, разбитых вдребезги крушением реальных и мнимых утопий наших поколений. Поэтому мне показалось, что я должен попробовать рассказать об этом.

Олег Ясинский

Сантьяго 11 июля 2013 г.