«Я спросил у Дубчека: «Вы дадите людям настоящую демократию?»

Мирослав Прокеш – известный левый активист из Праги, ученый-астроном и краевед, который проводит экскурсии по древним памятникам чешской столицы. Он активно участвовал в событиях «Пражской весны», а в девяностых годах занимался возрождением коммунистической партии и был одним из тех, кто организовывал координационную сеть антифашистских активистов Восточной Европы. «Ліва.com.ua» спросила его об актуальных проблемах развития современного антифашистского движения.

- Мирослав, вы возглавляете Чешский Социальный форум и Пражскую антифашистскую сеть. Пожалуйста, расскажите нам о современном антифашистском движении в Чехии.

 - У Сети и Форума нет иерархии. Скажем так – я координирую их действия. Сеть «Пражская Весна - II – против правого экстремизма и популизма» – не национальная, а общеевропейская структура. В антифашистском движении Чехии действуют традиционные и молодежные группы. Традиционной организацией является «Чешский союз борцов за свободу». К молодежным группам относятся Антифашистское Действие (анархисты, которые выступают «против неонацистов и большевиков») и множество маленьких групп сталинистов, борющихся друг с другом и с Коммунистической партией Чехии и Моравии, вместо того, чтобы бороться с ультраправыми. Созданная в 2008 году инициатива «Студенты против расизма» уже раскололась и сошла на нет – потому что она была слишком левой для некоторых антикоммунистов.

- В марте 2010 года в Праге прошла международная конференция «Альтернатива ультраправому экстремизму в период социального и экологического кризиса». В чем причины резкого роста правых настроений в странах Восточной Европы?

- Это плоды двадцати лет пропаганды в масс-медиа. Все, от политиков и до звезд, говорили нам, что «коммунизм» был таким же злом, как и нацизм, или даже хуже – смешивая идеологию с политическими режимами определенной исторической эпохи. В школьных учебниках и в законодательстве стран бывшего Восточного блока «коммунизм» и нацизм ставятся на один уровень «тоталитарных режимов». За одно только «отрицание коммунистического геноцида» вас могут отправить в тюрьму. Хотя никто до сих пор не сформулировал определение такого геноцида, не было никакого нового Нюрнбергского трибунала, который бы заявил о нем, и Европарламент отверг такое определение.

Я не отрицаю сталинского террора. Но если говорить о Чехословакии, немецкие нацисты за шесть лет своего правления убили здесь 240.000 граждан – в то время как с 1948-го по 1989-й год суммарное количество смертных казней в нашей стране составило 284. Так о каком геноциде идет речь?

Молодежь не жила при социализме-«коммунизме», но она наслышана от своих родителей, что жизнь в семидесятые-восьмидесятые была вполне легкой, люди свободно критиковали режим и «большевиков», не подвергая свою жизнь никакой смертельной опасности. Если же им внушают, что это было «хуже нацизма», и что Гитлер «наводил порядок», уничтожая евреев и цыган, они логично попадают в ряды ультраправых.

- Говорили, что не так давно вы подверглись нападению неонацистов. Так ли это? Насколько опасен в Чехии уличный террор правых?

- Нет, на меня нападали не нацисты – меня арестовала полиция, которая их охраняла. Уличный террор действительно имел место в девяностых годах. Но после того как ультраправые убили около тридцати цыган и нескольких антифашистов, полиция завела в этой среде своих агентов, и уличный террор почти прекратился.

- Чем опасен социальный популизм правых, которые используют последствия глубокого кризиса неолиберальной системы?

- Во время кризиса – например, такого, какой имел место в тридцатые годы, или который начался у нас в 2008 году, – социальные проблемы резко обостряются, и даже средний класс опускается в нищету. Многие люди склонны верить в «простые решения», предлагаемые нацистами или политиками-популистами. Вот почему сегодня подымается фашизм.

- Есть мнение, что попав в парламент, восточноевропейские правые теряют свой радикализм. Так ли это?

- Так только кажется – потому что в парламенте им приходится соблюдать некоторые демократические правила и процедуры. Но когда, используя популизм, они добиваются реальной власти, то сразу же выступают с опасными инициативами, которые заставляют вспомнить начальный этап становления итальянского или немецкого фашизма. Посмотрите на Венгрию!

- Левые силы стран Восточной Европы очень разрознены. Что нужно сделать, чтобы объединить их усилия для отпора социальному популизму правых?

- Ни у кого нет готового решения для объединения глубоко разобщенных левых Европы. Теория ясно говорит: сражайтесь против вашего общего врага. Несмотря на то, что нам очевидно, кто этот враг, и все мы знаем, против чего мы выступаем, на практике мы не можем объединиться ни ради того чтобы победить правых, ни для того, чтобы решить, что будет после нашей победы. Множество групп – в том числе, совсем крохотные – громко кричат: «Только мы знаем правильный путь!», обвиняя остальных в предательстве и сговоре с врагом. Фактически, это «полезные дураки» описанные у Ленина, и другие организации им не доверяют. Одно только махание красными флагами и цитирование классиков не помогает. Возможно, мы ждем нового Карла Маркса двадцать первого века.

- Ваши родители были узниками концлагеря. Пожалуйста, расскажите, об этом.

- Я родился после Второй Мировой. Мои родители, молодые люди, были помещены в концентрационный лагерь Терезин (Терезинштадт) в Чехии, со своими семьями. Все их родители – мои дедушки и бабушки – были отправлены в Аушвиц и убиты в газовых камерах, а мои родители пытались выжить, организовывая чешскую культурную программу в гетто Терезин. Мой отец, юрист, даже руководил кабаре, которое называлось «Смейтесь с нами». Бедные узники могли посмеяться над своим положением, сохраняя надежду на спасение. Моя мать играла в этом кабаре. Так она и познакомилась с моим отцом, и они поженились в концентрационном лагере в 1943-м году.

После освобождения Советской Армией они так боялись, что все может повториться снова, что решили сменить свою фамилию и назвали нас, детей, чешскими именами. Мое имя, Мирослав – в честь мира.

- У вас богатая политическая биография. Вы были активным участником Пражской весны, занимались организацией похорон Яна Палаха – а сейчас являетесь членом Коммунистической партии Чехии и Моравии. Какие из событий Пражской весны запомнились вам больше всего? Какие перспективы открывали реформы Дубчека?

- Как член центрального комитета национального студенческого союза, и его пресс-секретарь, я принимал участие во встрече 1 июля 1968-го, когда примерно сто пятьдесят студентов встречались с правительством Чехословакии и Исполнительным комитетом Коммунистической партии. Я публично спросил у Александра Дубчека: «Вы дадите людям настоящую демократию, или продолжите разрешать маленькие шаги к ней, под давлением народа? Он ответил: «Мы не можем разрешить улицам решать, тогда начнется гражданская война».

Так что, реформы шли не от Дубчека, а от народа. Так или иначе, Советская Армия остановила любые реформы.

Самым шокирующим событием было публичное самосожжение девятнадцатилетнего студента Яна Палаха 16 января 1969-го года. Когда стало ясно, что реформам конец, он выбрал такую крайнюю форму протеста против пассивности чешской нации. Люди, которые говорили «Лучше умереть стоя чем жить на коленях», начали доносить в полицию на своих соседей, не вывешивавших советских флагов.

И такие же люди правят нами сейчас – во имя капитализма и власти денег. Многие другие люди сожгли себя, но это уже никого не шокировало.

Сегодня главным вопросом для левых сил должна быть прямая демократия. 

Спрашивали: Андрей Манчук, Роман Подолян