Синдром Депардье и «истовый социализм»

Полемика вокруг так называемого «налогового побега» Депардье, по случаю приобретения актером российского гражданства, которая разгорелась в середине декабря и получила поистине интернациональный размах, возможно, является самым громким медийным событием со времен «дела Стросс-Кана», в свое время надолго вытеснившего из таблоидов материалы о катастрофе на АЭС в Фукуcиме и арабской весне. Казалось бы, как и в случае со Стросс-Каном, история с Депардье, в лучшем случае, достойна страниц желтой прессы. В этой гламурной трагикомедии с примесью политики есть и обмен публичными оскорблениям, и патетические открытые письма, и народная молва, и ущемленное достоинство попранного кумира, и скитания по миру, и, наконец, утешение на груди у доброго царя..

В то время как французские журналисты активно обсуждают «провинившегося перед отечеством» артиста, в полемику постепенно вовлекается все больше и больше людей: актеры и режиссеры, политики и экономисты, социологи и писатели... О чем же говорит столь громкая огласка «дела Депардье»? Очевидно, что смысл полемики далеко выходит за рамки интереса к личной судьбе французского актера или классической этической дилеммы «родина или индивид». Ведь этот инцидент, быстро раздутый до прецедента, стал для оппозиции поводом значительно повысить тон критики в адрес предложенного социалистами семидесятипроцентного налога на сверхвысокие доходы, позволив упрекнуть Олланда в неспособности справиться с кризисом.

Ожидания и разочарования 

Реформа налоговой системы – и, в частности, предложение о повышении до 75% ставки налога на  доход, превышающий 1 миллион евро в год, – не просто являлась одним из обещаний Франсуа Олланда, но, как пишет Les Echos, была важнейшим пунктом его предвыборной кампании. Анонсированная 27 февраля 2011 года, во время выступления на телеканале TF1, она позволила малоизвестному на то время левому кандидату быстро обрести поддержку широких слоев населения[1]. Действительно, на фоне фискальной политики Николя Саркози, которая запомнилась целой серией законов, принятых для понижения налогов (например, установленный им в 2007 году 50% потолок для подоходного налога, или снижение НДС в сфере ресторанного обслуживания с 19,6 до 5,5%, которое оказалось выгодным главным образом владельцам учреждений), а также, параллельными мерами по сокращению государственных расходов, программа Олланда, казалось, представляла собой противоположный путь преодоления кризиса.

Тем не менее, подготовка проекта налога, представленного в декабре на рассмотрение Конституционного Совета Франции, проходила под пристальными и недоверчивыми взглядами представителей обоих политических полюсов. По мнению многих, этот закон – скорее символический жест, чем реальная политическая инициатива. И пока правые обвиняют Олланда в популизме и призывают отказаться от «грабежа» богачей, слева его упрекают в нерешительности и попытке завуалировать экономический конформизм показным налогом на роскошь, который не решает и десятой доли наболевших социальных проблем.

Безусловно, они правы: государственная выручка от этого налога составит всего 210 миллионов евро, и не сможет серьезно повлиять на восполнение бюджетного дефицита размером в 95 миллиардов евро[2]. В целом, по сравнению с представленным 6 ноября «пактом конкурентноспособности», который предусматривает создание Государственного Инвестиционного Банка и возможность выделить 20 миллиардов евро в год на поддержку «стратегических» предприятий, социальные подарки нового правительства выглядят достаточно скромно[3].

Согласно опросу BVA, на сегодняшний день только 11% представителей рабочего и среднего классов считают политику Олланда эффективной[4]. В условиях растущей безработицы (по предварительным прогнозам, она может достигнуть 11-ти процентного уровня к лету 2013 года[5]) и постоянного снижения темпов производства, правительство явно разрывается между своими обязательствами перед избирателями и европейскими соглашениями. По мнению сторонников правительства, сложившаяся экономическая ситуация, кажется, не позволяет Олланду афишировать чрезмерную принципиальность и требует идти на уступки капиталу. Зa три года (2009 — 2011) во Франции было закрыто около 900 заводов и ликвидировано 100 000 робочих мест[6], что позволяет экономистам говорить о новой эпохе деиндустриализации, невиданной со времен нефтяного кризиса 80х[7]. Отказ от разработанного министром промышленности плана по национализации завода во Флоранже показал, что социалисты не располагают достаточными средствами, дабы предложить альтернативу действующим рыночным правилам. Как пояснил премьер-министр Жан-Марк Эйро, не считая того, что национализация обошлась бы в 1 миллиард евро, массовые сокращения были бы неизбежны[8].

Иными словами, в настоящий момент социалистам социализм не по карману. Но тогда чем же Олланд отличается от Саркози?

Бедные богатые!

Тут-то мы и возврашаемся к теме о 75%-м налоге. Если эту меру, как целый ряд других, по праву можно считать «символической», можно ли считать ее символом политики, направленной на преодоление колоссальных темпов роста социального неравенства, во многом обсуловленного политическими решениями последнего десятилетия?

В статье «Нужно ли увеличить налог на высокие доходы?»[9] социологи Гаэль Жиро и Сесиль Ренуар предоставляют краткий анализ трансформаций в области доходов. В 2007 году, прямо перед кризисом, средний доход 10% наиболее богатых французов в девять раз превысил доход 10% наиболее бедных (для сравнения, в североевропейских странах и США этот разрыв составил соответственно 1:6 и 1:16). Однако, для правильной оценки образовавшейся пропасти между богатством и бедностью, нужно также взять во внимание разрыв между сверхвысокими и сверхнизкими доходами. Согласно экономисту Томасу Пикетти, средний доход 0,01 % намболее обеспеченных французских семей в 1998 году составил 108 MРОТов[10].

С тех пор неравенство продолжает расти: за семь лет самые крупные доходы увеличились на 42%, а самые низкие – всего на 4,6 %. На этот доходный дисбаланс немало повлиял новый для Франции фактор: стремительный рост неравенства между заработными платами. С 2003 по 2010 год чистый доход большинства директоров предприятий вырос на 20% – ровно в двадцать раз больше, чем доход их подчиненных. Что же касается 50 крупнейших бизнесменов, их личная прибыль, согласно журналу Capital, в 2007 году составила в среднем 310 МРОТов, достигая 20000 МРОТов для первой троицы. «Вчитайтесь: один француз может сегодня «заработать» 40 000 прожиточных минимума. Кто без зазрения совести способен утверждать, что он в 40000 раз « ценнее» другого?»[11], – восклицают авторы вышеуказанной статьи. Утверждение, которое в постсоветских странах сочли бы либо невероятной наивностью – либо же проявлением «истового социализма»[12], по выражению госпожи Собчак, которая обнаружила этот социализм во Франции.

К этому фактору стоит прибавить следствия фискальной политики, направленной на понижение налогового потолка, которую последовательно проводили французские правые – со времени прихода к власти в 1995 году. При Шираке «налоговый щит» был понижен сначала с 85 до 70%, (1995), затем до 60% (2006), и, наконец, до 50% при Саркози (2007)[13] . При этом, согласно газете Liberation, доход, учитывающийся при подсчете, не всегда является реальным доходом налогоплательщика – так как существование многочисленных налоговых льгот зачастую позволяло «недооценивать» декларируемый доход[14]. По мнению социологов Мишель Пансон и Моник Пансон-Шарло, «учитывая, что реальные доходы куда выше декларированных, настоящая налоговая ставка составляет всего лишь 40%, 30% или 20%, а в некоторых случаях даже меньше – или же отсутствует вовсе»[15].

В чем же суть нового «несуразного налога на роскошь»? Напомним, что во Франции действует прогрессивное налогооблажение, согласно которому ставка налога увеличивается по мере роста дохода, и в соответствии со шкалой, разделенной на 5 частей. Таким образом, подоходный налог составляет: 0% для годовых доходов в интервале от 0 до 5 963 евро, 5,5% в интервале от 5 963 до 11 896 евро, 14% в интервале от 11 896 до 26 420 евро, 30% в интервале от 26 420 до 70 830 евро и 41% на доходы, превышающие 70 830 евро. Предложенная Олландом реформа предусматривает создание двух новых уровней: доходы от 150 000 до 1 миллиона евро облагаются по ставке 45%, а та часть, которая превышает 1 миллион евро – по ставке 75%. То есть, директор предприятия, чей банковский счет ежегодно пополняется на 1 200 000 евро, должен будет уплатит государству 583 719 евро – иначе говоря, 48,6 % от своего общего дохода (35 626 евро по ставке 41% + 382 500 евро по ставке 45% +150 000 евро по ставке 75%)[16].

Стоит ли называть этот налог «чрезмерным» или «конфискационным», как выразился Конституционный Совет относительно некоторых пунктов финансовой реформы, отклоненных им 29 декабря – в то время, как 2,5 миллиона человек живет на минимальную зарплату, и более 3 миллионов – на пособие по безработице? Не будучи в состоянии ответить на этот этический вопрос, правая оппозиция прибегает к решающему «рациональному» аргументу. «Я считаю, что Франции не стоит прекращать импортировать безденежных нелегалов и экспортировать свои умы и свои таланты»[17], – иронизирует депутат UMP Тьери Мариани. Хотя по степени вовлеченности в борьбу по защите прав даровитых чистокровных французов месье Мариани и даже  крайние французские правые все еще значительно уступают украинскому политологу Бондаренко[18]...

Депардье: «белая эмиграция» наоборот?

Помимо мифа о «конфискациях», через СМИ активно насаждается еще один популярный миф о налоговой реформе – о том, что она якобы грозит Франции массовым исходом людей, наделенных предприимчивостью и талантами. Эту панику сеют не только правые издания, вроде газеты Le Figaro, но также и традиционно скептические источники, вроде относительно нейтральной Le Monde и более левой Liberation. Немаловажную роль здесь играет затянувшаяся суматоха вокруг сбежавшего в Россию несравненного «Жеже», который в телефонном разгоре с Олландом будто бы признался, что бежит не от налогов, а из страны, где плюют на успех и инициативность[19].

Как известно, вскоре за публичным оглашением путинского указа, Брижит Бардо также обратилась к Олланду с угрозой подать запрос на российское гражданство в случае усыпления в лионском зоопарке двоих больных туберкулезом слонов. Но французов, конечно же, беспокоят не эти отъезды – хотя многие испытывают явную неловкость за Депардье и за Бардо, чье поведение совсем не соответствует образу «живых классиков». В опубликованном Liberation письме журналист Эрик Декути выражает более серьезные опасения: «было бы ошибкой видеть в побеге Депардье лишь выходку угасающей звезды. Ведь помимо Депардье, афишируемое им сегодня отсутствие морального долга разделяют и другие фигуры – менее живописные, но имеющие куда больший политический вес. Директора предприятий и финансисты – вот, кто представляет угрозу демократии и солидарности. Именно они обрекают общество»[20].

Автор еще одной статьи считает, что «Депардье всего лишь открыл нам глаза на явление, не перестающее набирать обороты»[21], напоминая, что государство ежегодно теряет таким образом от 30 до 60 миллиардов евро.

Однако, согласно социологам Гаэль Жиро и Сесиль Ренуар, теория «белой эмиграции» не имеет под собой реальных оснований и преследует скорее идеологическую цель: «Она служит подспутной легитимации «толерантности» французского общества по отношению к непристойно высоким доходам. С другой стороны, повышение самых низких доходов ставит под угрозу конкурентноспособность нашей экономики! Как будто спустя двадцать лет слаженого ритма глобализации всякая дискуссия о неравенстве доходов является либо иллюзорной, либо смертельно опасной для Европы»[22].

Авторы приводят в пример опыт североевропейских государств. Если во Франции средний доход 10% наименнее обеспеченных граждан составил 8 250 долларов в год, то в Финляндии он достиг 9 000, в Швеции – 9 500, в Дании – 10 250 и в Норвегии – 11 000 долларов. Парадоксальным образом высокий налог на богатство и более справедливые зарплаты не помешали этим странам войти в число самых конкурентоспособных экономик в мире. Почему же директора и топ-менеджеры не спешат покидать столь неблагосклонные к богатым северные страны? Да и бегут ли они из Франции? Количество «золотых» эмигрантов, предпочитающих осесть в Бельгии, Швейцарии, Италии и т. д., с целью избежать французских налогов, остается небольшим (в среднем около 200 человек в год), тогда как только за 2005 год британский налоговый рай покинуло порядка 350 000 граждан. Согласно отчету Мирового Банка, каждый шестой англичанин с высшим образованием уезжает работать за границу. Причиной тому, как справедливо считают социологи, вряд ли является знаменитый туман или осточертевшая яичница с беконом. Куда важнее социальный климат, который всегда ухудшается по мере углубления социального неравенства.

Что же касается до отъезда Депардье, нам представляется, что в конечном итоге он не достоин ни слишком громких упреков, ни крокодиловых слез, – и единственное, о чем возможно пожалеет французский зритель, так это об отмене съемок очередного «Астерикса и Обеликса». В остальном же, человек он вольный, и является выходцем страны, где даже выбор тирании пока еще остается свободным выбором. В заключение, нам бы хотелось процитировать скромный и лаконичный комментарий писательницы Мари Деплешен, сестры замечательного французского режиссера: «Я очень рада платить высокие налоги, это значит, что я достаточно зарабатываю в качестве писательницы. Если бы у меня были сомнения, мне было бы не тяжело найти человека, зарабатывающего 1200 евро в месяц и имеющего двух детей на содержании, чтобы понять, что налогоплательщикам не пристало жаловаться»[23].

Постскриптум

29 декабря Конституционный Совет Франции признал предложение о 75% налоге несоответствующим действующей Конституции, аргументируя свое решение техническими недостатками проекта: он расчитан на каждое физическое лицо, в то время как подобные ему сборы взимаются с хозяйства (в смысле – с семейной пары). Таким образом, в отличии от семьи, в которой один из членов зарабатывает 1,1 миллион, а другой не зарабатывает ничего, та семья, в которой каждый член имеет доход в 900 000 евро, была бы освобождена от налога. Уже через час, Жан-Марк Эйро заявил, что вскоре представит «новый проект, соответствующий принципам, установленным Советом»[24]. Среди возможных решений, обсуждаемых сейчас в прессе, наиболее вероятной является поправка относительно налогооблагаемой категории граждан и понижение первоначальной ставки до 70%. Министр экономики Пьер Московичи обещает, что какова бы ни была форма переосмысленного текста, «мы не откажемся от сути (в оригинале – от «духа») налога»[25].

Стоит также напомнить, что в состав нынешнего Конституционного Совета, назначенного правыми, входит двое бывших правых министров, один бывший правый депутат, трое бывших членов правых кабинетов министров, двое независимых судей, и лишь один бывший министр Миттерана (Валери Жискар д'Эстен, Жак Ширак и Николя Саркози, также имеющие право голоса в Совете, не приняли участие в заседании). Через полтора месяца треть нынешних членов покинет Совет. И на их место придет новая тройка, назначенная социалистами[26].

Дарья Сабурова, Париж