Китайский «бюрократический капитализм»

«Разве бывает бескорыстный чиновник?»

Китайская поговорка 

Предисловие переводчика: На днях в Китае проходил XVIII-й съезд Коммунистической партии Китая, который должен был определить дальнейший курс развития крупнейшей мировой экономики и «сборочного цеха» планеты. Не удивительно, что за происходящим в Китае пристально следили ведущие мировые политики и финансисты. Тем более, что китайская политическая «кухня» считается относительно закрытой, а политическая борьба, как правило, происходит здесь «под ковром».

Там же, «под ковром», принимаются основные решения по дальнейшему строительству «рыночного социализма» или «капитализма под руководством коммунистической партии» или же… «бюрократического капитализма», как считает китайский левый активист и публицист из Гонконга У Лун Ю, автор только что опубликованной книги «Подъем Китая: сила и слабость», интервью с которым мы предлагаем вниманию наших читателей.

– Описывая современный Китай, вы используете понятие «бюрократический капитализм». Что вы подразумеваете под этим термином?

– Я не являюсь автором этого определения. Как ни парадоксально это сейчас звучит, но впервые его использовала Компартия Китая в 1940-х годах, характеризуя тип капитализма, созданный Гоминьданом. Морис Майснер использует термин бюрократический капитализм в своей книге «Эра Дэн Сяопина – взгляд на судьбу китайского социализма 1976-1994» для определения системы, при которой политическая власть используется для получения частной прибыли посредством капиталистической или квази-капиталистической экономической деятельности. При этом он добавляет, что, хотя в подобного рода деятельности нет ничего нового, но современный Китай существенно превзошел в этом отношении все исторические аналоги.

Стоит еще добавить, что нынешние китайские бюрократы на всех уровнях власти управляют компаниями, получают прибыль, и редко попадают за это под суд – так как бюрократия полностью монополизировала систему государственной власти, что и позволяет ей возвышаться над всеми остальными классами общества. Можно даже сказать, что бюрократия монополизировала само государство.

Карл Маркс когда-то писал, что бюрократия считает государство своей частной собственностью. И если Маркс мог наблюдать в свое время лишь тенденцию подобного развития бюрократии, то в современном Китае мы можем наблюдать логическое завершение этой эволюции. Будучи практически неподотчетной, нынешняя бюрократия полностью обуржуазилась. Возьмем недавний пример: «Чунцинскую группу безопасности», основанную полицией Чунцина, возглавлял чиновник Ван Лицзюнь – до самого своего ареста после попытки укрыться в американском консульстве, которую он предпринял, чтобы спастись от заговора, организованного бывшим главой Чунцина – Бо Силаем. «Чунцинскую группу безопасности» возглавляли чиновники самого высокого ранга. Она действовала вполне легально, несмотря на то, что полиции запрещено организовывать подобные структуры.

(В феврале 2012 года Ван Лицзюнь, бывший глава департамента полиции Чунцина, замаскировавшись под старушку, сбежал от слежки и попросил политического убежища в консульстве США города Чэнду, в чем ему было отказано. До этого Ван Лицзюнь считался своеобразным китайским «комиссаром Каттани» – в результате его рейдов (зачастую проводившихся достаточно жестко и без каких-либо санкций прокурора или ордеров) на скамью подсудимых попали десятки высокопоставленных чиновников и сотрудников правоохранительных органов.

Прежде Ван Лицзюнь считался «правой рукой» Бо Силая, одного из лидеров «левого» крыла в КПК, который проводил последнее время так называемый «удар по черным» – кампанию по борьбе с коррупцией в КПК и организовывал рейды против представителей крупного бизнеса. Вскоре его жена Гу Кайлай оказалась замешана в убийстве британского бизнесмена, оказавшегося сотрудником британской разведки, Нила Хейвуда, отравленного цианидом в отеле Чунцина. Таким образом, после серии скандалов Бо Силай, один из наиболее вероятных претендентов на лидерство в КПК из «левомаоистского» крыла, оказался смещен со всех постов, выведен из состава Политбюро, а его жена приговорена к смертной казни. В итоге, в схватке между «шанхайской» и «пекинской» фракциями в КПК победили «пекинцы» – сторонники политической линии Ху Цзиньтао, направленной на углубление рыночных реформ – прим. пер.).

Что дискредитировало социализм в Китае, так это тот факт, что КПК, когда-то совершившая революцию против бюрократического капитализма Гоминьдана, в конце концов, стала такой же, как и Гоминьдан. Само слово «революция» сегодня предпочитают интерпретировать как вращение по орбите или движение по кругу с обязательным возвращением в исходную точку. В действительности же изначально китайское слово «революция» (geming) означает «смену небесной династии», что предполагает смену земных правителей – но не смену самого династического социального порядка. По сути, geming означает как раз восстановление мира и династического порядка. Многие китайские интеллектуалы сегодня рассматривают революцию 1949-го именно с этой перспективы, и потому выступают против самой идеи «революции» – восстановления династического порядка.

Я не согласен с подобной интерпретацией революции 1949-го года. Даже если бюрократический капитализм возрождается сейчас с помощью КПК, когда-то победившей его, все же, некоторые завоевания революции сохраняются. Например, независимость страны или коллективная собственность крестьян на землю. Именно коллективную собственность на землю пытаются уничтожить с помощью грабежа земли, зачастую осуществляемого местными чиновниками и их родственниками. Но и крестьяне сейчас активно используют свои конституционные права, пытаясь защитить свои земли.

Индустриализация и ускоренное развитие страны, которое проводит КПК, фундаментально модернизирует экономику и социальную структуру Китая – но эта же политика питает те силы, которые бросают вызов тысячелетним традициям деспотизма. Бюрократический капитализм позволяет чиновникам грабить страну в огромных масштабах, но в то же время он создает новый рабочий класс, который растет за счет наплыва мигрантов из сел, и потенциально может объединить вокруг себя другие социальные силы (крестьян и студентов) на борьбу против бюрократии.

– Какую роль сыграла КПК в возрождении капитализма в Китае, и какие выгоды она получает от этого?

Верхушка бюрократии сознательно решила восстановить капитализм. Дэн Сяопин предчувствовал подобное развитие еще в 1984-м году, когда Китай подписал соглашение с Великобританией по поводу Гонконга. Напомню, там было прописано, что капиталистические отношения сохранятся в Гонконге на протяжении 50 лет после его передачи Китаю, что полностью противоречило социалистическим принципам того времени. А позже Дэн Сяопин заявил, что капитализм в Гонконге может сохраниться и по истечении этого периода. Уже в 1987-м он говорил членам делегации африканских стран: «Не следуйте по пути социализма. Делайте всё, что можете для обеспечения экономического роста». Последовавший в 1989-м году разгром демократического движения означал также и то, что КПК к тому времени уже существенно трансформировалась в капиталистическую партию.

Но меня не убеждают слова некоторых маоистов, возлагающих всю вину на одного лишь Дэн Сяопина. Ведь, по сути, Дэн Сяопин не встретил никакой существенной оппозиции своему курсу. Наоборот, его политика была с энтузиазмом встречена бюрократией – то есть, можно сказать, что он делал именно то, чего бюрократия и хотела. Что, собственно, не должно удивлять никого из социалистов – ведь даже во времена Мао, когда бюрократия была настроена жестко антикапиталистически, она, все же, оставалась привилегированной правящей элитой, монополизируя право на распределение социальных благ посредством монополизации управления государством.

Как и всякая правящая элита, бюрократы никогда не были довольны своим уровнем зарплат – хотя он в 10-30 раз превышал уровень зарплаты простых рабочих. Чиновники всегда желали получить больше. Поэтому их основной интерес заключался в возрождении частной собственности – они не желали быть просто преданными слугами народа, защищающими и оберегающими коллективную собственность.

Реформа цен в конце 1980-х годов породила прослойку так называемых guandao – чиновников, наживавшихся с помощью спекуляции. Чиновники практически всех государственных департаментов основывали различные частные компании, приносившие им немалую прибыль. Так бюрократы стали перерождаться в капиталистов. Это вызывало, естественно, возмущение в народе, вылившееся в антиправительственные протесты 1989-го года.

Тогда же, в 1989-м году, КПК смогла раздавить всю оппозицию капиталистическим реформам – что уже говорит о том, что она существенно трансформировалась и перестала быть антикапиталистической партией. Тур Дэн Сяопина по южным регионам в 1992 году стал сигналом о том, что КПК делает резкий прыжок в сторону полной интеграции страны в систему глобального капитализма. Однако для обеспечения успешности подобного прыжка, недостаточно было подавления всех последствий 1989-го. Необходимо было сначала сокрушить силу рабочих государственных промышленных предприятий. Поэтому эти предприятия были приватизированы, а затем были на них уволены более 40 миллионов рабочих.

– Как формировался новый рабочий класс из мигрировавших в города крестьян, и чем отличается сознание этой части рабочего класса от сознания «старого» рабочего класса государственного сектора?

– Положительной чертой возрождения капитализма в Китае (в отличие от того, что происходило в странах бывшего советского блока) стала ускоренная индустриализация. В результате количество китайских наемных рабочих растет огромными темпами. Сейчас они составляют половину трудоспособного населения Китая и четверть всех индустриальных рабочих мира. И большинство из них – мигранты из сельской местности. То, что они фактически являются центром производства и распределения, потенциально делает мощнейшей социальной силой. Однако на данный момент они еще являются, скорее «классом в себе», чем «классом для себя».

– Можете рассказать о недавних примерах борьбы, когда участники протестов поднимали вопросы о рабочей демократии, требовали улучшения условий труда или выступали против политики приватизации?

– Особый интерес представляют два недавних случая. Во-первых, это недавняя забастовка 700 рабочих компании Ohms Electronics Shenzhen Co, которая является бизнес-партнером японской транснациональной корпорации «Панасоник». Забастовка длилась три дня – с 29 по 31 марта 2012 года. Рабочие требовали повышения зарплат и сокращения трудового дня. Они также требовали переизбрания руководства профсоюза, которое не представляло их интересы. В открытом письме от 26 марта бастующие заявили, что руководитель профсоюза был назначен менеджментом компании и сам являлся ее менеджером, что является грубым нарушением закона о профсоюзах.

Забастовка началась, когда требования рабочих поддержало низшее звено менеджеров и охрана предприятия. Рабочие также использовали социальные сети – китайский аналог Твиттера – Weibo, чтобы всем рассказать о своих требованиях.

Хотя впоследствии менеджменту предприятия удалось расколоть сотрудников предприятия, вынудив низовой менеджмент не поддерживать рабочих, забастовка продолжилась, и бастующие смогли выбить уступки – компания вынуждена была удовлетворить их экономические требования и согласиться на переизбрание руководства профсоюза. В конце апреля – начале мая прошли выборы руководства профсоюза, и хотя на них был избран новый руководитель, он также оказался менеджером компании. Рабочие вновь заявили о манипуляциях и обмане в ходе выборов. И все же, половина из членов нового профкома были участниками забастовки. Сейчас из-за репрессий и цензуры на этом предприятии сложно проверить подлинность информации о происходящих там событиях.

Данный инцидент является хорошим примером для рабочих из числа сельских мигрантов, которые если и решаются на забастовку, то обычно все же не сознают важности профсоюзов, так как у них не развита еще коллективная идентификация самих себя, как представителей рабочего класса. Я не знаю, повлияла ли на забастовку рабочих этого предприятия состоявшаяся ранее забастовка на заводе Honda Foshan 2010-го года. Но в любом случае эта забастовка, о которой я таже хочу рассказать, считается значительной вехой в развитии сознания рабочих из числа сельских мигрантов.

В мае 2010-го года 1800 рабочих завода Honda Foshan организовали забастовку, требуя повышения зарплат и реорганизации своего профсоюза, что вызвало летом того же года целую волну забастовок на автомобильных заводах, принадлежащих иностранным компаниям. В открытом письме рабочие завода Honda Foshan осудили деятельность своего профсоюза: «Мы возмущены тем, что руководство профсоюза пожинает все плоды рабочей борьбы. Мы требуем, чтобы профком завода избирался лишь рабочими производственных цехов».

Примечательно, что в своем открытом письме рабочие заявляют о том, что ведут борьбу не только за свои интересы, а за интересы всех рабочих Китая. Столь продвинутый взгляд на вещи – большая редкость для рабочих мигрантов из сельской местности. Забастовка длилась более двух недель и закончилась после того, как руководство завода согласилось на повышение зарплаты для обычных рабочих – на 35% и для учеников на испытательном сроке – на 70%.

Позже менеджмент завода согласился и на переизбрание руководства профсоюза – хотя, как оказалось впоследствии, рабочим позволили переизбрать лишь часть профкома, а сам руководитель профсоюза, который вызывал наибольшее негодование бастовавших рабочих, сохранил свою должность. Поэтому через год, в ноябре 2011-го, состоялись новые перевыборы профкома, которые опять же не были демократическими – так как действовавшее руководство профсоюза полностью монополизировало возможность выдвижения кандидатов. Таким образом, при перевыборах, вновь оказались избранными представители менеджмента и действующее руководство. При этом все рабочие лидеры забастовки оказались отодвинутыми от участия в выборах. Однако, несмотря на это, уже сам прецедент забастовки показывает, что рабочие, все-таки, обладают определенной силой.

Подобные примеры рабочей борьбы (как и призывы к необходимости контроля профсоюзов простыми рабочими) демонстрируют нам совершенно другой имидж китайских рабочих. Мы видим борцов за свои права – вместо привычного образа социально уязвимой социальной группы, которая нуждается в помощи извне для организации сопротивления и не в состоянии самостоятельно бороться с несправедливостью, как те же рабочие Foxconn, решившие покончить жизнь самоубийством. (В 2010-11 на китайских заводах Foxconn, где собираются ай-поды и ай-фоны корпорации Apple, прокатилась волна самоубийств – рабочие не выдерживали графика работы по семь дней в неделю, и по 10-14 часов работы в день – прим. пер.).

– Как влияет возрождение капитализма в Китае на окружающую среду и ведется ли борьба за ее сохранение?

– Та головокружительная скорость, с которой проводилась индустриализация Китая, породила серьезные проблемы, связанные с нехваткой питьевой воды и с загрязнением воды. Сейчас от 400 до 660 городов Китая страдают от недостатка питьевой воды, причем 136 из этих городов испытывают катастрофическую нехватку водных ресурсов. Около трети населения Китая в целом испытывают нехватку чистой питьевой воды. Семьдесят процентов рек и озер страны загрязнены. Строительство более 25 000 крупных дамб причинило серьезный экологический вред и вызвало миграцию миллионов человек из затопляемых районов.

Поскольку к соблюдению законов о защите окружающей среды относятся весьма небрежно, то и размер загрязнения окружающей среды, вызванного индустриализацией, никто не определял. Однако все большее количество людей ощущают на себе загрязнение воздуха и воды, и потому самостоятельно пытаются взять ситуацию под свой контроль.

Интересным примером этому являются протесты против строительства параксиленовых заводов по всей стране. Параксилен (РХ) используется при производстве химволокна и пластиковых бутылок. Некоторые доклады экологов (хотя их данные не были проверены) говорят о том, что, по меньшей мере, 13 таких заводов по стране являются причиной серьезного ухудшения здоровья местных жителей. Первый из широко освещавшихся экологических протестов организовали жители Сямыня, выступившие против строительств РХ-завода – и им удалось добиться остановки строительства. Их пример воодушевил жителей Даляня, где в 2011-м году прошла десятитысячная демонстрация с требованием закрыть такой же завод. Этот протест вынудил мэра пообещать закрыть предприятие. Впоследствии появлялись сообщения о том, что завод в Даляне может возобновить свою работу – но уже вскоре все подобные сообщения были удалены с китайских сайтов.

Борьба против РХ-завода разгорелась недавно и в Нинбо. В октябре 2012-го руководство Нинбо объявило о планах строительства такого завода, что сразу же вызвало волну протестов местных жителей. Протесты длились до 28 октября, и на улицы вышли более 10 000 человек, которые, в конце концов, вынудили правительство приостановить реализацию проекта. Хотя сейчас пока трудно сказать, окончательна ли это победа.

Однако наиболее важным здесь является тот факт, что подобные примеры борьбы отражают постепенные перемены в менталитете китайского народа. После разгрома демократического движения в 1989-м году в народе ощущалась полная деморализация. Этот же страх преобладал в настроениях рабочих госпредприятий, не сумевших организовать эффективное противостояние приватизации их заводов и фабрик. Но сейчас заметно, что страх отступает. Растет количество забастовок, и руководство нередко вынуждено идти на частичные уступки рабочим.

То же самое касается и борьбы крестьян по защите своей земли и экологических протестов. Хотя все эти протесты и не выдвигают политических требований, но сам пример борьбы и частичные победы помогают другим побороть страх. Надеюсь, они помогут изменить и сознание наших консервативных интеллектуалов, которые опасаются любых народных восстаний.

Терри Конвей

Links

Перевод Дмитрия Колесника

Читайте по теме:

Леонид Грук. «Красные песни» и «чунцинская модель» 

Славой Жижек. Капитализм радикализуется

Леонид Грук. Лига плюща и Коммунистическая партия Вьетнама