Кризис в правозащитном сообществе Украины

От редакции: Правозащитник Михаил Лебедь – эксперт всеукраинской инициативы «За мирный протест!», член правозащитной организации Институт «Республика» и Всеукраинской молодежной организации «Фундация Региональных Инициатив». В интервью LIVA.com.ua он рассказывает о кампании протеста против «проекта Януковича-Захарченко-Ставнийчук» – очередного законопроекта, который грозит ограничить право на мирные собрания в Украине. Кроме того, Михаил Лебедь говорит о кризисе в украинском правозащитном сообществе и болезненных проблемах в коммерциализованной среде грантовых и правозащитных организаций, чьи руководители активно лоббируют этот закон при поддержке «оппозиционных» депутатов парламента. Что напоминает – представители нынешней оппозиционной коалиции всего несколько лет назад, находясь при власти, сами лоббировали полицейский закон с ограничениями права на мирный протест.

– Михаил, так что будет с законопроектом о мирных собраниях? Протащат ли его через парламент, чтобы впасть могла запретить любую из наших акций?

– Есть три варианта развития событий в ближайшее время – плохой, хороший и еще лучший. Плохой – если парламентское большинство примет в первом чтении «законопроект Януковича-Захарченко-Ставнийчук», который является почти копией скандального законопроекта №2450. Таким образом, мы вновь откатимся к 2009 году, когда был принят в первом чтении 2450. Хороший вариант – если проголосуют альтернативный законопроект, который мы зарегистрируем благодаря знакомым депутатам.

– Разве возможно, что за него проголосуют?

– Это наименее вероятный из вариантов. Наш альтернативный законопроект невыгоден партии парламентского большинства. В нем слишком много «конфеток» для протестующих. Если в «законопроекте Януковича-Захарченко-Ставнийчук» прописана обязанность уведомлять власть о протестах за 48 часов, а «спонтанные» собрания предлагаются сделать неспонтанными, то в нашем законопроекте отсутствуют сроки уведомления и прописано право на настоящие спонтанные собрания. А сроки уведомления и спонтанные протесты – главный кусок пирога в этих переговорах. Нам предлагают прочие малозначительные «сладости» в обмен на возможность действительно закрутить гайки благодаря срокам уведомления о проведении акций и фактическому запрету спонтанных собраний.

 – Если ваш законопроект все же примут, то не могут ли депутаты его испортить после первого чтения?

– Могут. В том то и проблема. В истории Украины уже было так, что к законопроекту, где не предусматривались сроки уведомления, после первого чтения «привинтили» эти сроки. Но, к счастью, проект не был принят в таком виде. А вообще в истории независимой Украины уже было минимум тринадцать проектов специальных законов про протесты – но ни один из них не прошел. У нас до сих пор нет спецзакона, как нет его в Норвегии, Ирландии, Дании, Великобритании, Швейцарии, Канаде и США.

– А «еще лучший» вариант развития событий – это какой?

– Если оба законопроекта проваливаются. Тогда мы в переговорах вновь вернемся к главному – к изменениям в уже существующие законы, которые сейчас ограничивают свободу собраний.

– Разве законопроекты с изменениями в существующие законы депутаты не могут так же быть ухудшены между чтениями?

– Могут. Но в таких переговорах мы уже не будем рисковать самым главным – практическими механизмами для свободной организации протестов. Благодаря отсутствию четких сроков для уведомлений о протестах в прошлом году произошло по разным оценкам от 3636 до 16392 мирных собраний. И это при минимальном количестве протестов со случаями насилия над людьми, при 349 случаях судебных ограничений мирных собраний и всего 7 админарестах. Власть эту картину явно хочет ухудшить. Ведь, в ее понимании, специальный закон – это сроки уведомления, забюрократизированные правила проведения спонтанных собраний, а также новые обязанности для протестующих. Поскольку власть не готова говорить о сроках уведомления менее 48 часов и не готова разрешать настоящие спонтанные собрания, надо прекращать любые торги с ней на этот счет.

– Либо все остается так, как сейчас, без конкретных сроков уведомления, либо уведомление за 48 часов? Третьего не дано?

– О третьем лоббисты законопроекта даже слышать пока не хотят. Хотя в Испании можно уведомлять об акции за 24 часа, в Финляндии – за 6 часов, в Армении, Молдавии и Литве можно вообще не уведомлять о ней при определенном количестве протестующих. Единственное решение Конституционного суда Украины по этому впоросу вообще предлагает дифференцировать сроки уведомления с учетом особенностей форм мирных собраний, их массовости, места, времени проведения. Но лоббистам все это не интересно. Их интересуют только 48 часов, чтобы за это время в украинских условиях подконтрольные власти суды могли запретить все что угодно.

– Кто эти лоббисты?

– Советник Президента Марина Ставнийчук, Представитель Президента в парламенте Юрий Мирошниченко. Ну и так называемая «ручная общественность». В целом – около 15 человек разных социальных статусов.

 – А Гарант?

 – Сложно сказать, в какой мере он вовлечен в это именно сейчас. Лично мне мало вериться, что он читал все пятьсот страниц своего ежегодного послания в парламент, где упомянут этот вопрос.

 – А омбудсман? Валерия Лутковская заявляла, что отсутствие закона препятствует реализации права ЛГБТ-сообщества на проведение акции.

– Насколько мне известно, в самом ЛГБТ-сообществе смеются над этим заявлением. Да, она тоже агитирует за принятие конкретного спецзакона с 48-часами и неспонтанными «спонтанными» собраниями.

– Почему законопроект от власти лоббируют оппозиционные депутаты?

– Им в Администрации Президента пообещали пиар. Может быть, еще что-то пообещали. Но прежде всего дело в том, что они эту тему тоже не понимают. Возможно, кто-то из них когда-то и отдавал приказ партийной ячейке проводить акцию «Вставай, Украина!». Но это максимум, что они знают об организации протеста. В текст законопроекта они, конечно же, не вчитывались – иначе бы поняли, что даже ту же самую «Вставай, Украина!» с таким законом больше не проведут. Сейчас эти депутаты просто повторяют лозунги, которые пишут для них настоящие лоббисты законопроекта.

– Что это за лозунги?

– Они врут, будто проект разрешает спонтанные собрания. Но спонтанные собрания и так разрешены в 22 статье Конституции. А вот «спонтанные» собрания в законопроекте имеют несколько критериев – «неотложность» протеста и «невозможность» уведомить о нем за 48 часов, и одно правило проведения – «безотлагательное» уведомление властей. Таким образом доказать, что у вас именно спонтанное, будет невозможно – ни «Беркуту», ни судебному исполнителю, которые придут брать вас за неисполнение судебного запрета акции. Нельзя будет это доказать и судье, который будет судить вас за неисполнение запрета.

Еще лоббисты врут, будто согласно проекту отсутствие уведомления не может быть причиной для судебного запрета. Тогда как, на самом деле, все наоборот – может. Врут, будто проект ликвидирует админаресты. Но проект не отменяет, например, статью 185 админкодекса, которая уже сейчас используется против протестующих и имеет максимальную репрессивную санкцию – 15 суток. Врут лоббисты и о том, что проект якобы сузит конституционные поводы для судебных запретов. Проект лишь уточняет их, что приведет просто к уточненным шаблонам запретных решений. Врут, что проект покончит с практикой принятия антиконституционных местных правил проведения митингов, которая сейчас действует в 17% административных центров и шести областных центрах. Их проект наоборот легализирует такую практику. Ну и самый смешной их аргумент – что, специальный закон дескать спасет всех от антиконституционного указа уже двадцать два года как несуществующей страны СССР. Об этом документе даже милиция вспоминать стесняется.

Отметим, что под ударом будут не только политические, но «экономические» акции, «нежелательные» для власти. Не только акции парламентской оппозиции, но и акции внепарламентских партий. Пострадают участники неполитических митингов на социально-экономическую тематику, те кто борется за работу, зарплату, стипендии или льготы – а это около 60% от всех протестов в Украине.

– На последнем заседании парламентского Комитета по правам человека депутаты обещали, что доработают проект после первого чтения, отправят его на экспертизу в Венецианскую комиссию, и вообще будут вечно не допускать текст до финального голосования, если это потребуется.

– Это все «отмазки». Дорабатывать или отправлять в Венецианскую комиссию текст проекта можно еще до его регистрации в Верховной Раде. К тому же, общественности всегда было намного легче влиять на тексты законопроектов до их регистрации, нежели между чтениями. А касательно «вечного удерживания текста» депутаты попросту врут. Это не в их власти. Во-первых, Регламент парламента позволяет выставить законопроект на голосование даже без решения профильного Комитета на эту тему. Во-вторых, любые решения любых комитетов для парламента несут лишь рекомендационный характер.

– Что это за «ручная общественность», которая тоже лоббирует проект?

– Это руководство филиала Фонда Сороса в Украине и несколько «диванных» грантовых правозащитников.

– А зачем все это Соросу?

– Это местные игры в большую политику руководства филиала. Причем, именно руководства. В фонде «Відродження» работают в том числе замечательные люди, которые, я уверен, ни о чем не догадываются. Но тем не менее, руководство «Відродження» за крупный грант наняла человека Ставнийчук, Максима Лацыбу, для того, чтобы он создал видимость общественной поддержки и пролоббировал принятие в парламенте текста совершенно конкретного проекта специального закона про протесты с уведомлением в 48 часами и неспонтанными протестами. Максим, к слову, один из лучших лоббистов в этой стране. Но человек совершенно беспринципный.

– Удалось ли создать видимость общественной поддержки?

– Скорее нет, чем да. Максим собрал коалицию в основном из грантовых общественных организаций, большая часть из которых получает деньги от «Відродження». И ходил к депутатам с текстом проекта, утверждая, будто его разработала коалиция. Но позднее в коалиции начались неподконтрольные демократические процессы. Многим не понравилось то, что лоббирует Максим. Но произошло это только через несколько месяцев хождений Максима к депутатам. Организации коалиции, к сожалению, долгое время закрывали на это глаза, боясь поссориться с фондом-донором. Сейчас же Максим свои похождения в основном прикрывает брендом Украинского Хельсинского союза по правам человека.

– И в Союзе с этим согласны?

– В том то и дело, что у всех членских организаций Союза – а их сейчас 29 – никто на это разрешения не спрашивал, и даже не собирается. Вот уже много лет как от имени всех организаций Хельсинского союза, абсолютно не спрашивая мнения организаций, высказываются либо два человека – председатель правления и исполнительный директор, либо минимум пять из девяти членов правления. Это очень удобно для руководства Союза. И тем более удобно для лоббистов законопроекта.

– Почему же членские организации с этим мирятся?

– Время от времени то или иное высказывание или решение руководства Союза от имени всего Союза действительно не устраивает ту или иную организацию. Но проблема в следующем. Во-первых, это все же грантовые организации, и их деятельность зависит от денег того же «Відродження» и других фондов. А получению этих денег нередко способствует руководство Союза. Во-вторых, каждая из организаций занимается своими конкретными вопросами в сфере защиты прав человека, и может не иметь специалистов в вопросах недовольной организации. Так или иначе, руководство Союза уже несколько лет подряд не заинтересовано в том, чтоб хотя бы попытаться учесть весь спектр мнений членских организаций. Это типичная управляемая демократия, а возможно и авторитаризм. Меньшинство в Союзе расписывается за молчаливое большинство и дискриминирует недовольных. Это тем более удивительно, ведь подобные практики противоречат философским принципам концепции прав человека.

– Институт «Республика» был среди недовольных членских организаций?

– Конечно. В свое время «Республика» была организацией-соучредительницей Союза. И, конечно, нам очень не понравилось, что руководство Украинского Хельсинского союза начало расписываться, в том числе, нашего имени, в поддержку законопроекта 2450, а потом и «законопроекта Януковича-Захарченко-Ставнийчук. Тогда мы предложили изменить Устав и Положение про членство в Союзе, чтобы 10% организаций получили право вето для блокирования решений руководства Союза. Это позволило бы продолжить диалог и поиск совместных решений по тем вопросам, относительно которых есть разные позиции в Союзе. Похожие правила принятия совместных решений действуют в международных правозащитных коалициях организаций, таких как Международная сеть «Гражданская Солидарность», Сеть «IDEA-Eurasia», Комитет международного контроля за ситуацией с правами человека в Беларуси, Международная гражданская инициатива для ОБСЕ (ICI OSCE) и других. Но руководство Украинского Хельсинского союза отвергло это предложение. Тогда «Республика» заявила о своем выходе из Союза.

– Как отреагировало на это руководство Союза?

– Неадекватно. Председатель правления Евгений Захаров сразу же заявил, будто это не мы ушли, а они «ушли» нас. Хотя правление права исключать организации точно не имеет. Это была лишь попытка сохранить лицо при плохой игре.

– Почему руководство Украинского Хельсинского союза включилось в «плохую игру»?

– Тут пересекаются несколько причин, которые еще раз указывают на глубокий кризис в среде украинских правозащитных организаций. Во-первых, отдельные правозащитники открыто заигрывают с властью. Поэтому с их стороны это уже не правозащита, а чистая политика. Риторику Захарова в поддержку законопроекта с 48 часами на уведомление сейчас не отличишь от риторики властных чиновников. А член правления Союза Владимир Яворский еще в том году вместе с Максимом Лацыбой и представителем руководства «Відродження» Романом Романовым вели с Советником Президента Мариной Ставнийчук кулуарные переговоры касательно все тех же 48 часов на уведомление и неспонтанных «спонтанных» собраниях. Все это усиливается тем, что благодаря всей этой истории фонд «Відродження», который является одним из основных доноров Украинского Хельсинского союза хочет стать еще ближе к Администрации Президента.

Во-вторых, правозащитник правозащитнику рознь. А если учесть, что правозащитники, которые поддерживают проект от власти, в вопросах права на протест являются лишь теоретиками, то становиться совершенно ясным, что «порядок в стране» в их понимании чуть ли не равен порядкам полицейского государства. Яворский, который сейчас проживает в отнюдь не демократичной Беларуси, в 2004 году поддержал законопроект с обязанностью уведомлять власти про протест за три дня до акции, в 2010 году поддержал проект с уведомлением за четыре дня, в 2011 году выступал за админответственность для протестующих, в 2012 году поддерживал уведомление за два рабочих дня, а в этом году – за 48 часов. И каждый раз – совершенно искренне. Он действительно так думает.

Третьей причиной кризиса является то, что поскольку эти правозащитники являются представителями грантовых и, соответственно, не массовых организаций, они продолжают вести переговоры с властью как и во времена Президента Леонида Кучмы – с позиции слабого. Еще до «помаранчевых» событий, в 2004 году в украинский парламент попало два законопроекта – со сроком уведомления о протесте в десять дней, и в три дня. Часть правозащитников тогда выступила против обоих проектов, часть – за «меньшее из зол». Сегодня «диванные» правозащитники видят меньшее зло в провластном законопроекте. Потому, что грантовые организации не умеют и даже не понимают того, что можно вывести людей на улицу, чтобы протестами добиться большего.

– Ты ведь тоже член грантовой организации.

– Да. Но, к счастью, я также являюсь и членом массовой молодежной организации, где зарплаты запрещены. Потому хорошо понимаю проблему. Деньги и власть портят людей.

– Но ведь реальной власти у правозащитников нет.

– Здесь следует говорить не о власти, а об иллюзии власти. О близости к кабинетам власти. Когда правозащитников зовут на официальные мероприятия, сажают рядом, заручаются их поддержкой. Это многим льстит, но многих же и портит. Потому всегда будет моральная ответственность за «подтанцовку» сомнительным инициативам власти.

– Есть ли еще примеры таких «подтанцовок»?

– Есть. По крайней мере, я не знаю как иначе объяснить то, почему Захаров публично поддерживает антиконституционный Закон «О всеукраинском референдуме», который, благодаря админресурсу, может «именем народа» привести нас прямиком к диктатуре.

– А что насчет денег? Как портят гранты?

– В идеале грант на правозащитный проект — это возможность заниматься делом своей жизни не в качестве хобби в послерабочее время, а посвящать этому все свое время. Но не все выдерживают марку. Для кого-то со временем пропадает элемент любимого дела, деятельность превращается в рутину от проекта к проекту. А кто-то становиться слишком зависимым от денег. В этом году я впервые был свидетелем того, как специалисты умолчали о том, что думают, и даже делали то, что считают неправильным. И все только потому, что они боялись потерять финансирование от фонда-донора. Деньги становятся важнее, чем принципы.

Или, к примеру, проблема: нет гранта – нет работы. Люди могут месяцами не воевать против какой-то опасности со стороны власти только потому, что на эту борьбу фонд пока не выделил денег. Чтобы вы понимали – «Республика» время от времени тоже получает финансирование на просветительские проекты в области реализации права на протест. Но сейчас уже несколько месяцев как у нас нет грантового финансирования. И тем не менее, наша работоспособность в этой сфере не падает. Но сейчас я перечисляю более проблемы грантовых организаций, нежели правозащитных.

– А какие проблемы у правозащитных организаций?

– Они глубиннее. Поскольку правозащитные организации грантовые, то они тоже не являюися массовыми. Но к этому прибавляется еще и то, что правозащитники сами себя выделяют в отдельную касту. Отдельную от народа. Мол, они ни с властью, ни с протестующими. Эта проблема усиливается еще и тем, что правозащитники в основном не занимаются защитой социально-экономических прав. А ведь если у людей проблемы с работой и зарплатой, то проблемы свободы слова, свободы собраний или свободы ассоциаций становятся неактуальными, даже непонятными для большинства. В России, например, правозащитники уже много лет игнорируют социальные проблемы своих сограждан. И теперь, когда власть начала травить их как «иностранных агентов», то в самой России их некому защитить.

– Какое будущее у правозащитного сообщества Украины и Украинского Хельсинского союза?

– Организации Союза либо поменяют свой Устав и руководство, либо нет. Но на Украинском Хельсинском союзе свет клином не сошелся. В будущем появятся и другие правозащитные объединения. Важно, чтобы они не срастались с властью, не замыкались в себе, сотрудничали с массовыми, молодежными и профсоюзными организациями. Важно, чтобы на грантовых фуршетах и в просторных кабинетах власти не продали наш общий островок свободы в СНГ, которым пока что продолжает оставаться Украина.

Спрашивал Денис Строев

Фото и Сергея Захарченкова и chesno.org

Читайте по теме:

Дмитрий Гройсман. «Я бы не спешил разгонять комиссию по морали»

Володимир Чемерис. Право на намети

Андрей Манчук. Янукович – президент оппозиции

Федерико Фуэнтес. Медиа-борьба за свободу слова