Крот

От редакции: Издательство "Литературная Россия" выпустило мемориальный трибьют-сборник текстов о Егоре Летове, в который отобраны тексты Олега Кашина, Эдуарда Лимонова и других авторов из "летовского" поколения стран бывшего СССР.

"В эту книгу вошли авторские материалы: интервью, фотографии, рецензии, воспоминания. Большинство публикуются впервые. Авторы книги выступали на одной сцене с Егором Летовым, росли на его песнях", - рассказывает аннотация книги. LIVA предлагает вниманию читателей один из опубликованных в сборнике текстов редактора нашего журнала Андрея Манчука.

Закладка выпала, прошуршала вниз. Пальцы подняли ее с асфальта, раздвинули страницы, где-то не в том месте. Квакеры гадали на Библии, раскрывая ее наугад - случайная фраза становилась руководством на день. Почему только Библия? Палец прошел по странице вслепую, ноготь очеркнул строчку. Что-то про крота. "...Ты хорошо роешь, старый крот!".

"Восемнадцатое брюмера". Попытка разобраться в том, что называют "политической ситуацией". Сегодня, в этой стране.

Под ногами - движение скоростной трассы, шум торговых рядов. Рынок. Жизнь. Занятно смотреть на нее отсюда - с моста, между затертых страниц Маркса.

Где бы он был в другой, обычный день?

Дома? Где блаженные маленькие птенцы и ласковая усталая улыбка, и все еще искренний поцелуй, а в руке, на блокнотном листке - пляшущий список, набросанный на коленях, в маршрутке:

-Смесь "Джонсон" - 5 шт. (Зачеркнуто, переправлено на "3")
-Памперсы
-Крем от сыпи
-Витаминный порошок
-"Антизоб" (Йодистые таблетки. "Подорожали, но надо брать!")

Неоплаченные счета. Продукты на девяносто гривен: самое необходимое. Яблоки, мандарины - под знаком вопроса. ("Если хватит денег". Нерешительный почерк).

Вопрос. Много вопросов. Купить или обойтись? Съесть или облизнуться? Надеть, или проводить долгим взглядом? Накормить, обучить - за что? Отказать - в чем?

Жизненные потребности маленьких птенцов и менеджерская политика руководства - не повышать ставку молодым работникам. Семейным и "детным" - словечко кадровых менеджеров. Шеф говорит: "наплодите денег - тогда плодите детей".

На работе? Заваленный бумагой офисные столы, компьютеры, факсы. Евроокна, нелегально приоткрытые навстречу весне. Шеф боится простуды: "Открытые окна - деньги на ветер". Графики, таблицы, диаграммы. Динамика промышленного роста: рыночное буйство товаров, бешенный галоп цен, базарные отношения между людьми. Все, что можно видеть внизу, на рынке. Бабушка в цветной плахте, с луковым ошейником - пучки калины на разложенной по земле газетке. Мелкооптовый торгаш - байбак у входа в лоточную нору. Клерк в драповом пальто, начищенных старых ботинках. Домохозяйка в походе за рекламным шампунем. Буржуа на джипе, хозяин торговых салонов. Пацан, мойщик с бензоколонки, лихая кепка, взятый в рассрочку мобильник. Услуги и материалы, политика и шоу-бизнес, аудит и металлопрокат, сантехника и угольная промышленность - в графиках и статистике. Все и всё - только строчки в его ежедневной аналитической сводке.

Полетика с подружкой шла к нему по мосту. На самом деле, конечно, Полетыка. В школе фамилию переделали на русский лад, в тон легкой, воздушной натуре. "Полети-ка!" - начинал он записки на ее парту. Обращение? Призыв?

Попробуй-ка полети. Отец-инвалид, двое младших братьев. Квартира под грузом коммунальных долгов. Потяни-ка, потяни на себе это ярмо. Сейчас она вкалывает в Гипермаркете. Там вкалывают - как везде, и как везде кидают с зарплатой. Ей нужна консультация по вопросам трудового права - его залежалое, начитанное в универе знание. 

Он рад, что пришел и дождался Полетику. Почти такую же, как тогда, когда они съезжали на скейтах с этого, недостроенного еще моста, зализывали друг другу ободранные об асфальт коленки. Полетика похудела, заострилась в лице, но сохранила солнечную улыбку подростка. Она светила ему всю недолгую дорогу.

Двор Гипермаркета - причал сухопутного порта. Пятьдесят юношей-грузчиков, семьдесят девушек-фасовщиц в ярких фирменных комбинезонах. Три рабочих смены - teams. Живой конвейер под присмотром надсмотрщицы - "лидера". Девятичасовой рабочий день. Тысячи разноформатных упаковок, сплошной поток. Семь секунд на операцию по заученной схеме движений. Нарушение схемы - штраф, пауза в работе - штраф, отлучка с рабочего места - увольнение без компенсации. В залах душно, мертвая вонь синтетики. Вентиляторы лениво шевелят лопастями, по спинам девушек текут липкие струйки пота - у них нет проблем с лишним весом. Пот пачкает неудобные комбинезоны: замаранная одежда фирмы - штраф. Получасовой обед, четырехразовые посменные походы в туалет. "Лидер" следит, что бы туалетное время расходовалось по назначению - без курева и "частных" разговоров. Только срать и ссать. "Лидер" - стерва, "лидер" не может не быть стервой. Один факт попустительства персоналу, и за спиной становится новый пес.

Чем больше штрафов - тем лучше "лидер".

Штрафы грызут зарплату в сто пятьдесят баксов. Любая жалоба - повод к увольнению. "В Компании работают только довольные работники - иначе зачем им работать в нашей Компании?" Парни избили своего "лидера", и половина смены оказалась на улице. Фасовщицы на ощупь выбрали другой путь. Их давила несправедливость, и кто-то посмел произнести это в слух. Быть может, это была Полетика. Быть может, она же сказала другое: "трудовые права".

Не переодевшись, в комбинезонах, они идут в складские помещения Гипермаркета. Собираться на улице нет смысла - все равно какая-то из подружек завтра заложит всех менеджеру. Двадцать человек сидят за столом, все нервничают, дверь заперта изнутри на ключ - точно также здесь запирают ночную смену работниц. Юные слушательницы радио, завсегдатаи пивных концертов, поклонницы футбольных божков, второе поколение осевших в городе крестьянских семей. Одинаковые прически, одинаковая косметика, одинаковый слэнг. Общая обида на то, что с ними делают за эти, такие необходимые, деньги.

Они собрались покричать. Только покричать. Необходимый, важный этап: дальше этого дело пока не пойдет. Выступающие почти задыхаются от гнева. Даже Полетика меняется в лице, краска проступает на ее тонких скулах, пальцы лепят жилистый кулачок. Теперь она кажется старше. Фасовочная потогонка надорвала жизненные силы, подростковая улыбка прячет нервный смешок. Это тоже плата за труд; плата, которую они получают без задержек.

Только эмоции, ничего по существу. Нанимаясь, они не заключали договоров. Их не существует - вся масса товаров Гипермаркета пакуется, грузится сама по себе. Этих, недовольных, выгонят раньше, чем они успеют обдумать свои чувства; намного раньше, чем они оформят их в действия.

Все-таки, это будет не зря. У каждой из них будет новая потогонка, где пригодится этот первый опыт. Возможно, Полетика еще позовет организовать возмущение, уже на новом месте. Это обязательно случится. Должно случиться. "...Ты хорошо роешь, старый крот!"

Во дворе - мартовский вечер, ранняя звездочка царапает синеву. Невыносимо сладкий, после внутренностей терминала, воздух. Техно-мелодии, вспышки подросткового смеха. Парни-грузчики встречают у ворот сбросивших казенное тряпье работниц. Они берут друг друга за руки, собираются в группы, идут по упирающейся в пустырь улице - на вечерний сеанс в киносалоне, навстречу дрожащей звезде. Не все чувства выжаты. Полетика, прощаясь, исчезает в этой толпе.

***

Все начиналось Шекспиром, гамлетовской строкой: "Ты славно роешь землю, старый крот!". Гегель процитировал ее в "Лекциях по истории философии":

"Мировой дух есть движение вперед, внутренняя непрерывная работа (как Гамлет о духе своего отца говорит: "Славно поработал, честный крот!") - до тех пор, пока он, окрепший в себе, не взломает теперь так, что она развалится, земную кору, разлучавшую его с его солнцем, с его идеей"... "К его натиску - когда крот в глубине продолжает рыть - мы должны прислушиваться, чтобы добыть истину".

"Революция основательна... Она выполняет свое дело методически... Европа поднимется со своего места и скажет, торжествуя: Ты хорошо роешь, старый крот!" - написал вслед за ним Маркс.

Эти же слова подхватил Герцен: "Что касается до движения собственно, то его не уймешь. Вспомните подземного крота, который и днем и ночью работает" ("С того берега", 1850 г.)... "Разложение шло своим чередом, "подземный крот" работал неутомимо" (Эпилог, 1849 г.).

А в 1907 году, накануне практики революционных потрясений, Александр Блок выполнил итоговое переложение гегелевской сути - в абсолютной, поэтической форме:

Эй, встань, и загорись, и жги! 
Эй, подними свой верный молот. 
Чтоб молнией живой расколот 
Был мрак, где не видать ни зги! 
Ты роешься, подземный крот! 
Я слышу трудный, хриплый голос ... 
Не медли...

Шекспиров круг замкнулся. Крот не медлил, а многие годы подспудной работы в толщах обреченного миропорядка, разрыхленного столетиями борьбы, в итоге однажды дали свой результат.

***

Автотрасса под мостом стала световым потоком. Взгляд плыл среди огней, цеплял заводские трубы, догонял искорку самолета. Он смотрел. Он видел.

Неведомая поляна в далеком лесу. Тополиный пух над прогретой землей. Желтые одуванчики, синие колокольцы, податливый, мягкий дерн. Внизу - рыхлые, сыпучие комки, травяные корешки, твердые камни. Внизу старый крот: вечная улыбка истертых резцов, насмешка истории, прощальная улыбка Полетики. Ворочая лапами, он плывет в земляном пространстве, - слепо, наугад, выбирая неотвратимый путь. Лапы-крылья, лапы-ковши загребают породу, разбивая, отбрасывая преграды. Мерно, верно, вечно. Тысячи кротов на тысяче солнечных полян, неощутимо вертят огромную землю. Медленно поворачивают ее - навстречу с солнцем подготовленного этим трудом будущего.

Андрей Манчук

2004 г.